«Качок» расплылся в ленивой добродушной улыбке. Кроме него, как успел заметить Зайцев, в машине находились еще два парня и две девушки. — А хозяин — что? — хохотнул водитель. — Неужели бутылок пожалел? — Да нет, ребятки, — печально проговорил Петр Степанович. — У него все не наши, вот одна только. — С этими словами Зайцев достал из сумки водочную пол-литровую бутылку. — И то у охраны взял, хорошие ребята… — Ладно, дед, — рассмеялся парень, — сейчас пивные тебе отдадим. Он пошарил у себя под ногами и протянул старику бутылку. — Ты чо… — только и пролепетал «качок», прежде чем уткнуться лицом в рулевое колесо «девятки». Его спутники также не успели испугаться, привыкшие видеть смерть в основном на кино- или телеэкране, они даже не поняли, что смерть их пришла к ним не в облике могучего супермена с лицом Сильвестра Сталлоне, а в облике жалкого, неприметного человечка в убогой одежонке. — Вот так-то мне, пожалуй, спокойней будет, — пробормотал себе под нос Зайцев, собирая с асфальта гильзы, коих оказалось шесть — одной из девушек понадобилась добавочная порция свинца. Он убрал свое оружие на дно сумки, снял кепку и медленно побрел вдоль сумеречной аллеи. Приемник в салоне машины, дверцы которой Петр Степанович аккуратно прикрыл, не забыв при этом поднять тонированные стекла, продолжал надсаживаться с прежним энтузиазмом. * * * Владлен Валентинович Носков, точно запертый в клетке зверь, метался по своей двухкомнатной квартире улучшенной планировки, в которой жил уже два года после развода с женой… Высокий и, как принято выражаться, видный, темноволосый мужчина сорока с небольшим, он за последние три дня заметно сдал: осунулся, сгорбился и даже похудел, лишившись своего обычно весьма завидного и неподвластного никакой жаре аппетита. Заместитель директора торгово-посреднической фирмы «Лотос» остановился и посмотрел в зеркало: на него уставился нервного вида господин с растрепанными волосами и небритым лицом, облаченный в дорогой шелковый халат, но выглядевший так, будто его только что извлекли на свет Божий из груды тряпья. Резко развернувшись на сто восемьдесят градусов, Носков бросил взгляд на часы, висевшие на стене. Нет, точный электронный японский механизм не остановил, не замедлил ход своих колесиков и бег стрелок. Просто трудно было себе представить, что с того момента, когда Владлен Валентинович последний раз смотрел на позолоченный циферблат часов, подаренных ему фирмой на сорокалетие, прошло немногим более десяти минут. Какими же долгими показались ему эти минуты, как о многом успел он подумать, когда, подбежав к абонентному определителю номера, увидел высветившиеся на дисплее знакомые цифры — телефон Нины Саранцевой. Жена шефа (черт бы взял их обоих!) названивала своему любовнику с завидной регулярностью. Нет, с ней Владлен Валентинович в данный момент разговаривать совершенно не желал. Он ждал другого звонка с нетерпением, не позволявшим ему усидеть на месте, вздрагивая всякий раз при мягком, журчащем звуке телефонного зуммера. Человек, чей голос так жаждал услышать Носков, мог позвонить только из телефона-автомата. «Почему? Почему я так нервничаю? — спросил себя Владлен Валентинович. — Нужно успокоиться, все обойдется, все будет в порядке. Этот человек — настоящий профессионал, мастер своего дела, а не мальчик с пушкой. Он все сделает как нужно. Я принимаю его условия, и он делает все, как полагается… Он же ни в чем, ни в чем не подвел меня! Что-то задержало его, просто какие-то непредвиденные обстоятельства. Все обойдется, все обойдется!» Мысленно произнеся последние слова несколько раз, словно заклинание, Носков почувствовал, что это принесло ему некоторое облегчение. Он стал вспоминать все случившееся в эти жаркие дни, стараясь упорядочить свои мысли, чтобы лучше разобравшись в обстоятельствах, точнее оценить ситуацию. На самом деле он просто желал успокоить себя, убедить в том, что ему нечего опасаться, что все, в сущности, не так уж плохо, прекрасно понимая — это совсем не так. «Кто предупредил Лапотникова? Знает ли он, кто организовал нападение на него на Загородном шоссе? — в который раз спрашивал себя Владлен Валентинович и в который уже раз сам же себе и отвечал: — Конечно знает. Зачем себя обманывать? Тогда почему же он ничего не предпринимает?..» Так ли уж умно была спланирована эта, на первый взгляд безупречная операция? И почему Лапотников открыл кейс? А если бы грабители распечатали одну из денежных пачек и увидели, что перед ними подделка, попросту говоря, «кукла»? Он не опасался, что за это его пристрелят на месте? Он вообще не испугался? Больше того, этот «ограбленный» ублюдок, наверное, ржал потом там, в лесу. Но почему? Кто настучал? Нина? Нет, ей это ни к чему. Нина ненавидит Скорпиона, так она называет мужа. Да и с чего ей любить этого импотента, который на тридцать с лишним лет старше ее? И все-таки? Можно ли доверять этой потаскушке? Можно. По крайней мере, пока — она на его стороне… Телефон зазвонил вновь, и опять звонил не тот, кого ждал Носков. «Почему Оборотень задерживается? Не сумел пробраться на дачу Лапотникова? — строил предположения Владлен Валентинович. — Маловероятно. Тогда что же? Скорпион уперся? Он ведь не христианский мученик, чтобы предпочесть долгую и мучительную смерть — быстрой. Спрятал деньги не на даче, а где-нибудь еще? Тоже сомнительно. Тогда… тогда что же?» Нет, Скорпион, Паук, Лапоть, а, говоря проще, Юрий Николаевич Лапотников явно недооценивал своего заместителя. Он оказался не так уж прост. Несколько лет назад Владлен Валентинович оказал услугу одному своему приятелю, с большим скандалом уволенному из органов Госбезопасности. (Соображать надо, кого поддерживать во время путча!) Товарищ этот не мог тогда ничем отплатить, но, не желая оставаться в долгу, намекнул, что если возникнут проблемы определенного характера, то он сможет пригодиться своему благодетелю, то есть свести Носкова с одним человечком, страшнее которого нет во всей России. — Самое интересное, — с ухмылкой произнес облагодетельствованный Носковым приятель, — что его как бы и вовсе нет на свете. — Как это? — удивился «молодой» бизнесмен. — Считается, что он давно погиб при трагических обстоятельствах. Носков заинтересовался и кинулся было с расспросами, но его приятель помрачнел и, предложив не распространяться на эту тему, заверил: — Если кто-нибудь будет тебе мешать, обратись ко мне. Оборотень — человек честнейший и возьмет немного. Просто… хм, любит свою работу. Он ей, можно сказать, всю жизнь посвятил. Тут и пришлось Владлену Валентиновичу три дня назад оценить пользу, которую, принесло ему давнее бескорыстное благодеяние. Друг обещал помочь и сдержал слово: на следующий же день, после неудачно завершившейся операции, в квартире Носкова раздался звонок. Звонили из автомата, хозяин поднял трубку. — Мне говорили, что вам требуются некоторые услуги, — без всякого предисловия невыразительным голосом произнес человек, находившийся на другом конце телефонного провода, скорее с утвердительной, чем с вопросительной интонацией. — Если вы можете говорить, я готов выслушать вас… Так и началось недолгое, но очень плодотворное сотрудничество Носкова и Ивана Ивановича, как просил для удобства именовать себя Оборотень. Владлен Валентинович просто поверить не мог, что его заказ был выполнен так быстро. Четверых из пяти участников грабежа на Загородном шоссе больше не существовало. Один разбился на собственной машине через несколько часов после разговора Носкова с Иваном Ивановичем, второго кто-то зарезал в туалете ресторана, когда бедолага пропивал полученный за операцию задаток (в силу сложившихся обстоятельств заместителю Лапотникова пришлось расплатиться «крышками» от «кукол», пообещав своим наемникам окончательно рассчитаться через день-два). Еще один ночью выбросился из окна, а четвертому, возвращавшемуся под утро домой от подружки, проломили голову в собственном подъезде. Подтверждением добросовестного отношения Оборотня к полученному заданию стали репортажи местного телевидения и первые полосы утренних газет. Только последнему из «спецназовцев» пока удавалось скрываться, но Носков понимал, что устранение этого участника неудачной операции — всего лишь вопрос времени. Носков присел на краешек кресла, стоявшего возле столика с телефоном, и словно зачарованный уставился на аппарат. Время. Именно его-то у Владлена Валентиновича и не было. Не сегодня-завтра в город вернется Мехметов, и тогда… Тогда за жизнь заместителя директора фирмы «Лотос» ни один здравомыслящий коммерсант не даст и цента. Нет, встречи своего шефа и Мехмета Носков допустить никак не мог. Судьба Юрия Николаевича Лапотникова, таким образом, была предрешена, но прежде чем отдать Богу душу, Скорпион должен сказать, куда подевал деньги Мехмета. Зазвонил телефон. Сердце Носкова на секунду точно остановилось, когда он взглянул на дисплей определителя. Владлен Валентинович схватил трубку… Разговор был коротким, и, положив трубку на рычаги, Носков, едва не лишившись рассудка, со стоном откинулся на спинку кресла. По его лбу заструился холодный пот. * * * Уже стемнело, и Нина внимательно смотрела на дорогу, чтобы не пропустить поворот. Она не часто ездила на дачу. Юрий Николаевич, особенно последние года полтора, предпочитал отдыхать там в уединении. Конечно, это только так называлось — в уединении, на самом деле Нина прекрасно понимала, что ее супруга на «фазенде» ублажает эта толстозадая, грудастая рыжая сучка Изаура — Галя. Плевать! Главное — Скорпион купил жене тачку и позволяет жить в свое удовольствие. Он, правда, не слишком-то щедр, но… но все-таки не следовало бы, наверное, делать то, что они с Владиком сделали. Не такой уж Юра и плохой… И что с ней будет, если он обо всем узнает? Владик что-то темнит… Говорит, что в кейсе денег не оказалось. Врет? Неужели хочет ее бросить?.. И все бабки себе забрать? На звонки не отвечает… Прячется от нее, что ли? Вот и проселок. Нина сбавила скорость и свернула с шоссе. Теперь ее «восьмерка» ползла совсем медленно. Женщина боялась проскочить нужную аллею. Машина остановилась у ворот дачи. Из стоявшей поодаль «девятки», несмотря на закрытые двери и поднятые стекла, доносились звуки работавшего на полную мощность приемника. Свет в окнах не горел ни на втором, ни на первом этаже, правда дом скрывала густая зелень кустов и деревьев. Нина нажала на кнопку звонка. Потом еще раз и еще. Никакого ответа. Посмотрела в объектив висевшей на столбе камеры и зло усмехнулась. — Что не открываешь? Боишься? — сказала сквозь зубы Нина и неожиданно поежилась. От дачи веяло какой-то странной, давящей пустотой. Но ведь не может же быть такого, чтобы все, включая и телохранителей, не слышали звонка? — Вот накрою тебя с этой шлюхой… Нажав еще несколько раз на кнопку, женщина почувствовала, что раздражение все сильнее и сильнее охватывает ее. Кто же из них врет? Муж или Владик, уверявший ее, что в кейсе оказались лишь «куклы»? Как такое могло случиться? Нина вспомнила, что Юрий Николаевич при ней пересчитывал деньги, полученные от Мехметова. Доллары были настоящие. Тут уже не в первый раз в голову жены директора фирмы «Лотос» пришла мысль о том, что все случившееся есть результат какого-то чудовищного сговора мужа и любовника. Что же теперь будет? Оба совершенно очевидно избегают встреч с ней. Нет, просто невозможно, чтобы они сговорились. И все же… Нина обернулась и посмотрела на стоявшую поблизости «девятку». Ведь видят, что у ворот уже битых десять минут стоит жена их босса, и никто даже не соизволит открыть дверь. Сидят себе и музыку слушают. Охраннички! Нина решительно подошла к «девятке» и застучала костяшками пальцев в тонированное стекло. Никакого ответа. Это взбесило женщину. — Перепились, что ли, сволочи?! — закричала она и, схватившись за ручку, с силой рванула дверцу на себя. — Вы что тут в самом-то де… Из раскрытой двери машины к ногам жены Юрия Николаевича Лапотникова вывалилось, точно мешок с картошкой, большое совершенно безжизненное тело. Взгляд Нины упал на белое как мел, залитое кровью лицо мертвеца. Раздавшийся в следующее мгновение отчаянный, долгий, женский визг заставил выйти на улицу некоторых из тех, кто в массе своей безразличен к происходящему за стенами их загородных жилищ, — обитателей ближайших домов дачного поселка. * * * Эйрик вытер окровавленный меч и вбросил его в ножны. Кругом валялись трупы крестьян-саксов. Дружина перебила всех мужчин, и теперь воины брали положенную им по праву добычу, разоряя хижины и развлекаясь с женщинами, чьи мужья пали от смертоносных мечей королей моря. Конунгу нет нужды самому грабить: верные воины сами отдадут его долю. Кто они без своего победоносного предводителя? И кто он без них? Эйрику почти сорок — старик; не стремится он, покрытый ранами, к плотским утехам, потому и стоит посредине деревни в ожидании, пока друзья завершат свое веселье. Потом вместе они погрузят на драккар добычу и разведут на захваченных у врагов лодках погребальные костры, из пламени которых отправятся в царство мертвых души павших с мечом в руке героев. Живые поднимут парус и возьмут курс на северо-восток, чтобы перезимовать в стране фиордов и саг, воспевающих доблесть войнов. Впрочем, оглядевшись, конунг не увидел среди павших никого из своих. Саксы не ждали нападения… Место было знакомым, он приходил сюда когда-то давно, еще молодым. Где только не довелось побывать конунгу за эти годы: в чудесных странах вечного лета и в суровых безжалостных льдах Гренландии. С кем только не пришлось скрестить ему свой не ведавший поражений клинок, разивший франков и балтов, сарацинов и ромеев, германцев и руссов, которых приводило в ужас одно его имя. Долгие годы потом пугали своих детей враги, познавшие неистовую ярость свирепых северных воинов, страшным словом «норманны». Не зная сомнений, бросалась дружина Эйрика бесстрашного даже на вдесятеро превосходивших ее числом трусливых христиан, для которых нет места в царстве вечного блаженства настоящих воинов. Скольких друзей проводил конунг в чертог Одина… Там и Биорн, и Торнвальд, и Сигурд, друг младшего брата Эйрика Весельчака Харальда, который слагал о походах такие красивые песни, что воины, открыв рты, могли слушать их часами. Где сам Харальд Веселый? Пал с мечом в руке, сражаясь с чернолицыми маврами в Испании… Да, все они там, в Валгалле, пируют с самим Одином. Лишь отца Эйрика, Эйнара, нет среди доблестных. Впрочем, год от года крепла уверенность, что все, что говорили люди о том, кто настоящий его отец, — правда. В самых безвыходных, самых отчаянных ситуациях выручал он своего сына, словно ждал чего-то, оттягивая их встречу. Одно плохо: нет у конунга наследников, старшие сыновья погибли в бою (один, сражаясь бок о бок с отцом, а второй, остававшийся как-то за старшего вместо Эйрика, в стычке с соседями, которые убили тогда же и самого младшего). Вернувшийся из похода конунг жестоко посчитался с врагами, но… детей-то все равно не вернуть. Надо взять новую жену… Внимание конунга привлекла худощавая фигурка одетого в лохмотья мальчишки, выбежавшего, похоже, из одной из стоявших на окраине селения хижин. Парень то и дело оглядывался на гнавшегося за ним могучего разъяренного воина с секирой в руке. Расстояние между ними быстро сокращалось. Увидев перед собой Эйрика, мальчишка метнулся было в сторону, но поскользнулся и упал, растянувшись на грязной истоптанной земле. Он тут же вскочил, но конунг преградил ему путь. В глазах мальчика блеснуло отчаяние маленького затравленного зверька. Эйрик даже не успел отскочить: из-под лохмотьев рваного грязного рукава рубахи молнией блеснуло стальное лезвие, и парень, прыгнув с проворством кошки, ударил конунга в грудь. Лезвие кинжала чиркнуло о железо франкской кольчуги, которую викинг предпочитал традиционной для большинства своих соплеменников кожаной куртке с нашитыми металлическими чешуйками. Одной рукой Эйрик схватил смельчака за запястье и с такой силой сжал пальцы, что мальчик, вскрикнув от боли, выронил свое оружие. Тыльной стороной ладони конунг ударил маленького отчаянного сакса по щеке. Тот снова упал в грязь, и в глазах его Эйрик не увидел страха — одну лишь ярость. Конунг поднял с земли кинжал, потрогал пальцем острое лезвие и с удивлением посмотрел на серебряную голову волка с оскаленной пастью, что венчала деревянную рукоять. Оружие показалось Эйрику знакомым, когда-то, тут он ошибиться не мог, ему доводилось держать в руках этот кинжал. Конунг нахмурился. — Постой, Рагнар! — крикнул он подбежавшему преследователю, который уже взмахнул своей секирой, занося ее над головой жертвы. — Опусти топор. Воин бросил недовольный взгляд на конунга, даже такой предводитель, как Эйрик, прозванный Бесстрашным, не может запретить викингу убить врага. — Он ранил меня, — сердито крикнул Рагнар, но все же нехотя опустил свое оружие. Эйрик увидел, что из рассеченного рукава куртки воина сочится кровь. Конунг посмотрел на кинжал, который держал в руках, а затем перевел взгляд на лежавшего на земле мальчика. — Он хотел отнять у меня это, — неожиданно хрипловатым, ломающимся голосом выкрикнул волчонок, коверкая родной язык Эйрика. Конунг вновь с удивлением посмотрел на оружие, которое вполне могло оборвать его жизнь, если бы не кольчуга. — Откуда он у тебя? — Его дала мне моя мать, — гордо вскинув голову, сказал мальчик и добавил, показав пальцем на Рагнара: — А он хотел отнять. Эйрик посмотрел на воина. — Дай я убью его, Эйрик, — сказал тот. — Подожди… — Конунг с сомнением покачал головой. — Мне знаком этот кинжал. Ты можешь встать, — сказал он мальчику и спросил: — А кто твоя мать? Паренек не спеша поднялся, выпрямился и совсем как взрослый посмотрел Эйрику в глаза. — Надо убить его, — упрямо твердил Рагнар. — Он осмелился напасть на викинга и заслуживает за это смерти.