Опустив глаза, проверяю, не видны ли под кроваво-красной тканью подвески, что покоятся меж ничем не связанных грудей. Бедная Танис. Я вспоминаю миг, когда она пришла забрать платье, а обнаружила голый манекен и меня, утверждающую, что обрекла наряд на гибель в морской пучине, когда утром навещала Кая. Ложь соскользнула с языка, служанка побледнела, мол, ей-то приказано унести платье, и я ощутила укол вины. Но не настолько, чтобы достать его из-под матраса и отдать. Рордин еще ни разу не предлагал мне легкого выхода. Значит, он стремится намеренно удержать меня подальше от бала. Возможно, он считает, что Кайнон отравит мой разум, но на его глазах шоры, и он не видит, что Кайнон – противоядие. Я – противоядие. Рордин все равно в итоге меня вышвырнет… так почему бы не предпочесть территорию, куда еще не добрались вруки. Откупориваю баночку глазури для губ, которую сделала из растертых розовых лепестков, ароматического масла и кусочка сала. Женщины на Трибунале всегда красят губы красным, и если я сделаю так же, то не выделюсь из толпы. Взяв кисть, я делаю глубокий вдох и смотрю на свое бледное отражение. Сегодня зеркало мне не враг. Потому что сегодня я не та Орлейт, которая почти всю жизнь прячется за воображаемой линией и пользуется Рордином как щитом. Сегодня я другая женщина, сильная, собранная, несгибаемая. – Сильная, собранная… несгибаемая… Обмакиваю заостренные щетинки, подношу руку и с филигранной точностью наношу на губы алый. Цвет сразу подчеркивает мои лиловые глаза, и он идеально подходит к платью. Но что самое важное – он делает меня другой, а сегодня именно это мне и нужно. Маска. Затем – немного сурьмы на глаза, чтобы придать им загадочности. Даже использую заостренную палочку, чтобы провести линию над веком и слегка его удлинить. Завершив образ, я роняю палочку на туалетный столик. Я выгляжу такой уверенной и величественной – совсем непохожей на ту женщину, у которой вчера в саду случился срыв. Хорошенькое жертвенное подношение, разукрашенное ровно настолько, чтобы привлечь внимание ножниц, о которых Рордин столь настойчиво предостерегал. Идеально. Встав, я разглаживаю ткань, облегающую мне ноги, затем поднимаю с кровати туфли. Каблуки похожи на огромные шипы, а мне предстоит спуск в почти сто пятьдесят ступеней. Помня об этом, решаю надеть туфли позже и не рисковать полетом до самого низа Каменного стебля и переломом всех костей в теле. Испытывая на прочность облегающее платье, я постепенно двигаюсь по лестнице, одной рукой придерживаюсь за стену, а в другой держу туфли и подол. И на каждый шаг цежу слова. Сильная. Собранная. Несгибаемая. Когда я наконец добираюсь к основанию башни, я почти верю себе. Наклонившись надеть туфли, я замечаю на полу возле открытой двери поднос. На его деревянной крышке примостился маленький бархатный мешочек. Нахмурившись, тянусь к нему… Дверь с грохотом захлопывается. Звук скользнувшего в паз засова заставляет сердце ухнуть в пятки. Бросаюсь вперед, хватаю латунную ручку, толкаю… Дверь не поддается. Ее раньше никогда не запирали. Я даже не знала, что ее можно запереть. – Эй! – кричу я и луплю ладонью по дереву с такой силой, что она пульсирует. – Открой сраную дверь! Единственный на это ответ – пустота безмолвия. Никаких шагов. Тот, кто меня запер, стоит рядом и слушает мои вопли. А на такое способен только один он. – Рордин! Я знаю, что ты там! Открой сейчас же! Тишина. Я пинаю дверь, наваливаюсь на нее плечом, ищу способ ослабить петли… – Рордин!!! Тяжелые шаги удаляются прочь, а я все брыкаюсь, рычу и срываюсь на крик. Оскалив зубы, выдергиваю шпильку и вонзаю ее в дверь сбоку, где может быть замок, но все тщетно. Здесь нет слабого места, куда я могла бы влезть. С погнутой шпилькой в ноющих пальцах я шлепаюсь на пол, разочарованная, взмокшая… Да как он смеет. b00000314.png Плюхнувшись на кровать, я уничтожаю взглядом бархатный мешочек. Тот, который я только что открыла и обнаружила запас хорошеньких колокольчиков… без стеблей. Хмурюсь, ведь понимаю, что это за подарок. Это задабривание. Может, Зали рассказала Рордину, что я подслушивала из-за той занавеси. Может, он просто властный ублюдок. Что бы ни стало причиной моего внезапного заточения, результат все равно один. Я в бешенстве, в ловушке, в тревоге… и это опасная смесь. Я не глупа, я понимаю. Кайнон увидел во мне то, что ему нравится, – и я для него разменная монета. Против чего явно выступает Рордин. Пусть он думает, что я выше политического союза, слова Кайнона у подножия Каменного стебля наводят на мысль, что союз самого Рордина как минимум отчасти порожден политикой. А что приемлемо для Рордина, вполне подойдет и мне. Может, я и не верховная владычица, но кое в чем буду получше Зали. Я могу добыть Рордину сотню кораблей, способ положить конец кровавой бойне по всей земле. Я могу помочь сделать мир безопаснее, всего лишь приняв простую куплу. Но здесь, в башне, я бесполезна, и в полночь сделка уже отменяется. У нас мало времени. Зашипев на мешочек, испытываю легкое искушение вышвырнуть его в окно и посмотреть, как быстро он упадет. А вообще… пошло оно все. Скатываюсь с постели, распахиваю дверь и вылетаю на балкон алым вихрем. Прижавшись к балюстраде, окидываю взглядом земли замка, усеянные людьми в ярких одеждах, словно поле диких цветов. Тут и там стоят экипажи, запряженные лошадьми, которые жуют охапки соломы. К главному входу ведет вереница факелов, готовых освещать путь гостям, чья болтовня доносится до меня в неподвижном сумеречном воздухе. Уединение вдали от толпы обычно обрадовало бы меня до дрожи, но сегодня я иная. Я смотрю и вижу лишь будущих жертв набега вруков, который я могла бы предотвратить. Заношу мешочек с цветами над краем, и взгляд вдруг натыкается на длинную металлическую опорную балку, которая проходит от основания Каменного стебля у пятого этажа, пересекает внутренний двор и крепится к массиву замка Нуар. Сердце радостно подпрыгивает. – Ну конечно. Бросаюсь обратно в комнату и оставляю мешочек на подушке – правда, первым делом его обнюхиваю. Я не ищу аромат колокольчиков, но наслаждаюсь запахом кожи и свежего ледяного озера. Рордин принес мешочек. Он сорвал цветы. Каким-то образом узнал, что они мне нужны. Затем намеренно удалил стебли, нужные для приготовления экзотрила, и оставил лишь бутончики для краски. Вот ублюдок. Наношу на губы еще слой глазури, потом хватаю туфли и бегу к лестнице. Ступени залиты тусклым светом заходящего солнца, факелы еще не горят. Их, наверное, никто и не зажжет, поскольку дверь заперта, а я должна сидеть наверху. Но я сегодня иная. Я сильная. Собранная. Несгибаемая. Та, кто не съежится от резкого взгляда или колкого слова. Та, кто носит свою кожу с гордостью. Я прислоняюсь к вогнутой стене, хватаюсь одной рукой за основание высокого, продолговатого окна. Сердце подскакивает, встает комом в горле, когда я смотрю на пропасть пустоты и тонкую балку, что тянется через нее от окна к замку. Безопасному, прочному замку, чего уж точно не сказать о балке. Перевожу взгляд на каменный двор пятью этажами ниже… Упадешь – и все, конец. Но тут или я на цыпочках пройду по балке и доберусь на проклятый бал, или пострадает еще больше невинных людей.