Предыстория Редко когда мальчик радостный спешил из школы домой. Но сегодня он непременно должен рассказать отцу о своих успехах. Незамеченный Катариной, которая отругала бы пасынка за то, что беспокоит отца во время занятий, и Дианой, которая, конечно, наябедничала бы на него, мальчик прошмыгнул в музыкальную комнату, откуда изо дня в день, из недели в неделю доносились дрожащие, неуверенные звуки. – Папа, я единственный получил высший балл по математике. Не отворачиваясь от партитуры, отец поднял левую руку, призывая сына к терпению. В то время как правой продолжал играть. Этот инструмент был весь его мир и последняя надежда. Сочинение должно быть закончено, отец говорил об этом за ужином – единственным за долгое время, когда семья собралась вместе. – Папа, я пришел из школы. И на этот раз отец не отреагировал, только еще ниже склонился над клавишами, словно пытался силой выбить из них нужные звуки. Ему это не удавалось. Даже неискушенному слушателю было ясно, что пальцы не слушаются прославленного исполнителя. Но музыкант упорствовал, никак не желая признавать себя больным, и довел партитуру до конца, до последней ноты. – Ты знаешь, что значит для меня эта вещь, – строго заметил он, когда наконец развернулся на фортепианном стуле. – Она слишком мрачная, – отозвался мальчик. И это было то, чего отец не хотел слышать. – Мрачная, значит, – разочарованно сказал он, потому что сын опять ничего не понял. Однажды отец в порыве отчаяния чуть было не лишил мальчика наследства. «Он – ничто и ничего не получит» – так тогда сказал маэстро. – Может ли пьеса об ангелах быть мрачной? – Отец испытующе посмотрел на сына. – Разве ангелы никогда не плачут? – в свою очередь удивился тот. Отец махнул рукой. – Ну, что там у тебя? Зардевшись от гордости, мальчик протянул тетрадь с отметкой: – Лучшая работа в классе! – Математика? Так, так… – Отец лишь мельком взглянул на контрольную работу. – А что у тебя с оценками по музыке? – Нам не ставят оценок, – солгал мальчик. На самом деле по музыке у него была стабильная тройка. Но даже если б мальчику удалось повысить ее на один балл, на отца это не произвело бы впечатления. – Иди делай уроки. Отец опять повернулся спиной к мальчику и возобновил попытки музицирования. Некоторое время мальчик не двигался с места. Он чувствовал себя одиноким, хотя отец был в каких-нибудь трех метрах. В конце концов мальчик вышел из комнаты с опущенной головой. В коридоре остановился у лестницы и долго смотрел на ступеньки, не решаясь подняться к себе. Ему придется пройти мимо комнаты Дианы, между тем как деревянные ступеньки скрипучи. Мальчик до сих пор так и не понял, какие именно, но Катарина обязательно услышит его шаги. У нее чуткий слух – наверное, поэтому она и поет так хорошо. – Выше! – кричит Катарина в комнате Дианы. – Еще выше! Диана выводит голосом трели. Даже в свой день рождения она вынуждена заниматься. Отец мальчика сегодня подарил ей наручные часы, и их нужно отработать. Диане только десять лет, а ее голос мелодичен, как у дрозда, и по диапазону не уступает соловьиному. Так считает ее мать, по крайней мере. А мальчик видит в сводной сестре скорее самовлюбленного павлина, который издает резкие, каркающие звуки, в некоторых странах Восточной Европы называемые «дьявольским пением». Мальчику не нужно делать уроки, но он будет решать математические задачи ради собственного удовольствия. Когда-нибудь и отец поймет, как важна математика в жизни. Мальчик на цыпочках поднимается по лестнице. Дверь в комнату Дианы приоткрывается, но оттуда выбегает серая полосатая кошка. Клеопатра останавливается на середине лестницы и смотрит на мальчика как на чужого в этом доме. Клеопатра появилась здесь вместе с Катариной и Дианой и в первый же день чуть не выцарапала глаз мальчику, когда он попытался взять ее на руки. С тех пор мальчик и кошка избегают друг друга. Добравшись до своей комнаты, мальчик снимает школьный ранец и спешит покормить хомяка. Но Вурсти, который в это время суток обычно прячется в соломе, и след простыл. В испуге мальчик роняет домик на пол. Вурсти слишком слабый и толстый, чтобы выбраться на свободу самостоятельно. Тем более что стенки у его домика стеклянные. Преодолев страх, мальчик спешит в комнату Дианы, где мать и дочь увлеченно музицируют. – Да как ты смеешь, ничтожество, – шипит Катарина и угрожающе движется в сторону мальчика. – Здесь запретная зона для тебя, – поддакивает матери Диана, возможно даже толком не осознавая, что значит «запретная зона». – Вурсти пропал, – говорит мальчик. – И что? – усмехается Катарина. – Может, Клео его съела. Диана злорадно смеется. Мальчик вздрагивает и оборачивается в сторону коридора. Кошка и в самом деле выглядит подозрительно довольной и сытой. Часть III Глава 45 Вторник, 18:55 Арне уже не мог припомнить, когда в последний раз бывал в Опере. Он сидел в первом ярусе рядом с ложей и недоумевал, задействовала ли Инге какие-то личные связи, чтобы заполучить такие удобные места, – или это Ханс Лео, который бронировал билеты, решил таким образом задобрить полицию. Так или иначе, в тот момент, когда оркестр закончил настройку инструментов, Арне настигло чувство, что нечто подобное с ним уже случалось. А именно во время воскресных посещений церкви с родителями. За несколько минут до начала службы в зале воцарялась такая же сакральная тишина, нарушаемая разве что осторожными покашливаниями и перешептываниями. Арне становилось не по себе. Теперь нужно было исхитриться развернуть конфету настолько бесшумно, чтобы не получить за это подзатыльник. Это тогда у него сложились сложные отношения с церковью. – У тебя крепкие нервы, – прошептала Инге. – Потому что я здесь с тобой? Арне все еще злился, что коллега увязалась с ним в театр без приглашения. – Нет, просто ты не переоделся. Инге была в вечернем платье с блестками на рукавах. В представлении комиссара коллега походила скорее на костлявую смерть в облегающем черном платье. При этом он не мог не отдать должное ее фигуре. В довершение Инге источала тонкий парфюмерный аромат, напоминающий о цветущих каштанах. Арне понюхал ворот своего пиджака и невольно поморщился. От него несло двенадцатичасовой рабочей сменой. Комиссар приехал в Земперопер прямо из отдела, в то время как Инге уделила несколько часов подготовке. В последний момент она буквально оторвала Арне от компьютера. …Он вздрогнул, когда Инге похлопала его по колену: – Не волнуйся, через три часа все закончится. Когда же погасили свет и дирижер встал перед оркестром, Арне от стыда еще глубже вжался в кресло. Эта музыка пробирала до костей уже с момента открытия занавеса. Действие первого акта разворачивалось на убогом постоялом дворе, где рыцарь Рупрехт встретил Ренату – свою большую любовь. Арне сразу узнал Андреа Кривицки, несмотря на костюм. А вот Рупрехт в легких современных доспехах меньше всего ассоциировался у комиссара с Леннардом Юхансоном. Арне был поражен вокальным диапазоном тщедушного певца, прибывшего в Германию из Швеции в возрасте шестнадцати лет, согласно биографической справке, и исколесившего полстраны в качестве уличного музыканта. Арне быстро понял, против чего протестовали люди с плакатами на площади перед театром. Но, несмотря на откровенно футуристическую сценографию и костюмы, содержательная сторона строго соответствовала оригиналу. Вот Рупрехт слышит крики Ренаты за закрытой дверью. Бросается в комнату, укладывает ее в постель. Рената рассказывает Рупрехту о том, как в детстве увидела огненного ангела по имени Мадиэль. Такова завязка трагедии. Скоро Арне начала одолевать усталость. Комиссару стоило труда открыть глаза, когда Инге толкала его в бок или публика в очередной раз разражалась аплодисментами. – Здорово, правда? – прошептала Инге. На что Арне тяжело закивал: – Только жестковато, на мой вкус. – Расслабься, наконец. – Просто я рассчитывал на большее. Все это время Арне ждал «Ангельской симфонии» Кристиана Хуса, но ее, конечно, не было в партитуре оперы. Он надеялся, что спектакль задаст толчок расследованию, но к концу второго акта знал не больше, чем в самом начале первого. И только после антракта, во время которого комиссар был рад, что ему есть с кем поговорить за стаканом апельсинового сока, действо на сцене хоть немного стало его занимать. Книготорговец Якоб Глок представлял книгу о каббале. Массовка держала таблички с буквами и цифрами. Мефистофель и Фауст уничтожали таблички одну за одной, так что под конец остался только ряд: 3–9 – 1–7 – 1–3 – 4, едва ли значивший что-либо для кого-нибудь из зрителей, кроме Арне. Он-то в считаные секунды смог перевернуть цифры вверх тормашками и прочитать сообщение. – Святая[21], – пробормотал Арне. – Что ты сказал? – забеспокоилась Инге. Сбитый с толку увиденным, Арне молча показал в сторону сцены. Но объяснить ничего не успел, потому что в их ряду началась суматоха. Откуда ни возьмись над ухом комиссара появился Ханс Лео в сопровождении служителя зала, наклонился к Арне и прошептал несколько слов. – Что? – громко переспросил комиссар и, не дожидаясь ответа, добавил: – Где?