Отступаю от бури, что на меня надвигается, уклоняюсь от удара за ударом, ухожу от диких, блестящих глаз, которые не узнаю. Отодвигаюсь все дальше и дальше от оставшегося лежать на полу меча. Натыкаюсь спиной на камень, и Рордин меня вжимает, проводя мечом холодную линию по моему горлу. Дыхание, которое мы вместе пьем, болезненно пьянит. Грудь поднимается и опускается беспорядочными толчками, мысли лихорадочно скачут. Но хотя Рордин поймал меня в ловушку между собой и стеной, готовый нанести смертельный удар, что-то все же заставляет меня вскинуть голову… Рордин вздергивает верхнюю губу, щеря зубы, и я представляю, как они впиваются мне в шею. Мой взгляд цепляется за них и изо всех сил стремится освободиться, пока Рордин не издает низкое рычание, от которого у меня в коленях поселяется слабость – вот-вот повисну прямо на его мече. – Это… – облизываю губы, пробуя на вкус ледяной воздух, барахтаясь в ловушке. – Ты же… Что-то вспыхивает в его глазах, напоминая мне о надвигающейся с океана грозе. Пространство между нами стремительно сокращается. – Что я, Орлейт? Опасен. Раздается «кхе-кхе», и я тут же ищу взглядом источник звука, хотя все еще чувствую, как пригвождает меня к месту леденящий взор Рордина. – Чего?! – рявкает он. Бейз, стоящий у входа, сунув руки в карманы, ничуть не потрясен тем, что Рордин вжал меня в стену и вот-вот перережет глотку. По правде говоря, его больше веселит мой взгляд, которым я буквально сдираю с него кожу. Не тот ответ, которого я жду. Рордин руководил моим обучением последние пять лет, и Бейз обманом заставил меня поверить, что это наш с ним секретик. Вот же ублюдок. Даже не сподобился изобразить сожаление. – Ты хотел, чтобы тебя уведомили, когда верховная владычица пересечет границу, – говорит Бейз, отводя глаза шоколадного цвета от моего грозного взгляда. Рордин испускает почти неслышный вздох. Он отстраняется и, бросив Бейзу меч, оглядывает меня с головы до ног. – Закончи с этой, – произносит он, указывая в мою сторону подбородком, прежде чем поднять с пола изорванную рубаху. – Но мое согласие выманили обманным путем! – возмущаюсь я, лихорадочно переводя взгляд с одного на другого. – Я бросаю занятия. Рордин застывает как вкопанный. Проходят несколько мгновений, которые кажутся маленькой вечностью. Наконец он отмирает, сжимая рубашку в кулаке до побелевших костяшек, и смотрит в мою сторону. – Тогда тренировки будут заменены ежедневными поездками в близлежащие деревни. В моем сопровождении. От удара не ускользает ни одна клеточка тела. Кости вот-вот рассыплются в прах. Ловлю себя на том, что произношу слово «нет» одними губами… не в силах набрать достаточно воздуха, чтобы сказать его вслух. Взгляд Рордина становится жестче. – Значит – тренировки. Я вернусь завтра вечером. Сердце ухает в пятки. Завтра вечером… Он отказывается от крови. Возможно, даже две ночи подряд. Такого еще не бывало. – Но… разве я тебе не понадоблюсь? – Нет, – рычит он. – Мне нужно, чтоб ты свое дерьмо разгребла. Мудак. – Надери ей задницу, Бейз. И продолжай, пока у нее в глазах цвет не проклюнется. – Ненавижу тебя, – удается мне прошептать, когда он удаляется к распахнутым дверям. Он застывает ровно в тот миг, когда слова слетают с моего языка. Губы Рордина кривит легкая, лишенная веселья улыбка, которую почти больно видеть – жуткая, резкая, она мне напоминает, что, несмотря на все годы под одной крышей, я совсем не знаю этого мужчину. Несмотря на все капли себя, которыми я с ним делилась. – О, ненаглядная, – тянет Рордин, сверху вниз окидывая взглядом мое тело, все еще прижатое к стене его фантомным прикосновением. – Ты даже не знаешь значения этого слова. И уходит. Глава 11 Орлейт Закрываю дверь теплицы, набрав полные легкие пронизанного цветочными ароматами воздуха в попытке успокоить себя изнутри. В кулаке зажат букет, яркие лепестки всех цветов, кроме того, что отражает мое настроение. Голубого. Не свежего и прозрачного голубого, каким бывает океан, когда его не обуревает непогода, но тусклый цвет неба прямо перед тем, как из него исчезнет последний луч света. Откручиваю крышку с пустой банки, разжимаю пальцы, высвобождая стебли моего улова и свежие, сочащиеся волдыри, уродующие мою ладонь. Вот к чему приводит перетаскивание пятидесяти шести камней по Бревну – становишься как прокаженная. Старое дерево, которое двенадцать лет назад упало поперек застоявшегося пруда внизу поместья, раньше было достаточно безобидным… пока Бейз не начал использовать его для тренировок и телесных наказаний. На каждом конце лежит по груде камней, все больше моей головы размером, а если я потеряю равновесие, пока переправляю их на другую сторону? Ну, придется окунуться в кишащий селки пруд. Надо было самой туда сигануть, когда волдыри только начали появляться, и бешеным рывком добраться до берега, но я слишком увлеклась тем, что тешила затаенную обиду. Обиду, которая только возросла, когда я взобралась на самый верх Каменного стебля и обнаружила, что мой тайник девственно чист. Теперь придется заново собрать все тридцать четыре ингредиента, чтобы приготовить новую партию экзотрила, а для большинства сейчас не сезон. Я в ярости. Завтра, когда я проснусь с ощущением, что голову раздавило меж парочкой валунов, я буду взбешена еще больше. Уверена, именно об этом Рордин и думал, когда свалил с места преступления, уехал на пару дней и оставил меня спасать остатки моего самообладания. С тяжелым вздохом втыкаю цветы в банку с чуть большей силой, чем нужно, и ломаю несколько стеблей. Пока я прячу добычу в сумку, мимо с полным мешком проходит садовник. Он приподнимает шляпу в знак приветствия. Бурчу что-то в ответ, а потом застываю и ору: – Погоди! Готова поклясться, что он застонал. Когда я подхожу, садовник развязывает мешок и, отступив на шаг, отряхивает куртку. Я же, опустившись на колени, перебираю обрезки самшита. – Гейл, верно? Молодой человек снова приподнимает шляпу. – Да, мэм. Натыкаюсь на дне на несколько ягодок остролиста и цокаю языком. Заматываю их в марлю и поднимаюсь на ноги, убирая сверток в сумку. – Ты не срезал колокольчики, верно? Не то чтобы я собиралась поддать в тон обвинения, но судя по бледнеющему лицу парня, выходит именно так. – Н-н-нет, мэм. Я бы не посмел! Я всего лишь подмастерье, учусь стричь живую изгородь. – Так, а остальные садовники, которые тут вечно суетятся, – машу рукой на идеально ухоженный сад, – и всякое подстригают? Будь все по-моему, сад бы уже весь зарос. Дикий, непокорный, усыпанный цветами. – Я, э-э, я не могу отвечать за других, но думаю, никто не посмеет, – говорит парень, туго затягивая шнурок. Он, верно, имеет в виду проверки случайных мешков, которые я устраиваю каждую неделю, чтобы убедиться, не пропало ли чего ценного. Он бы и сам так поступал, если бы вырастил бо´льшую часть этого сада из семян. Парень забрасывает мешок на плечо и отступает на шаг, приподнимая шляпу в третий раз. – Если вы все, то у меня еще полным-полно работы перед балом…