Йеппе нажал отбой и, перед тем, как убрать телефон в карман, с трудом удержался от искушения перечитать сообщение от Анны. По идее ему должно быть сейчас скверно, если не от похмелья, то по крайней мере от стыда. Однако, несмотря на то что он всю ночь проспал на диване, не раздеваясь, пьяный в стельку, какие-либо мучительные мысли о своей отверженности и ненужности на этот раз отсутствовали напрочь. Когда без чего-то восемь загудел телефон, он проснулся после шести часов непрерывного сна, впервые за полгода, прошедшие с того момента, как его жизнь пошла под откос. С утренней эрекцией. «Спасибо за вчера. Когда повторим? Анна». Она хочет увидеться с ним еще. Без всяких дурацких смайликов и двусмысленных фраз. Как восхитительно не по-женски. Желание не оставляло в нем места для сомнений. Каким-то образом он знал, что ее тянет к нему так же неудержимо, как его к ней. Поэтому, возможно, в ее коротком сообщении и скрывался какой-то подтекст. Откинув голову, Йеппе громко рассмеялся посреди коридора. В десяти метрах от него группа коллег из наркоотдела отвлеклась от беседы, обернувшись в изумлении, и Йеппе попятился, махнув им телефоном, чтобы дать понять – причину его веселья нужно искать в социальных сетях. Анетте в данный момент садилась на утренний рейс в Торсхавн. Йеппе не был убежден, что эта поездка необходима, но они не могли позволить себе оставить хоть какой-то след без внимания. Он осторожно шел с пенопластовой чашкой кофе в направлении своего кабинета, когда чуть не врезался в следователя Ларсена. Тот казался уставшим и недовольным. – Ну и как? Анетте, наверное, тоже скоро подтянется? – Ларсен, ты что, уже домой собрался? – Насмешки Ларсена ни капли не трогали Йеппе. – Я тут ночевал. Занимался со старухой, когда у нее случился нервный срыв, и ездил в больницу. Теперь поеду домой вздремнуть и принять душ. – Со старухой? – Ну да, с этой Эстер. Вчера вечером двое дежурных из службы спасения обнаружили ее без сознания в луже мочи. Она думала, что убийца проник к ней на лестницу, и позвонила по 112. – И что, он был там? – Дурные предчувствия появились у него со скоростью экспресса. – Никаких признаков не обнаружено. Не было попытки взлома. Зато она опустошила бар и выгнала обоих своих кабысдохов на лестницу – он бы их придушил, если бы был там и собирался ее припугнуть. – И как она? – Йеппе попробовал сделать глоток кофе и обжег кончик языка. – Боится находиться дома одна. Ее можно понять, но у нас нет людей, чтобы еще ее прикрывать. Йеппе задумчиво кивнул и втянул воздух, чтобы охладить язык. – Я ей позвоню, Ларсен. Хорошо тебе подремать! Поставив кофе остывать под висевший на стене экран, Йеппе взял телефон. Эстер ди Лауренти действительно угрожает опасность? Очень может быть. Ее дом, ее квартирантка, ее рукопись, ее учитель пения. Он попросит комиссара дать разрешение на 24-часовое наблюдение за этим домом в течение трех дней и будет надеяться, что за это время они найдут преступника. Если его мотив действительно связан с местью, как считал Мосбэк, то нужно искать человека, которому понадобилось мстить пожилой, одинокой, совершенно не зажиточной женщине, в прошлом преподавателю университета, имевшей писательские амбиции. Он отправил короткий мейл комиссару и открыл папку с сообщениями в телефоне, не успев вовремя остановиться. Он еще не ответил Анне и наслаждался моментом своей власти до отправки ответа. Его посетило чрезвычайно осязаемое воспоминание о ее мягком влажном языке у него во рту, он беспокойно заерзал в кресле. Пальцы сами напечатали «Сегодня вечером?» и нажали «Отправить», прежде чем он успел обдумать свою инициативу. Перебор, если он хотел сохранить мяч на своей половине поля. Теперь его очередь ждать. Следователь Сайдани слегка постучала по косяку и вошла, не дожидаясь ответа. Она принесла какие-то бумаги и положила их на стол перед ним. – Эстер ди Лауренти написала преступнику. На странице в Гугл Докс. Вчера вечером. Она обращается к нему напрямую, высмеивает его. Обзывает глупым. Взгляни! Йеппе пробежал глазами текст, лежавший перед ним. – Так вот почему он к ней заявился! Она вывела его из себя! – По-моему, Ларсен говорил, что она во что-то там вмешалась. Что она была пьяна и решила… – Может, и нет. Но она играет с огнем. Мне придется вызвать ее на серьезный разговор. Сайдани кивнула. Они сидели, глядя друг на друга и усиленно размышляя. – Если он ей ответит, возможно, мы сможем как-нибудь этим воспользоваться. Вытянуть из него какую-нибудь информацию. Заманить его в ловушку. – Йеппе говорил медленно, взвешивая каждое слово. – Можно ли положиться на нее? Это не слишком опасно? – Какие у нас есть варианты? Если переиначить вопрос: можем ли мы никак не отреагировать? Йеппе прослушал сделанные Фальком допросы бывших коллег Эстер по Копенгагенскому университету. Похоже, на работе от нее не все были в восторге, но все высказывания были настолько пропитаны сплетнями в рамках дисциплинарных и ведомственных границ, что Йеппе не придал отзывам об Эстер большого значения. Создавалось впечатление, что в университетском мире гораздо больше интриг, чем он себе представлял. Но опять же – кто мог питать такую бешеную ненависть к вышедшему на пенсию преподавателю, что готов был пойти на убийство ради того, чтобы ему досадить? Провалившийся на экзамене студент или оскорбленный коллега? Тут ничего не прояснялось. И зачем убивать Юлию и Кристофера, если конечной целью являлась Эстер? Большинство людей довольно прямолинейны в своей стратегии, когда на кого-то обозлены. Случаи мести обычно видны насквозь при первом же взгляде. В данном деле прозрачности не было никакой. Телефон Йеппе загудел, и он заставил себя выдержать целую минуту, прежде чем посмотреть на экран. «Приходи сегодня после 21. Буду дома одна». Йеппе невольно засунул одну руку в штаны, а второй написал «Ок». Сегодня снова будет секс с ней. Эта мысль вытеснила все остальные, и он сидел в кресле, сократившись до одного громадного пульсирующего полового органа. Он отхлебнул кофе, уже остывшего, и попытался вспомнить, что ему надо было сделать. В первую очередь связаться с Эстер ди Лауренти, проверить мейлы и найти убийцу. Интересно, когда приходят ради секса, приносят подарки для хозяйки? Йеппе откинулся на спинку неудобного кресла, дал волю бурлению крови и греховно отогнал от себя все мысли о делах, чтобы предаться фантазиям. Всего на пару минуток. * Эстер опустила взгляд на руки и сначала даже не поняла, чьи это руки. Дряблая плоть, проступающие сквозь тонкую кожу кровеносные сосуды. Какой старухе принадлежат эти руки? И почему они лежат у меня на коленях? Иногда для того, чтобы подняться наверх, нужно опуститься на самое дно. Эстер испытывала такое и раньше, два раза, если говорить начистоту. Не просто сердечные переживания или неприязнь, болезнь или денежные затруднения, все это она проходила и забывала об этом, и испытывала вновь, как и все. Но дно представляло собой нечто иное; место, попадая в которое, трезво осознаешь, каким облегчением будет выпустить веревку из рук. Что сделать это гораздо проще, чем снова карабкаться наверх, да и к чему это карабканье? Впервые это произошло в семнадцать лет, и не будет преувеличением сказать, что тогда разрушилась ее жизнь. Встреча с дном, если даже удается после нее выжить, навсегда оседает на сердце каким-то налетом. Доверие к жизни если и не переламывается, то подрывается. И все-таки тогда она была юной и не потеряла надежд. Второй раз случился в сорок семь лет, когда ей отказали в должности заведующей кафедрой, так как она якобы выпивала. Коллеги, с которыми она обедала и ездила в командировки, устроили против нее сговор и подали декану письменную жалобу. Подняться после такого было почти невозможно. И все-таки она это сделала. Выжила. Как выживала всегда, как намеревалась выжить и теперь. Мать называла ее пробкой, она поднималась всегда со дна. Возможно, именно это свойство заставило ее отчистить половицы от высохшей рвоты, выбросить старые блокноты, бумажки и вырезки из газет в мусорный мешок, запустить стирку. Постелить новое белье, распахнуть окна, натянуть резиновые перчатки, чтобы горячая вода не ошпарила пальцы во время мытья посуды. Помыть зеркала, убрав с них всю пыль и жирные отпечатки пальцев, уксусной водой отдраить ванну. Если у нее дома спрятано еще какое-нибудь орудие убийства, то она хочет найти его, не откладывая в долгий ящик. Возможно, под грудой грязного белья лежит труп. Эстер стояла на коленях, отмывая паркет за креслом, и абсолютно все – испарина, выступившая у нее на лбу, ее перемещения по полу, движения руки – напоминали ей об одной истине: у нас, людей, есть лишь одна общая черта – одиночество. Окружающие помогают тебе только тогда, когда им это ничего не стоит. Кто-то придет и спасет тебя, когда тебя совсем не требуется спасать. Она написала следователю Кернеру сообщение о звезде на косяке и о том, что она больше не чувствует себя в безопасности дома. Однако она начала сомневаться в том, что он сумеет что-нибудь с этим сделать. Конечно, нет. Ей придется самой принимать меры. А, Эстер ди Лауренти. Ну вот мы и вступили в открытую переписку. Вообще-то такого намерения у меня не было. Но ладно, будет еще главка к твоему «труду»: Ты называешь меня глупым. Позволь вернуть это обвинение тебе. Я знаю, кто ты. А ты по-прежнему не догадываешься о том, кто я. Позволь дать тебе подсказку. Словами более талантливого поэта, чем я: Всем сердцем я люблю детей-лгунов и хулиганов, Детей-воришек, забияк, задир и грубиянов. От взрослых видят лишь они тычки и наказания. Но никогда, но никогда – любви и понимания![21] Теперь поняла? Сингильд Патурссон была самым старым человеком, которого Анетте когда-либо встречала; такая сгорбленная, что пребывала скорее в горизонтальном положении, чем в вертикальном, с лицом, изрытым морщинами, как дубовая кора. Она оказала ей вполне дружелюбный прием в небольшом деревянном домике, пристроившемся на склоне холма на окраине Торсхавна, и, стоя между массивными шкафами, варила в кастрюльке кофе. Время от времени она, напрягая шею, выглядывала из своего панциря с сахарной улыбкой, ассоциирующейся с гораздо более юными поколениями, а ей было как минимум восемьдесят пять. Вероятно, Йальти был очень поздним ребенком. Анетте вытянула ноги под низковатым обеденным столом и благодарила судьбу за то, что была цела и невредима. Посадка в аэропорту Торсхавна происходила при сильном ветре и была ужасающе жесткой, к тому же Анетте приспичило облегчиться, а туалет был закрыт из-за турбулентности. Фарерскому коллеге, присланному встречать ее в аэропорту, пришлось ждать у дамской комнаты в зале прилета, пока Анетте придет в себя. Когда они наконец тронулись с травянистого пригорка, Анетте испытала облегчение во всех смыслах. Дом, где прошло детство бывшего возлюбленного Юлии, находился в селении Вельбастадур и представлял собой крошечное красное пятно посреди расползшегося комплекса серых деревянных построек с покрытыми рубероидом крышами. Единственная дорога разделяла селение на верхний и нижний холмы. В остальном там были только трава и скалы, море и птицы. Сингильд Патурссон унаследовала дом от своих родителей и прожила в нем всю свою жизнь, родила всех своих четверых детей и похоронила мужа и младшего сына на местном кладбище. Она не поняла Анетте, когда та поинтересовалась, не сложно ли ей в одиночку жить среди скал, вдали от всего. Все-таки с датским у нее не очень, извинилась она. Поставив на стол черный кофе и миску с печеньем, в котором Анетте с удивлением признала покрытые шоколадом «хобнобы», она сложила руки на коленях и без всякого приглашения приступила к рассказу. Ее акцент был мягким и певучим, медленный поток слов изобиловал паузами. – Йальти был моей зеницей ока. Сын, зачатый тогда, когда я уже решила, что это невозможно. Да-да, он был моей зеницей ока. Я рыдала, когда он решил учиться в Дании, потому что знала – он влюбится и останется там. А ведь он так и сделал, да. Он был как бык Фердинанд, чувствительный и мягкий. Слишком мечтательный для датских женщин. С Кирстен, женой, у него совсем не заладилось, она устала от него и его планов. Йальти не заботили деньги. Этого она ему никогда не простила. * Раз, два, три, четыре, пять. Йеппе скользнул пальцами по геометрической фигуре, вырезанной на косяке двери Эстер ди Лауренти. Маленькая пятиконечная звезда была вырезана грубо, толстый слой серого лака кусками откалывался вокруг процарапанных линий. Эта улика устранила все сомнения в его голове. Хозяйка была в опасности. Он радовался тому, что наладил систему слежения. В особенности учитывая, что она будет переписываться с предполагаемым преступником. Еще виднелись остатки мелкой пыли, оставленной дактилоскопистами, ранее осматривавшими косяк на предмет других следов. Еще несколько отпечатков и следов, которые вряд ли когда-нибудь пригодятся. О звездах разговор отдельный. Звезды. У Юлии Стендер на запястье были татуировки в виде звезд. Но что это значило? Что преступник хотел этим сообщить? Эстер наконец отворила дверь, собаки залаяли у нее под ногами. Она выглядела измотанной. Зато квартира оказалась на удивление чистой по сравнению с тем, что он застал в прошлый раз. – Ну-ну, хватит, маленькие тираны. Входите, они вам ничего не сделают. Йеппе обошел собак и оказался в неожиданно прибранной гостиной.