– Этот больнее всего, – шепчу я, когда Рордин растирает мне палец, пока кончик не краснеет и не начинает ныть. – Знаю, – негромко отвечает Рордин и пронзает плоть. Резкий, отрезвляющий укол заставляет вздрогнуть, и я наблюдаю, как на коже выступает капелька крови. Рордин сует иголку себе в зубы, а вишневая слеза все распускается и распускается, угрожая пролиться. Он окунает мой палец в воду, окрашивая ее розовым, окрашивая ее моей потребностью отдавать себя этому мужчине. Его странной непреодолимой тягой брать. Закрыв глаза, пытаюсь не обращать внимания на заполнивший воздух запах крови, а в груди снова клокочет, отчаянно жаждет свободы вопрос. Сегодня я лишилась сил его сдерживать. – Зачем тебе это? Его крепкая хватка сжимается на моих пальцах. Тишина затягивается, и наконец ее нарушает скрипучий приказ Рордина: – Посмотри на меня. Я медленно открываю глаза – и поражаюсь видению, поистине мучительному. Рордин весь соткан из жестких углов и горькой решимости – прекрасный кошмар во плоти. В серебряных глазах горит смерть. – Вот, Орлейт. Именно поэтому мы используем дверь. Мое ничтожное сердце падает в пятки так резко, что слова срываются совсем сдавленно: – Нет. Я просто хочу знать, по… – Ты не готова к ответу, – цедит Рордин сквозь сжатые губы, жесткую, почти неподвижную челюсть. – И в твоих же интересах надеюсь, что все так и останется. Отпустив мою ладонь, он разворачивается и уносит с собой кубок. Моя рука продолжает бесполезно болтаться, роняя капли воды на пол. Как корова, которую подоили, а потом отправили обратно в поле восстанавливать вымя. – Больше не забывай, – рычит Рордин, оставляет иглу на подносе и, шагнув за дверь, без оглядки скрывается. Как пощечину отпустил. – Не могу ничего обещать! – ору я. – У меня много дел, знаешь ли! Слышу, как он ворчит, а потом доносятся лишь тяжелые шаги, что спускаются по Каменному стеблю. Как только они стихают, все, что мне остается, – это гулкая тишина, которую нарушает лишь частое биение моего хрупкого сердца. Шумно выдыхая, я отшатываюсь, натыкаюсь спиной на стену… Я сдалась. Более того, я задала вопрос вслух, а взамен получила лишь загадки да выволочку. А еще могу похвастаться уколотым пальцем и ноющей болью между ног, на которую я пытаюсь не обращать внимания, пока задуваю свечи, и, так и не сменив халат, забираюсь в постель, надеясь уснуть без кошмаров. Это вряд ли. Мне снятся огромные существа, которые вгрызаются в мою кожу, вытрясают из меня жизнь, брызжут моей кровью. Мне снятся вещи, которые присваивают мою плоть. Вещи, что меня ломают. Глава 20 Орлейт Просыпаюсь вся в поту, с прилипшими к лицу волосами. Огонь иссяк, и на то, чтобы отодрать себя от простыней и скатиться с кровати, уходят все силы. Разбитость от ужасного ночного сна, похоже, так же плоха, как отказ от экзо. Небо грохочет, громко и неистово, заставляя зеркало дребезжать о стену. Я стираю ладонью сон с глаз, подхожу к окну и вижу темные, высоко висящие облака, которые совсем не пропускают свет. После пробуждения под тяжелым, пустым небом, обещающим лишь дождь, я всегда чувствую себя несмазанным шарниром. Смываю с лица ночные кошмары, переодеваюсь в кожаные штаны, рубашку на пуговицах и свободную кофту, затем на скорую руку заплетаю косу, пока наполняется лейка. На подоконнике над моим рабочим столом гнездятся четырнадцать саженцев, которые питаются каким-никаким тусклым светом. Их маленькие горшки вылеплены вручную из глины и покрашены в яркие цвета под стать тем краскам, которые я в итоге сделаю из некоторых цветков. Я пробую почву, поливаю, где нужно, а потом выхожу на балкон к более крупным растениям, которые расположились у стены под нависающей крышей западной стороны. – Посмотрите на себя, ребята! – их я тоже поливаю, любуясь ярко-зелеными побегами и распускающимися листьями. – Как вы хорошо растете! Кроме тебя, – бормочу я и присаживаюсь на корточки, щурясь на фигу, которая, кажется, поникает каждый раз, когда я отвожу от нее взгляд. – У тебя, вижу, очередной грустный день. От души плещу в ее горшок из лейки, снова всматриваюсь в рокочущие облака и морщу нос. Мы обе скучаем по солнцу, но, судя по всему, в ближайшее время оно нам не светит. Возможно, придется перенести ее в Рассады, прежде чем она погибнет у меня на руках. – Держись тут, Вялолистик. Я обхожу изогнутый балкон, двигаюсь мимо ящика с травами и лимонного дерева, которое выращиваю уже пять лет. Его ветви усыпаны ярко-желтыми плодами, из которых я выжму сок и сделаю консервант для красок. Далее – глициния, единственное растение, которое пробыло здесь дольше, чем я. Она такая большая, что вьется по балкону и вниз по башне, и ее видно практически с любой точки вокруг замка. Обхаживаю стайку розовых кустов – на них еще не появились первые всплески цвета, затем останавливаюсь у саженца ивы, который вырастила из семечка. Кора ивы – отличное обезболивающее, а еще мне нравится смотреть, как из неуклюжих малышей они превращаются в горделивые, величественные деревья. Опускаюсь на корточки, проверяю ее корни и вижу, что они выглядывают из отверстия в горшке… Губы сами собой растягиваются в улыбке. Именно то, что нужно, чтобы развеять мою хандру. – Ты как будто подросла за ночь, – шепчу я, и впервые за слишком долгое время мне становится чуточку легче. Дни посадки – мои любимые. b00000314.png —Может, мне кажется, но независимость тебе явно к лицу, – говорю я, похлопывая у основания только что посаженной ивы, наслаждаясь ощущением земли на руках. Встаю и бросаю взгляд на серый, покрытый рябью пруд с венком из покачивающегося камыша. Пруд пересекает поваленное дерево – Бревно, и его подбрюшье украшено ковром темно-зеленого мха и изогнутых светлых грибов. Плаксе должно здесь понравиться. Почва достаточно влажная, а еще будет удобно следить за ростом ивы каждый раз, как Бейз возжелает погонять меня по этой смертельной ловушке над коварными водами. Роюсь в сумке в поисках банки и ложки, затем крадусь к илистому краю застоявшегося вонючего пруда. Встав на колени в черную грязь, из которой я делаю раствор, я зачерпываю ее с горкой в банку, а потом бросаюсь прочь от камышей, подальше от воды, чтобы спокойно спрятать добычу. Жуткое место. Никогда не знаю, что может на меня выскочить из зарослей. Вытираю руки о рубашку и со вздохом направляюсь к замку. Бреду по холодным коридорам, поднимаюсь по лестничным пролетам на пути в обеденный зал, и в пустом желудке оседает ком страха. Будет ли он за столом? Будет ли там Зали… расточать улыбки, соблазнять его, чтобы он смеялся? Ядовитые мысли разгоняют пульс до быстрого, обиженного темпа. Расправляю плечи, вхожу в зал, и моя прямая осанка чуть не дает трещину, как только меня пригвождает к месту ледяной взгляд Рордина. Кашлянув, мельком смотрю на Бейза. Тот сидит на привычном месте, склонившись над утренним докладом. Бейз поднимает взгляд и хмурится, половина его лица подсвечена оранжевым светом, что льется из пылающего очага. – Как сегодня настроение, получше? Стараюсь игнорировать вспышку огня, забурлившего в венах, а потом вспоминаю, как «Те Брук о’Авалансте» чуть не врезалась Бейзу в лицо, и настроение резко улучшается. – Понятия не имею, о чем ты. – Да ладно, – тускло отзывается Бейз. Когда я прохожу мимо, Танис не сдерживает смешок, и я ей подмигиваю. Она не обязана присутствовать при моих трапезах, но думаю, что обилие подобных развлечений заставляет ее возвращаться за новой порцией, а я и не против моральной поддержки. Усевшись, я оглядываю стол в поисках четвертого прибора. Его нет. – Где Зали? Я-то думала, семейные трапезы станут… традицией?