— Запомни, ты… — Он сделал коротенькую паузу, стараясь успокоиться, так как все еще хотел добиться своего без «кровопролития», а затем продолжил: — Ты, фрукт! Я у тебя никогда и ничего не просил. И никогда не попрошу… А меч вот этот и ларец, что стоит там в углу, моя — понял ты? — моя собственность. А с тебя довольно и того, что ты накрал за свою жизнь. Сидишь здесь на даче, которую строил мой отец, и… и… и выеживаешься передо мной, сравниваешь со своей шлюхой-женой и ее братцем-петушком… Саша поразился, насколько спокойно звучит его, ставший точно чужим голос. Внутри у Климова все клокотало. Стрелка «парового котла», называемого терпением, разом перемахнула за красную критическую отметку. Бросив взгляд в сторону, Александр заметил, как приподнял голову и смерил гостя недобрым взглядом расположившийся на кожаном диване огромный пес. Такими вот псами фашисты травили беглецов из концлагерей. Если пес выдрессирован и хорошо слушается хозяина, то и охрана может не понадобиться, собака сделает свое дело. На меч надежды мало, им ведь еще надо уметь владеть. — Ах ты, щенок! — завизжал, вставая, Лапотников. — Отец твой, говоришь, строил? Посмотри-ка вокруг, посмотри, сучонок! Отчего, ты думаешь, твой папаша скончался? От сердечного приступа, да? Так вот, если бы он вовремя не сдох, сидел бы в зоне, где-нибудь в тайге! Я, что мог, покрывал, конечно… Но… Да как ты смеешь на меня орать, ты молиться на меня должен! Вор твой папаша, и ты барахло никчемное, и мать твоя сука! Пошел вон, пока Чхая с Амбалом не вызвал! — Юрий Николаевич выпрямился во весь рост и потянулся к кнопке устройства внутренней связи. — Ничего не получишь! Вон! Вон! Вон! Пес поднялся и оскалил страшную волчью пасть. Словно раскаленным железом ожгло изнутри Александра. Уши заложило, глаза застлала кровавая пелена. Он даже не почувствовал, как насквозь прокусил нижнюю губу. Точно повинуясь какому-то неосознанному импульсу, Саша рванул клинок и отшвырнул в сторону ножны. Сквозь багровый туман проступило на секунду перекошенное от ужаса лицо Лапотникова. Тот что-то кричал, губы его отчаянно дергались, но слов не было слышно. «Остановись!» — прогремело в голове Саши, но было уже поздно… Со всего размаху он треснул Лапотникова по голове тяжелым клинком, но, слава Богу, плашмя. Климов затряс головой, точно в уши попала вода, и с удивлением, будто впервые, окинул взглядом гостиную. Страшная овчарка, забившись в угол, жалобно скулила, с ужасом глядя на стоявшего с зажатым в руке мечом человека. Тот, бросив несколько недоуменный взгляд на клинок, криво усмехнулся, швырнул меч прямо на закаленное стекло столешницы и с необъяснимым упоением проследил, как стол обрушился на пол грудой гранул, как мгновенно впитались в ковер остатки вылившегося из разбитой бутылки коньяка. — Vae victis! — бросил он, и лицо его расплылось в дьявольской улыбке, а перед мысленным взором на секунду возникло видение: огромные весы, одну из чаш, наполненную золотыми украшениями, посудой и драгоценными камнями, уравновешивала лежавшая на другой простая железная болванка; вокруг стояли, согнувшись в угодливых полупоклонах, облаченные в белые одежды люди с аккуратно стриженными головами. Рядом в вольных, небрежных позах стояли, опираясь на свои обнаженные тяжелые, грубые мечи, грязные длинноволосые люди. Один из них, дождавшись, пока обе чаши сравнялись, окинув сумасшедшим взглядом своих товарищей, швырнул свой меч на чашу, где находилась металлическая болванка. «Горе побежденным, — сказал он, коверкая язык врагов. — Этой мерой да отмерится дань». Климов, как ни в чем не бывало, не глядя на распростертое на полу тело, взял свою сумку и подошел к ларцу, стоявшему на таком же стеклянном столике, прикидывая, поместится ли в нее тяжеленная шкатулка и выдержат ли ручки. Лапотников застонал, и Саша заспешил прочь. Внизу никто ничего не слышал. Хорошие двери поставил Юрий Николаевич, видимо, так уж высоко ценил он свой покой! Климов усмехнулся, когда охранники лишь на секунду подняли головы, одарив его равнодушными взглядами, и вновь погрузились в свою игру. Чуть поодаль от них, в кресле, Саша увидел худощавого парня лет двадцати пяти с очень смазливым, каким-то даже девичьим лицом, которое можно было бы считать красивым, если бы оно не принадлежало особи мужского пола. «А вот и мой дядя-пидор, — заключил про себя Климов, старавшийся не сгибаться под тяжестью сумки, ручки которой резали ему плечо. — Однако я тебе не завидую. Шансов получить вспомоществование от Паука у тебя, братец, теперь маловато. А мне надо поскорее делать ноги, пока охрана еще не прочухалась». Парень узнал Климова и рассеянно, хотя и приветливо, улыбнулся ему. Ленечка даже встал, поставил на пол дипломат, который до этого держал на коленях, и, направляясь к Александру, робко и как-то неуверенно протянул руку для пожатия. «И мешочек для денежек припас», — усмехнулся про себя Климов. В другое время Саша, скорее всего, проигнорировал бы подобный душевный порыв своего «дядюшки», но сейчас, сжав в пальцах тонкую влажную ладонь Лени, оскалил рот в стопроцентной, как выражался Ушаков, американской улыбке, и произнес: — Здорово старина, как поживаешь? Леня, одновременно и озадаченный, и ободренный подобной доброжелательностью, рассеянно улыбнулся и почему-то покосился на двух бугаев-охранников, склонивших свои массивные головы над доской. — Добрый вечер, Саш… — промямлил Саранцев. — Да сейчас вроде не вечер, а? — усмехнувшись, перебил Леню Климов. — Или у тебя в ожидании вожделенной встречи с ихним сиятьством в глазах потемнело? — А он там как?.. — спросил с надеждой Леня и, всмотревшись в ставшее серьезным лицо Александра, помрачнел. — Не в духе? — Озверел, — тихо ответил Климов, доверительно кивая Саранцеву, и уже значительно громче добавил: — Велел, чтобы минут десять никто его не беспокоил. Я тебе, Лень, искренне советую дождаться Нинон, она звонила, обещала скоро приехать. — Сделав паузу, Саша продолжал, на сей раз обращаясь уже к охранникам: — А вам приказано передать, чтобы трубку здесь брали и к телефону его не звали, понятно? В ответ один из охранников кивнул и лаконично спросил: — Все? — Если ты имеешь в виду данную мне уединенцию, то она окончена, а вам других указаний не дадено, — ответил Саша и, берясь за ручку двери, попросил: — Ворота открой. Охранник бросил взгляд на монитор и, когда Саша, не попрощавшись ни с кем, ступил на мрамор дорожки, нажал на кнопку. Впереди раздался щелчок замка. — А теперь делаем ноги, и очень быстро, пока все тихо, — процедил сквозь зубы Климов, засовывая сумку на заднее сиденье и садясь за руль. — Твою мать! Так я и знал! Спокойствие, только спокойствие. — Успокаивал себя Саша, вновь и вновь поворачивая ключ в замке зажигания и нажимая на педаль акселератора. — Ну, ну же, заводись! Обливаясь потом, Саша откинул капот и уставился на всегда казавшееся ему загадочным нагромождение железа, которому полагалось приводить в движение совершенно не вовремя захандривший мотор «шестерки». Черт его разберет, что тут закапризничало, поди-ка, пойми сразу, что это — трамблер, стартер, карбюратор или чертов аккумулятор? Саша огляделся вокруг. На противоположной стороне асфальтовой дачной аллеи стояла черная «девятка», в которой развалясь сидели «качки», — дополнительная охрана Паука. Парни наслаждались музыкой. Их Климов приметил, еще когда только приехал сюда. Чуть ближе находилась светлая «двадцатьчетверка» с шашечками на двери. Не теряя ни секунды, Климов бросился к «волге», за рулем которой дремал, откинувшись на спинку сиденья, водитель. — Извини, командир, — обратился к нему Саша и, когда таксист открыл глаза, виноватым тоном добавил: — Не поможешь? Не заводится что-то… На устранение поломки ушло минуты три. Климов бросил тревожный взгляд на виллу — за высоким забором, оплетенным по верху колючей проволокой, весьма и весьма портившей вид изысканно выкованной ограды, по всей видимости, никто не подозревал еще о том, что произошло в гостиной, — и достал из бардачка бутылку газированной воды «Яблоко». Откупорив, он протянул ее водителю. Тот сделал несколько глотков и, сплюнув, выругался. Вода была теплая. Саша жадно припал к горлышку — хотелось погасить вызванную коньяком изжогу, — но много выпить не смог. — Эй, отец, — окликнул Климов неведомо откуда взявшегося рядом невысокого сгорбленного пожилого человека, одетого, несмотря на жару, в олимпийку, а поверх нее еще и в изрядно мятый, заскорузлый какой-то плащ-болонью. В правой руке старик держал довольно вместительную и невообразимо обшарпанную хозяйственную сумку, ее внешний вид красноречиво говорил о роде занятий, которому ее хозяин посвящал досуг. — Бутылка нужна? Климов для убедительности потряс нехитрым темно-зеленого цвета творением стеклодува, еще примерно на треть полным мерзкой сладкой жидкости, лишь усиливающей жажду. Человечек, которому на вид можно было дать и шестьдесят, и семьдесят, и восемьдесят лет, внимательно посмотрел на вопрошавшего выцветшими голубыми глазами. — Спасибо, сынок, — произнес он немного скрипучим голосом. — Только вы, может, допьете сначала? Климов покосился на таксиста, тот энергично замотал головой. Саша сделал глоток и протянул бутылку старику, который вторично поблагодарил и, вылив остатки лимонада, аккуратненько спрятал трофей в сумку. Когда «санитар природы» удалился, приглаживая свои влажные от пота, редкие седые волосы, Климов, обращаясь к водителю, процедил сквозь зубы: — Монумент в первопрестольной соорудили на Поклонной горе, слыхал? Таксист нахмурился и кивнул. — По телеку видел. — Чем генералов на банкетах откармливать, лучше бы, суки, выдали каждому из нищенствующих ветеранов по сотне зеленых, пусть бы хоть раз выпили и поели досыта, — со злостью произнес Климов. Ярость, нахлынувшая на него в гостиной, никуда не ушла, а затаилась до времени, готовая прорваться в любой момент, опасная, как стихийное бедствие. — Победители бутылки собирают, а эти сволочи… — Он махнул рукой. — Извини, брат, спасибо тебе. — Саша не позволил своему спасителю, хотевшему что-то сказать, раскрыть рот. — Спешу я. Поеду. Они пожелали друг другу удачи, и Климов уже было тронулся в путь, когда мимо проскользнула элегантная вишневая «девятка» с тонированными стеклами. Машина остановилась прямо перед воротами дачи. «Командирская» дверца распахнулась, и на асфальт ступила маленькая изящная ножка в черной туфельке на высоком, покрытом позолотой каблучке. Через мгновение Климов увидел, как из «девятки» вышла невысокая изящная рыжеволосая девушка в легком, летнем, белом брючном костюме. Она хлопнула дверцей и, тряхнув своей длинной рыжей гривой, решительно направилась к воротам… — Вот так так? — Александр даже присвистнул. Хорошенькая компания соберется у Юрия Николаевича, особенно если в довершение всего Нинок заявится. Впрочем, надо срочно мотать отсюда. Сейчас охранник запросит шефа по внутренней связи и, не получив ответа, поднимется наверх… Девушка стояла так, что лица ее Климов не видел, но он почему-то не сомневался — оно красиво. Гостья что-то проговорила, по всей видимости, отвечая на вопрос охранника, и, толкнув створки ворот, быстро вошла. Саша тронул свою «шестерку», спеша отъехать от злополучной виллы директора «Лотоса» как можно дальше. Он гнал машину по шоссе, со злорадством думая о том, какой переполох возник сейчас в розовом здании за высоким забором. Однако причин для благодушия, если разобраться, не было. «Просто так мне моя ярость с рук не сойдет, — покачал головой Александр. — Что это со мной, а? — Климов, стараясь прогнать мрачные мысли, стал думать о старике, собиравшем посуду. — Откуда он там взялся? Это ведь "вотчина" дяди Мартына. Может, тот скончался уже? Сколько лет старику?» Мартын Иванович Перегудов был неотъемлемой частью дачного периода детства Сашки Климова и многих других его сверстников. Сторож и тогда, когда Александр еще даже и в школу не ходил, казался ему стариком. Саша вспоминал, как, сидя летом на лавочке возле своей хибарки, в которой была только комната да кухонька, бывший танкист, поднимая к небу обожженное в битве на Курской дуге лицо, показывал пальцем на причудливые переплетения вечерних багровых облаков и говорил какому-нибудь из забежавших послушать его байки мальчишек: — Видишь, как они подымаются? Так, брат ты мой, танки горят… Там столь железа осталось… Эх, и немцы и наши, все вместях жарились. Саша начал прикидывать, сколько же на самом деле теперь лет Мартыну Ивановичу? Судя по тому, что они мальчишками называли бывшего танкиста не дедом, а дядей, ему не могло тогда быть больше пятидесяти. Значит, теперь… восемьдесят? Как-то не верилось, что сторож мог умереть. Казалось, он должен жить вечно. Мартын Иванович заметил конкурента, что называется, за версту. Появление «оккупанта» наполнило старика благородным гневом. Первым побуждением бывшего бравого танкиста было немедленно броситься в бой, чтобы раз и навсегда изгнать врага из родных пределов. Он, несомненно, так бы и поступил, но решил немного выждать, чтобы выяснить, не постучится ли конкурент в ворота бывшей Климовской дачи, стремясь вкусить там от приготовленного для него, Мартына Перегудова, бутылочного изобилия. Именно сегодня он и сам должен был встретиться с нынешним хозяином дачи, который всегда отдавал сторожу тару и даже приплачивал немного за то, что Перегудов иногда брал на себя заботы о Флибустьере, плохо ладившим с охранниками Лапотникова. Мартын Иванович поправил серую всесезонную кепку, которую лишь зимой заменял на солдатскую цигейковую шапку, и решительно набрал в грудь воздуху. Конкурент, однако, лишь покосившись на высокий забор и внушительные ворота директорской виллы, не спеша проследовал дальше по аллее. Размышления Мартына Ивановича прервал примчавшийся, точно угорелый, дачник, у которого на участке прорвало трубу, и теперь вода хлестала во все стороны, заливая грядки. А так как Перегудов заслуженно считался мастером на все руки, то именно к нему и обратился пострадавший. Размах стихийного бедствия не шел, конечно, ни в какое сравнение с наводнением в государстве Бангладеш, однако на ликвидацию последствий аварии ушло почти два часа. За свои четкие и самоотверженные действия Перегудов был вознагражден семисотграммовой бутылкой «Столичной». Этот факт да еще мысль о том, что для визитов уже несколько поздновато, заставил Мартына Ивановича отказаться в тот вечер от похода на дачу Юрия Николаевича. Со второго этажа незаконченной кирпичной новостройки, разместившейся метрах в сорока наискосок от розового здания лапотниковской виллы, последняя видна была как на ладони. Человек, устроившийся в будущей гостиной очередного удачливого коммерсанта, покачал головой и посмотрел на часы. Сразу после появления девицы, прикатившей на вишневой «девятке», обиталище директора «Лотоса» покинул второй посетитель-мужчина. Он казался совершенно расстроенным, должно быть, не возжелал его видеть всесильный хозяин дачи. А девица задерживалась… Прошло уже больше часа! Больше ждать неизвестный не собирался. Ему просто это надоело… «Что ж, — сказал он себе, на секунду задержавшись взглядом на вишневом "жигуленке". — Будут некоторые производственные издержки. Это иногда случается, когда кто-то оказывается в неподходящее время в неподходящем месте». Наблюдатель положил в сумку бинокль, достал и надел на голову серую кепку, а затем, выйдя из недостроенной гостиной, не спеша принялся спускаться по лестнице. Между тем мгновением, когда он отвернулся от окна и когда очутился на улице, прошло не более трех минут, но их хватило вишневым «жигулям», чтобы исчезнуть. Вернее, направлявшийся к калитке лапотниковской дачи человек мог видеть, как машина, сверкнув тормозными огнями, резко свернула в конце аллеи и, как говорится, была такова. Другая, такая же, только черная, машина стояла немного в стороне. Все двери ее были распахнуты, и из салона доносилась громкая остинатная музыка; сквозь грохот барабанов и незатейливые, но настойчиво повторявшиеся пассажи бас гитары нет-нет да и прорывался заливистый женский смех. «Охраннички», — усмехнулся про себя человек в серой кепке. — Ну и денек сегодня, мать его ети! — в сердцах вздохнул Чхай. — Опять кого-то несет, а? Ну какого лешего этому-то надо? — Кто? — крикнул Амбал в микрофон переговорного устройства. — За собакой я, — раздался сквозь скрип и треск негромкий голос стоявшего у ворот человека. — Хозяин велел зайти забрать его сегодня. Кривцов, посмотрел на коллегу. — Это сторож, он даже и в списке на сегодня не отмечен, — произнес Коля, с некоторым сомнением посмотрев на экран монитора. — Будем, Лень, шефа спрашивать? Или пошлем этого хмыря куда подальше? Николаич там с телкой, на кой им собака, а? — Сторож не сторож, да я и тебя не узнаю на этой хреновине! — разозлился Чекаев и, не глядя на монитор, нажал кнопку, отпирающую замок калитки. — Кто бы он ни был, я его в жопу поцелую, если он этого паршивого «полкана» заберет и назад не приведет. Ты, кстати, не слышал, как он выл? — Слышал, — протянул Амбал и пожал плечами, — как не слышать. Он на луну выть любит, как волк… — Да нет! — с раздражением перебил его напарник. — Вот сейчас, не слышал? Минут пять назад, даже меньше. — Кривцов не успел ответить, потому что в этот момент дверь распахнулась и на пороге появился неприметный человечек неопределенного возраста в надвинутой на лоб серой кепке. Визитер сделал шаг, и тишину холла пронзили противные громкие сигналы зуммера, раздававшиеся через ровные, короткие промежутки времени с настырностью ополоумевшей кукушки. Оба охранника уставились на гостя, который поставил сумку на пол и, достав из нее разводной ключ, с виноватым выражением лица посмотрел на Чхая, уже схватившегося за рукоятку пистолета, торчавшего из кобуры на поясе. Амбал стрельнул глазами на портупею, висевшую на спинки стула. — Да выключи ты это говно к едрене матери! — заорал нервный Чекаев на напарника. Тот нажал кнопку, и зуммер, ко всеобщему удовольствию, умолк, а Чхай обратился к нелепому гостю, при ближайшем рассмотрении оказавшемуся совершенно непохожим на сторожа Перегудова: — Ты же не сторож, а? Кто такой? — Иван я, значит, брат Мартынов, трубу там прорвало, у Исаченко на участке, вот меня за собакой-то и послали, — залепетал мужичонка, который, видимо со страху, все еще держал в руке ключ. — Мартын сказал — хозяин велел… Можно я положу его? — Осмелился он, наконец, и, получив от Чекаева разрешение, склонился над своей трухлявой сумкой. — Эй, дед, ты чего? — изумился Чхай, но так и не успел услышать ответ на свой вопрос. Раздался негромкий хлопок, точно кто-то очень нежно чмокнул микрофон, на лбу бывшего оперуполномоченного капитана Леонида Валерьяновича Чекаева появилась маленькая, аккуратная дырочка, он взмахнул руками, и его обмякшее тело навзничь рухнуло на устланный паласом пол. Бывший сержант милиции Коля Кривцов вовсе не желал погибнуть так же нелепо, как и его напарник. Сбивая на пол стул с висевшим на нем оружием, он даже и не подумал о том, чтобы поднять пистолет, целиком полагаясь на завидную для человека его комплекции быстроту ног. Прозвучал следующий хлопок, и Амбал, как подкошенный ничком рухнув на палас, негромко застонал. Человек в кепке переложил свое оружие в левую руку и, подняв с пола сумку, подошел к раненому охраннику. Уперев глушитель в затылок Кривцова, киллер в третий раз нажал на курок. Амбал затих. Убийца неторопливо поднялся по лестнице и, остановившись возле массивной дубовой двери, толкнул ее ногой. Он едва успел отпрянуть в сторону, только чудом не сбитый с ног огромной черной собакой, опрометью бросившейся вниз по лестнице. Не значившийся ни в каких списках сегодняшних визитеров, человек в кепке вошел в гостиную. Того, кто оборвал жизни Леонида Чекаева и Николая Кривцова, звали Петром Степановичем Зайцевым, во всяком случае такие имя, фамилия и отчество значились в паспорте, который имелся у него, как и у любого другого гражданина России. Многое, очень многое довелось повидать в своей жизни Петру Степановичу, но то, что предстало его глазам в гостиной дачи директора фирмы «Лотос», не могло не произвести на него впечатления. На мягком ковре в совершенно неестественной позе лежало тело Юрия Николаевича Лапотникова, горло и часть лица которого превратилось в сплошное кровавое месиво. Брюки хозяина дачи были спущены до колен, белая рубашка пропиталась кровью, покрывавшей также и бедра. Рядом с трупом валялись куски вырванной из тела плоти. Зайцев покачал головой. Эта неожиданная смерть человека, с которым прибыл сюда Петр Степанович душевно поговорить, сводила на нет шансы заполучить то, чего требовал от него наниматель. Убийца посмотрел на часы и, окинув взглядом помещение, приступил к поискам. Времени у него оставалось очень мало, надежд на успех и того меньше… Прежде всего — сейф… Через пятнадцать минут Зайцев покинул виллу и, выйдя за ворота, потрусил к «девятке» горе-охранников, из которой по-прежнему доносилась громкая музыка. — Те, чо, дед? — спросил его развалившийся в водительском кресле широкоплечий мускулистый парень. — Да я так думаю, ребята, у вас наверняка бутылочки есть, — заискивающим тоном спросил «дед». — Помогли бы старику?.. Пенсия-то маленькая.