Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 3 из 52 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Йеппе тщательно вытер руки и сунул мятую салфетку в карман. Затем стерильными пальцами взял протянутую Анетте через плечо бумажку с холодильника, исписанную крупным, беглым и трудноразборчивым почерком, с четырьмя именами и телефонами. Стационарный номер Грегерса Германсена, ниже – мобильные телефоны двух девушек. Каролины Боутруп и Юлии Стендер. В самом низу стояла заглавная буква К, после нее – несколько каракулей и еще один номер. Анетте приподняла оградительную ленту и открыла дверь в квартиру со словами: – Ну что, девушки? Как продвинулись? – А, Анетте! Наверное, булочки на завтрак принесла? – весело ответили ей из квартиры. Анетте надела голубые бахилы и, смеясь, вошла внутрь. Место преступления – там она всегда была на коне. Полицейский с собакой уже закончил работать в коридоре, Йеппе кивнул кинологу, который собирался спускаться вниз со своей овчаркой. Теперь им предстояло изучить двор и близлежащую часть улицы в поисках хоть какого-то предмета, сохранившего человеческий запах, что, впрочем, могло оказаться совершенно бесполезным в деле поиска преступника. Йеппе нагнулся за полиэтиленовыми бахилами. Последний раз он надевал такие прошлой весной, когда они с Терезой перекрашивали прихожую в серый цвет, официальное название которого звучало как «духовные откровения», что дало им повод для многочисленных шуток. Он возился с бахилами долго. Десять лет работы в криминальном отделе научили его стойко выносить вид изувеченных тел, но он никогда не позволял себе расслабиться на месте преступления. Возможно, дело было в обострившейся с возрастом восприимчивости. В осознании смерти как основополагающего закона. А может, просто давало себя знать влияние коктейля из медикаментов, который пришлось проглотить по дороге, чтобы унять сильнейшие боли в спине. Йеппе натянул латексные перчатки, на секунду задержал руку на дверном косяке и последовал за Анетте. Все начиналось сразу за входной дверью. Кровь перепачкала стены и пол, белые стрелки на небольших черных наклейках отмечали направление брызг. В дверном проеме фотограф-криминалист запечатлевал на снимках груду окровавленной одежды. Ощутив теплый запах парного мяса, Йеппе попробовал дышать ртом. Стала сильнее пульсировать вена над правым глазом. Это только поначалу так, через несколько минут привыкаешь. Прихожая вела в комнату, выполнявшую, по-видимому, несколько функций. Там стоял деревянный обеденный стол, окруженный складными стульями, диван, старинный сундук, используемый как журнальный столик, и угловой письменный стол с открытым ноутбуком. Несмотря на теплое летнее утро, все три створки окна, выходящего на Клостерстреде, были плотно закрыты. Воздух был спертый, и Йеппе почувствовал себя некомфортно. Гражданский специалист, которого настоятельно рекомендовали пригласить в отделе дактилоскопии, стоял на коленях в своем хлопчатобумажном костюме и обрабатывал блестящие стеновые панели. Духота становилась давящей. Йеппе прислонился к стене, опустив глаза и пытаясь сделать вид, что задумался. Нужно было немного постоять и отдышаться, чтобы преодолеть недомогание и выровнять сердцебиение. Только не слушать учащенный пульс. Ни в коем случае не поддаваться приступу страха. Он взял себя в руки и, кивнув в направлении стены, поинтересовался: – Есть что-нибудь? Дактилоскопист молча двигался на карачках задом вдоль стены. Это был один из гражданских специалистов, прикрепленных к Центру криминалистической экспертизы. Йеппе не очень хорошо был с ним знаком. Гражданских к криминальным делам обычно не привлекали, но во время летних отпусков действовали иные правила, чем в течение всего остального года. Йеппе откашлялся. – Нашли что-нибудь? Дактилоскопист поднял глаза, раздраженный тем, что его отвлекают. – Много всего. На бутылках и стаканах, на нескольких бумагах и клавиатуре ноутбука. Ряд неплохих образцов рядом с телом. Но здесь давно не прибирали, отпечатки могут оказаться старыми. Он вновь склонился над панелью и осторожно прижал к ней лист, похожий на самоклеящуюся бумагу, после чего наложил его на небольшую прозрачную пластину. Йеппе незаметно отошел, чтобы не мешать работе, сделал глубокий вдох и вошел в гостиную. На ветхом лоскутном ковре сидел на корточках Клаусен, следователь от Бога, и распылял на ковер какую-то прозрачную жидкость. Отчетливо проступало скопление кровавых пятен, приобретая под действием жидкости фиолетовый цвет. Клаусен принялся собирать образцы ватной палочкой, осторожно кладя каждую в отдельный бумажный пакет. Клаусен был одним из самых опытных экспертов-криминалистов в полиции. Он принимал участие в следственной работе над делом об улице Блекинге[1], идентифицировал останки в массовых захоронениях в Косово, участвовал в разборе завалов после цунами в Таиланде. Он всегда излучал бодрость и оптимизм и противопоставлял ужасам, с которыми сталкивался во время своей нелегкой работы, грубоватый черный юмор. Но сейчас даже ему было не до шуток. – Привет, Кернер, рад тебя видеть. Постарайся ничего тут не трогать. Вся квартира в крови, нам нужно взять еще кучу образцов. Клаусен вырезал кусок ковра ножом с выдвижным лезвием и отправил пропитанный кровью клочок в очередной коричневый пакетик. – Настоящий кавардак ждет нас по возвращении в управление, когда придется все это каталогизировать. Работа займет несколько дней. У нас уже свыше шестидесяти предметов с кровавыми пятнами. Через секунду после смерти мы становимся чьей-то работой. Кем же она была, эта молодая женщина, частички которой теперь соскребали с пола и складывали в пакеты? Почему именно ей не суждено было построить карьеру, выйти замуж, родить детей? Йеппе с неприятным чувством подумал о семье, которой придется сообщить новость, как только тело будет опознано. Страх, непременно загорающийся в глазах, когда следователь представляется, затем проблескивает надежда – наверное, что-то стряслось с дядюшкой, мы ведь легко перенесем потерю дядюшки, и, когда оказывается, что речь идет о ком-то очень близком, – плач, крики или, что еще хуже, безмолвное смирение. Эта часть работы всегда его удручала. – Ясно с орудием убийства? – Голос Анетте прорезал плотный воздух квартиры. – Возможно, – отозвался Клаусен. – Нам по-прежнему неизвестно наверняка, от чего она умерла. Но точно применялся нож, и у нас уже есть предполагаемое оружие. Ее пырнули острым узким лезвием, очень похожим вот на этого дружка. – Клаусен осторожно приподнял чистый на вид складной нож с выпущенным лезвием и продемонстрировал его Анетте и Йеппе. – Его вытерли, что ли? Слишком уж чистый. – Да. Почистили основательно, может, даже вымыли. И все же на лезвии была кровь. Сейчас покажу. – Клаусен вытащил из своего ящика с аккуратно разложенными инструментами картонную палочку и потер намотанной на нее желтой ваткой лезвие ножа. Ватка мгновенно позеленела. – Реагирует на красные кровяные тельца, – объяснил он. – Почему тогда это – не орудие убийства? – резко поинтересовалась Анетте. – Я этого не говорил. Но судмедэксперты просили нас искать тяжелый тупой предмет. Пока ничего подобного с какими-то следами обнаружить в квартире не удалось. – Кстати, о следах. Я предупредил соседку сверху, что вы пришлете к ней кого-нибудь снять отпечатки пальцев, – вспомнил Йеппе. – Отлично, Бовин сходит. – Он из гражданских? – Да, но толковый. Пришлю его, как только он тут закончит. Йеппе легонько похлопал Клаусена по плечу и вышел из комнаты. Место преступления во многом напоминает театральную постановку. Та же система условностей, в совокупности создающих целостную картину. Те же ключевые реплики и сигналы. Йеппе испытывал постыдную зачарованность динамикой и органичным ритмом действий специалистов на месте преступления.
Кухню оккупировал судмедэксперт Нюбо, он занимался трупом, лежащим головой к стене и напоминавшим предмет, забытый кем-то на пестром тряпичном коврике. На девушке были обрезанные джинсы, белый кружевной бюстгальтер, кеды, руки были обнажены. Ее длинные светлые волосы раскинулись липкими щупальцами, создав вокруг головы подобие солнца с детского рисунка. Нюбо был зрелым почтенным мужчиной, разговаривавшим со свойственным медикам участием и очень быстро, словно стремясь отпугнуть дилетантов первыми же фразами. Это был патологоанатом на государственной службе, он пользовался огромным уважением, но Йеппе он не очень нравился. У него было смутное ощущение, что эта антипатия взаимна. – Здорово, Нюбо, ну как там? – Йеппе присел на корточки рядом с судмедэкспертом и посмотрел на тело. Нюбо покачал головой. – Какое-то дерьмо. – На этот раз он говорил в обычном ритме. – Жертва – молодая женщина двадцати с небольшим лет. Она подверглась грубому насилию, на голове несколько глубоких порезов и следы от ударов тяжелым предметом. Тимпанальная температура 28 градусов, окоченение к моменту моего прихода чуть менее часа назад уже началось. Значит, смерть, вероятно, наступила между десятью вечера и четырьмя утра. Однако, как ты догадываешься, пока что я ничего не могу сказать наверняка. Никаких внешних признаков сексуального насилия. Порезы на ладонях и предплечьях указывают на то, что она оказывала сопротивление, но есть также несколько, гм… порезов, нанесенных, пока она еще была жива. – Ты хочешь сказать, ее изрезали до того, как наступила смерть? Нюбо кивнул с серьезным выражением лица. Между двумя мужчинами повисло молчание. Оба знали, что впереди – натиск прессы и распространение панических настроений среди населения. Не говоря уже о реакции достойных всяческой жалости родственников. – Лицо повреждено довольно сильно, но, к счастью, есть несколько татуировок, которые упрощают опознание. Да, еще обнаружен орнамент. – Орнамент? – Йеппе поймал взгляд Нюбо. – Преступник изрезал лицо жертвы после наступления смерти. Я не искусствовед, но похоже на художественную резьбу по бумаге. – Нюбо устало вздохнул. – Резьбу по бумаге? И что это значит? – Йеппе недоуменно сдвинул брови. Нюбо взял труп за подбородок. Осторожным движением он развернул окровавленное лицо к резкому свету из прихожей. – Кажется, убийца вырезал для нас валентинку. Плохие прогнозы Йеппе в отношении предстоящего дня сменились на худшие. * Перед зеркалом в человеческий рост Эстер застегнула винтажный блейзер от Хальстона, осторожно разгладив ладонью ткань. Тонкие шерстяные брюки, шелковая блузка и блейзер; она чувствовала, что одета слишком изысканно, слишком формально, но ей нужна была одежда, которая помогла бы ей выдержать этот день. Мысли роились в голове. Юлия или Каролина? Нет, Юлия не может быть. Не должна быть Юлия. Но и не Каролина. Крошка Каролина, которую она знала с самого рождения. Какова вероятность того, что это окажется незнакомка? Подруга попросилась переночевать и пригласила подозрительного субъекта? Головная боль тяжким бременем таилась позади глазных яблок, не реагируя на пару таблеток ипрена, проглоченных перед приемом ванны. Эстер услышала, как в кухне копошится Кристофер, и мысленно благословила его. Он уже почти четыре года был ее учителем пения, но со временем отношения между ними развились в нечто более глубокое. Он стал ее близким другом, хотя она была в три раза старше. Никого другого она бы сейчас не вынесла. – Кристофер, милый, кофе готовишь? – Она вошла в гостиную; он, улыбаясь, наливал кофе из френч-пресса. Она улыбнулась в ответ и, как всегда, обрадовалась его симпатичному лицу, черты которого свидетельствовали о наличии азиатской примеси в родословной. Раскосые карие глаза, растянувшиеся почти до самых висков, иссиня-черные волосы, худощавое телосложение. Как обычно, он был одет не по размеру: толстовка с торчащей из-под нее рубашкой, джинсы с мотней, болтающейся где-то у колен, вязаная шапка и кожаная куртка. В таком облачении он выглядел еще моложе. Этакий уличный подросток. Кристофер оставил многообещающую сольную карьеру в пользу нерегулярных подработок и беспорядочного образования. Он сам не знал толком, почему. Однако, казалось, он вполне доволен своей нынешней работой костюмера при Королевском театре, которая позволяла ему по ночам колдовать над весьма специфической электронной музыкой, а также давать уроки нескольким тщательно отобранным ученикам. Уйдя из университета на пенсию прошлой весной, Эстер пообещала себе всю оставшуюся жизнь заниматься только тем, что ей казалось по-настоящему интересным. Петь, писать и готовить. Множество путешествий, возможно, даже сексуальная связь, если ей еще доведется когда-нибудь встретить кого-то, кого она возжелает. Никаких больше экзаменов и преподавательских совещаний! Эстер плюхнулась в персиковое каминное кресло, водрузив ноги на специальную подставку из того же комплекта. Кристофер устроился на марокканской подушке на полу. Эпистема и Докса не преминули тут же вскарабкаться к нему на колени, рассчитывая на то, что он их погладит. – Что стряслось внизу? Почему приехала полиция? – Он интересовался с таким невинным видом, что ей было сложно ответить на эти вопросы. Мягкий тембр его голоса относился к совершенно иной реальности, нежели ужасающие новости. – На втором этаже обнаружили труп. – Она откашлялась. – Девушка. Они еще не знают, кто. Но выглядит все очень серьезно. Похоже на преступление. – Ее голос охрип. – А Грегерс – в Королевской больнице с инсультом, или что там у него. Как будто весь мир сегодня обрушился. Кристофер почесывал брюхо Доксы, потупив взгляд. Другой на его месте вскрикнул бы от ужаса, начал докучать расспросами и выказывать потрясение. Но не Кристофер. – Чем я могу помочь? Сердце Эстер наполнилось благодарностью, и переносить свалившиеся на нее проблемы стало гораздо легче. Она была не одинока. – Нужно выгулять собак. И еще – не приготовишь нам чего-нибудь поесть? – Хорошо, пойду прогуляюсь с собачками, и обед за мной. Может, рыбы купить? Посмотрю, что там есть на Фредериксборггеде. – Эстер кое-чему научила его на кухне, и постепенно Кристофер превратился в искусного домашнего повара. – Спасибо, дорогой, возьми денег из кошелька в коридоре, ты знаешь, где он лежит. Эстер откинула голову на спинку кресла и попыталась расслабиться с помощью дыхательных упражнений. Не странно ли, что он не стал ничего спрашивать? Прекрати! – прошептала она сама себе. – Тебе везде мерещатся привидения, старая дура!
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!