Пристанище Аддарии, облицованное светло-голубым камнем, возвышалось в центре площади как диковинный десерт на блюде. С башенками, ориентированными на четыре стороны света, с главным входом, обращенным на юг. И сейчас по обе стороны от входа, сдерживаемые выстроившейся в цепочку стражей, толпились жители и гости города. Конечно, большая часть была людьми, но мелькали среди них и эльфийские уши, и традиционные шапочки гномов, и вампирские сложные косы. Перед дверями Ирвин на секунду отпустил мою руку, осеняя себя кругом, дождался, пока я сделаю то же самое, а затем сделал знак двум стражникам. Высокие, выкрашенные в ярко-синий цвет створки разошлись, пропуская нас в храм Судьбы. И вновь две колонны разумных, обступившие синюю же ковровую дорожку, пролегающую к самому алтарю. Знакомые и нет, шикарно одетые или выбравшие традиционные храмовые накидки, дастарцы и чужаки. Я улыбалась приветливо всем сразу, выхватывая взглядом родных и близких: Мартина с неизменным блокнотом для набросков, Бертрана с молодой женой, Тиля, поддерживающего под руку еще больше округлившуюся супругу, замахавшую мне с привычным для нее энтузиазмом. Ближе стояли сестры с мужьями и детьми. Племянников у меня уже был целый десяток — самому старшему, сыну Нейни, недавно исполнилось четырнадцать, дочери Денизы не было еще и года. А пана, поддерживающий тетушку, и его величество с сыном расположились впереди всех. Ступая медленно и торжественно, мы приблизились к диа[27] Аришьену — верховному жрецу Аддарии. Босой мужчина в голубой накидке, из-под которой выглядывали белые брюки и рубашка, темноволосый и совсем не старый всегда казался мне похожим скорее на воина в отставке, нежели на служителя храма. Даже интересно, что привело его в эти стены. Впрочем, глупый вопрос. Сюда его наверняка привела сама же судьба. Диа жестом предложил нам подойти ближе и встать лицом друг к другу, положив ладони на алтарь, в роли которого выступал отполированный почти до блеска камень серого цвета. Боюсь даже представить, сколько времени и сил потребовалось, чтобы привести его к такому виду — рилл считался одним из самых твердых камней в мире. Алтарь оказался холодным — гораздо холоднее воздуха в помещении и уж тем более температуры тела. Я едва сдержала дрожь, прошедшую по телу. А может, она и не от холода вовсе? Скорее бы все закончилось. Жрец, словно подслушав мои мысли, расположил руки над алтарем ладонями вниз, но не касаясь его, и негромко начал: — Светлого дня, гости пристанища сего… Речь его звучала на дастаране — языке, который использовался в нашей стране до того, как в обиход вошел самари. Было это более двух веков назад, и сейчас услышать его можно было разве что на церемониях и службах в храмах да в старых заклинаниях. И в учебных заведениях изучался он постольку-постольку, в весьма ограниченном объеме. Так что понимала жреца я сейчас только частично. Но и этой части хватало, чтобы осознать смысл слов. Диа Аришьен говорил о любви, верности и преданности, о важности тех обещаний, которые мы собирались сегодня дать друг другу, о кружевах Аддарии, в которые сплетаются чужие судьбы, но в которых каждому даровано право выбора. В какой-то момент, вслушиваясь в плавное журчание дастарана, я как будто погрузилась в подобие транса, не чувствуя уже холода. А может, камень просто нагрелся от тепла рук. Стало странно спокойно, вся суета и все волнение остались где-то там, за дверями храма. Говорят, невесты нервничают на свадьбе? Что ж, может быть. Я же была собранна и как никогда уверена в том, что делаю. Жрец закончил положенную речь и замолчал на мгновение, готовясь перейти к самому бракосочетанию. Справа, из-за спины Ирвина приблизилась его тень, чтобы вручить диа шкатулку с кольцами. И я спиной почувствовала, как синхронно шагнула Клара, которой я загодя передала через Азиру браслеты и указания, что она должна сделать. Ирвин раньше других сориентировался и стремительно перевел взгляд на меня. Губы начали сами разъезжаться в улыбке. Что, лайд, этого вы не ожидали? Что же теперь станете делать? Не хотелось устраивать фарс на собственной свадьбе, но не я это начала, верно? Жених чуть качнул головой, выражая отношение к моему поступку, и повернулся к жрецу, кивком давая ему понять, что тот понял все верно. Кажется, диа тоже с трудом сдержал улыбку. А может, все дело в освещении. А затем забрал обе шкатулки из рук теней. В небольшую, едва заметную выемку в центре алтаря между нашими распростертыми по поверхности камня ладонями скользнули сначала кольца, а затем и браслеты. Коробочки вернулись к теням, после чего те отступили на свои места. — Илгерта Навастири Таури, — я едва не вздрогнула, услышав прозвучавшее имя, — перед лицом богов и разумных подтверждаешь ли ты желание вступить в брак с этим мужчиной? — Подтверждаю, — подавив нервное желание переспросить, с каким конкретно «этим», твердо произнесла я. — Обещаешь ли чтить заветы богов и предков, быть достойной женой мужа своего и относиться к нему, как к себе? — Обещаю. — Ирвин Тэймари Аратэр, — обращаясь уже к жениху, продолжил диа, — перед лицом богов и разумных подтверждаешь ли ты желание вступить в брак с этой женщиной? — Подтверждаю, — не сомневаясь ни секунды, откликнулся тот. — Обещаешь ли чтить заветы богов и предков, быть достойным мужем жены своей и относиться к ней, как к себе? — Обещаю. — По праву, дарованному мне Аддарией, одной из девяти, я объявляю тебя, Ирвин Аратэр, и тебя, Илгерта Аратэр, мужем и женой. Обменяйтесь браслетами… и кольцами, дабы отныне они напоминали вам о важности принятого в этот день решения. Ирвин первым подхватил с алтаря меньшее из колец и надел на безымянный палец послушно протянутой мной левой руки. А затем защелкнул на запястье прямо поверх рукава платья и браслет. И протянул собственную руку в ответ. Надеюсь, никто не заострил внимания на том, как дрожали пальцы у невесты, пытавшейся с первого раза попасть альрамовым ободком на палец жениха. С браслетом справиться оказалось проще. — Ирвин, можете поцеловать супругу, — уже не сдерживая улыбки, разрешил диа. Вот и настал момент истины… Я на ватных ногах обошла алтарь и встала перед новоиспеченным мужем. Ирвин положил правую руку мне на талию, притягивая ближе к себе, а левой осторожно обхватил шею. Приближающееся лицо мужа заставило закрыть глаза, ожидая прикосновения губ и заставляя себя смириться с неизбежным. И оно последовало. То, что у меня до сих пор не было серьезных отношений, вовсе не означало, что я никогда ни с кем не целовалась. Но я бы покривила душой, если сказала, что кто-то из этих парней мог сравниться с Ирвином. Целовался он, не в храме будет сказано, божественно. Какое там смириться! Спустя пару секунд я уже совершенно забыла об этом намерении, а заодно и о том, что еще недавно считала этого мужчину отмороженным надутым индюком. А после того, как его язык скользнул по моим губам, вынуждая их раскрыться… Когда Ирвин оторвался от меня, напоследок еще раз, почти невесомо, поцеловав, реальность с трудом возвратилась в привычное русло. Мысль о том, что я только что целовалась с мужчиной на глазах целой уймы народа, мелькала, но где-то на самом краю сознания. А пальцы правой руки крепко переплелись с пальцами мужа. Его величество первым подошел к нам с Ирвином, опережая остальных. Впрочем, не сделай он этого, едва ли кто-то рискнул бы опередить самого короля. Я сделала попытку присесть в реверансе — до этого момента не было возможности поприветствовать его, но муж удержал меня. А затем и сам король подтвердил правильность такого решения, жестом попросив мою руку и склонившись в поцелуе равного — равной, одним этим уже показывая, что признал меня таковой. А затем подтвердил это, произнеся: — Добро пожаловать в семью. — Благодарю вас, ваше величество. — На этот раз я отпустила руку Ирвина и все-таки присела в легком реверансе, придерживая кончиками пальцев кружевную накидку платья. — Лайд Инзор, — с улыбкой поправил меня он. — Лайд Инзор, — послушно повторила я. — Присоединяюсь к словам отца. — Место короля занял принц, повторяя его маневр. И серые глаза, блеснувшие из-под темных бровей, кого-то мне напомнили. Но ощущение было столь мимолетным, что уловить его я не успела. — Добро пожаловать в семью, сестренка. Ирвин вздрогнул. Может, незаметно для других, но вполне ощутимо для меня, так как стоял почти вплотную. И переводя взгляд на него, чтобы понять, что произошло, я уловила выражение лица отца. Папу вообще было сложно прочитать, поэтому я не могла быть уверена, но что-то подсказывало — он недоволен тем, как Истар назвал меня. Но почему? Что плохого в том, что кузен мужа отнесся ко мне благосклонно? Это не было чем-то большим, чем внимание к родственнице, определенно принц не был заинтересован во мне, как в женщине. Обдумать эту мысль мне не дали — тетя, в который раз за день не скрывающая слез, на время забыв о строгих рамках аристократического воспитания, порывисто обняла сначала меня, а затем и Ирвина. — Зайни, — умоляюще произнесла я. В горле запершило, несмотря на то, что мои чувства были притуплены. — Прости, девочка моя, — утирая глаза кружевным платочком, произнесла она. — Я так за вас рада. — Спасибо, лайдин Силета. — Обвивая мою талию рукой, Ирвин коснулся второй ее плеча. — Я постараюсь сделать все, чтобы Илгерта была счастлива со мной. Не могу сказать, будто я тут же поверила его словам, но звучали они очень убедительно, стоило сказать спасибо хотя бы за это — мне не хотелось, чтобы тетя беспокоилась о нашем семейном благополучии. Надеяться на это самое благополучие было бы весьма наивно. Папа, как обычно, оказался немногословен. Поцеловал меня в лоб, прошептав: «Я горжусь тобой», и развернулся к Ирвину. Мне всегда было сложно уловить смысл вот таких мужских жестов, и сейчас, когда отец положил руку на плечо мужа, а взгляды их скрестились, я не была уверена в том, что это должно было значить. Хотя, вполне возможно, между ними шел молчаливый разговор, знать о сути которого остальным было необязательно. Наконец Ирвин кивнул, подтверждая мою теорию. И лишь после этого король с принцем, а вслед за ними и папа с тетей отошли в сторону, позволяя поздравить нас остальным. И я вдруг испытала весьма острое желание попросить политического убежища у кого-нибудь из присутствующих правителей. Потому что мои милые, любимые, нежные и воспитанные сестренки умудрились в считаные секунды забить мою голову целой кучей полезной и не очень информации. Признания в том, как они меня ценят и любят, как рады за нас с Ирвином, лились рекой. Пожелания отчего-то неизменно скатывались в область продолжения рода. А советы, неизменно произносимые на ухо, в основном делились на не очень приличные и на очень неприличные. А уж то, что порекомендовала Лизандра, из ее уст я вовсе предпочла бы не слышать и дальше оставаться уверенной, что девятнадцатилетняя сестра в данной области знаний не просвещена. Лишь младшенькие вели себя подобающе. И я вновь почувствовала першение в горле при мысли, что теперь видеться с девочками получится гораздо реже. Особенно когда Мади, поцеловав собственную ладошку, прикоснулась ею к моей щеке. — Люблю тебя, — повторяя ее жест, произнесла я. Губы Мадлен раздельно и не очень уверенно проартикулировали то же самое. — Не могла подождать, пока сыночек соизволит появиться на свет, — закончив с поздравлениями, попеняла мне подошедшая в сопровождении супруга Налиада. Бежевое платье еще больше усиливало ее сходство со сдобной булочкой. — Не могла, — сдержав попытку показать ей язык, что было бы ну совершенно не к месту, произнесла я. — И ты это знаешь. — Знаю, — тут же вздохнула Нала, — но от этого не легче. Когда уже… — Договорить она не успела, ойкнув и обхватив ладонями живот. — Что, сейчас?! — Кажется, в голосе Тиля слышался почти священный ужас. — Не рожаю я, успокойся, — мимолетом погладив мужа по щеке, отмахнулась подруга. — Но мне очень-очень надо вас покинуть… — И, не теряя времени, двинулась по направлению к юной послушнице храма, стоящей у стены. — Где список? — оглядевшись по сторонам и удостоверившись, что нас никто не подслушивает, а вниманием новоиспеченного мужа полностью завладел князь Ренард, почти прошипела я на ухо Тилю. — С собой, — так же тихо откликнулся он. — Но тебе его все равно некуда спрятать, так что… — Почему раньше не принес? — Куда? Во дворец? Не нервничай, пришлю тебе его в арл от имени Налы. Не думаю, что твой муж возьмется читать личную корреспонденцию. — И уже громче: — Лайд Ирвин, мое почтение. — Господин Тилистер. — Как-то быстро освободившийся от вампира муж подошел настолько тихо, что если бы не Тиль, архайна с два я бы его услышала. — Я рад, что у моей супруги столь преданные и внимательные друзья. Было в его словах что-то такое… Намек или предупреждение, я не поняла точно. Но Тилистер, очевидно, понял. И, ни капли не смущаясь, подтвердил: — Я тоже этому рад, ваша светлость. — Нам пора во дворец? — прервав не успевшую толком начаться пикировку взглядами, я перевела внимание Ирвина на себя. — Да, нас уже ждут. — И, не прощаясь с Тилем, с которым непременно мы увидимся позже, повел меня из храма. Дорога до дворца не занимала много времени, но ее тоже положено было преодолеть по городу без использования портала. Я вновь позволила Ирвину помочь мне расположиться в экипаже и даже развернулась немного, чтобы ему было удобнее обнимать меня. Что ж, с этим нужно смириться как можно скорее — теперь это стало его правом и… его обязанностью. Разумеется, близкие мне и Ирвину люди были в курсе истинной подоплеки этого брака, а для остальных придется играть положенные роли. Вот только выйдет ли? Из меня получилась бы плохая актриса, это точно. Я не любила, да и не умела толком лгать, что в данном случае было существенным минусом. Но неужели не сумею создать хотя бы видимость привязанности и теплых чувств к мужу? Достаточно чуть повернуть голову влево, чтобы увидеть его профиль. Украдкой, чтобы сам Ирвин, увлеченный дорогой, как будто в этом был какой-то смысл, этого не заметил. И признать, что других я могу сколь угодно долго убеждать в том, что считаю Аратэра не более чем надутым индюком, но вот как убедить в этом себя? После поцелуя в храме… Нет, я вовсе не влюбилась и не пала жертвой его чар, потому что и чар-то никаких не было. А вот убедиться в том, что не так Ирвин холоден, каковым хочет казаться, сумела вполне. И у него будет шанс доказать, что я не ошиблась, уже сегодняшним вечером. В нашу первую брачную ночь. Я почувствовала, как кровь прилила к щекам, и подняла руку, чтобы коснуться кожи. Но вместо этого, слушаясь резанувшего, словно ножом, предчувствия, почти выкрикнула: