— Я пришел навестить пострадавших в аварии сотрудников милиции. Понимаю прекрасно, что это больница, а не магазин. Я долго ждал в приемном покое, но ко мне не подошел ни один работник больницы, вот я и пошел в надежде найти дежурного врача. А вы кем работаете? Вы не дежурный врач? Мой вопрос вывел женщину из себя. Она уперлась своими могучими руками в свои, надо сказать, тоже могучие бедра и, не выбирая выражений, закричала на всю больницу: — Ты кто такой? Пришел — сиди и жди, когда к тебе подойдут! Подождать не можешь? Поперся тут в грязной обуви! Видя, что я не столь напуган, сколь требовалось, она принялась оскорблять меня нецензурно. При этом, казалось бы максимальная, громкость ее голоса стала еще выше. Наконец, в конце коридора показалась фигура в белом халате. — Вам что не ясно? — произнесла фигура. — Вам же по-русски сказано, здесь не магазин, а больница! Здесь свои правила и требования! Вы что стоите, я сейчас милицию вызову! Мне ничего не оставалось, как повернуться и пойти назад. Я сел в приемном покое и стал ждать дежурного врача. До меня по-прежнему долетали нелицеприятные фразы о моей персоне. Наконец подошел мужчина в белом халате. Я представился и попросил рассказать о состоянии доставленных после ДТП сотрудников моей бригады. Врач дал мне халат и провел в одну из палат, где лежали трое. Двое из них спали. Я присел на краешек постели водителя. Он открыл глаза и, увидев меня, сделал попытку подняться. — Лежи, Лапин, лежи! Еще успеешь встать. Расскажи, что произошло на трассе. Игорь, это очень важно! Игорь задумался, восстанавливая в памяти картину, и тихим голосом произнес: — Два «КамАЗа» пристроились к нам сзади сразу же при выезде из города. Отъехав километров пятнадцать, я заметил, что они перестраиваются по ходу. Они шли рядом по ширине всей дороги и не давали нам остановиться и пропустить их. Потом мы увидели, что на обочине, метрах в двухстах от нас стоит «КамАЗ». Идущий сзади нас справа стал вытеснять меня с нашей полосы, заставляя выехать на встречку. «КамАЗ», стоявший у обочины, тронулся и двинулся прямо нам в лоб. Мы попытались оторваться, я увеличил скорость, но «КамАЗы» продолжали гнать нас под встречный. Я, конечно, виноват, нужно было сразу уходить в кювет, но я почему-то рассчитывал, что те просто хулиганят, и мы разъедемся. Потом вы уже знаете. Удар пришелся на нашу правую сторону, и это в какой-то мере спасло нас. От удара нас выбросило с дороги. — Игорь, а на «КамАЗах» были государственные номера? Не заметил? Он опять задумался на секунду и уверенно ответил: — Нет, Виктор Николаевич! Машины были без номеров. Все было спланировано — они специально ждали нас на выезде. Я вообще удивляюсь, как мы остались живы! — Лапин, завтра к тебе приедет следователь из нашей бригады, он тебя допросит. Постарайся вспомнить все подробности — от окраски «КамАЗов» до возможного портрета водителей. Я вышел из больницы и направился в сторону своей машины. Сделав шагов двадцать, услышал голос дежурного врача. Он догнал меня: — Вы знаете, умер один из ваших сотрудников. Агафонов. Простите. Мы сделали все возможное. Но его травма была несовместима с жизнью. Словно огромный булыжник застрял у меня в горле. Я хотел поглубже вдохнуть, но не мог. К моему стыду слезы брызнули у меня из глаз. Я отвернулся. «И семьи, наверное, не было. Умер такой молодой! А я даже не знаю про него ничего», — отрывочные мысли мелькали у меня голове. Видя мое состояние, врач немного отступил и полушепотом произнес: — Может, вам немного валерианы? — Спасибо вам, обойдусь! Когда вскрытие? Мне нужно об этом знать, — я достал из кармана листок бумаги и стал записывать номер своего телефона. Я написал, отдал листочек врачу и попросил его связаться со мной, как только будет известно время вскрытия. Дальше мы с водителем поехали туда, где, как сообщала женщина, должны были находиться два «КамАЗа», из-за которых все произошло. На указанном месте никаких «КамАЗов» не было. Мы объехали ближайшие улицы, но не нашли ничего, что подтверждало бы пребывание здесь грузовиков. «Все ясно, нас развели, как лохов! Переданная информация была адресована мне лично. Просто для ее передачи был выбран молодой Агафонов. «КамАЗов» здесь нет и никогда не было. Это была элементарная ловушка, на которую мы с Агафоновым и клюнули. Они просто не знали, что я вышел из машины и вместо меня поехал другой. Если бы они увидели это, по всей вероятности, отказались бы от задуманного. Но кто им сообщил, что поехал я? Неужели Кунаев? Нужно срочно затребовать на ГТС распечатку всех его разговоров приблизительно в этот промежуток времени», — решил наконец я, как действовать. Мы поехали в Аркалык. * * * В отделе милиции я, не останавливаясь и ни к кому не заходя, прошел к себе. Около кабинета меня уже ждали мои сотрудники. Они набросились на меня с вопросами. Мы направились в актовый зал, где я подробно рассказал им о ДТП. Я не стал им сообщать лишь о том, что объектом покушения являлась моя персона. Поговорив с сотрудниками, я распределил между ними очередные задания, в том числе и напрямую связанные с отправкой тела Володи Агафонова. Вернувшись в гостиницу, я переоделся в спортивный костюм и отправился к Лазареву. — Василий Владимирович, — начал я с порога, — докладываю вам как руководителю оперативно-следственной бригады МВД СССР. Сегодня, около четырнадцати часов дня в результате ДТП трагически погиб сотрудник нашей бригады Агафонов Владимир. Трое других сотрудников находятся в районной больнице скорой помощи. По словам врачей, состояние у них тяжелое, но стабильное, и это дает нам основания рассчитывать на их скорое выздоровление. Я смотрел на Лазарева и старался понять, что чувствует человек, услышав такое. Но Лазарев был абсолютно спокоен. На лице ни один мускул не дернулся. Мне показалось, что он вообще не понимает произошедшего. Лазарев сидел на кровати и молчал, словно и не видит меня. Наконец, он поднял глаза и зарычал: — Ты это к чему, Абрамов? Хочешь сказать, я послал туда, как его, этого паренька, и он из-за меня разбился? Не-е-ет! Я его никуда не посылал. Мои руки чисты! Я чист! — Вы что говорите! — возмутился я. — Вы считаете, что я виноват в смерти Агафонова и ранениях других? — Это не мои проблемы. Я не проверяющий, чтобы делать выводы, ты виноват или кто другой. Приедут люди, разберутся. Понимаешь, Абрамов, мне проще ответить за то, что я пьянствую, чем за твое необдуманное решение. — Почему вы считаете, что это решение было необдуманным? Мы имели информацию, и ее необходимо было проверить. — Я сказал уже тебе. Я не судья и не стану разбираться. Нужно было ехать или нет. А сейчас оставь меня, мне нужно все прикинуть. И что мне говорить Москве. Я вышел из его номера. Чувство обиды накатило на меня. «Вот сволочь! Если бы все обошлось, приписал бы себе эти «КамАЗы», а вот случилось несчастье — «вины и крови на мне нет! Ищите виноватых»!» Я прошел к себе в номер и, достав из тумбочки бутылку водки, налил себе полный стакан: «Пусть земля будет тебе пухом. Прости меня, Агафонов!». Я выпил залпом, не почувствовав ни горечи, ни запаха, сел в кресло и уставился в угол комнаты. От долгого неподвижного взгляда контуры обоев стали расплываться. Я закрыл глаза. «А может, он и прав, — подумал я. — Это не он решил ехать. Я послал туда Агафонова. Как ни крути, я виноват, — эти мысли были невыносимы. — Да, я знал о предстоящем покушении на меня. Но не мог предположить, что жертвами станут совсем другие люди. А сидеть в городе безвыездно только из-за того, что бандиты пригрозили расправой, тоже было бы неправильно. Совсем неправильно затаиться и ждать, когда все решится за тебя. Трястись и прятаться от бандитов? Это они должны бояться и прятаться!» Воспоминания об Агафонове подавляли во мне всякую способность рассуждать без эмоций. Я попытался представить, что предпринял бы в этой ситуации, но ничего хорошего придумать не мог. В смерти парня я себя не винил. Кто из нас знает, где мы встретим свою смерть? Своеобразным оправданием для меня были слова генерала из фильма «Горячий снег». Генерал отвечал одному из командиров на обвинения, что на поле боя погибают солдаты: «Если я буду думать о каждом солдате, который сейчас погибает на поле битвы, обо всех его родных и близких, то не смогу командовать ими, посылать на смерть ради нашей победы». Вот и я, словно тот генерал, не мог не послать в этот поселок ребят. Это была моя работа и их непосредственная обязанность. Риск — это образ жизни любого оперативника, его повседневная работа. Оперативник не может жить без риска. Его нельзя оградить от этого холодящего душу ощущения. Если ты не в силах побороть в себе страх, нужно уходить. Ты не оперативник, ты просто милиционер. Трусов в сыске не бывает, и там сразу видно, кто есть кто. Я проснулся ночью оттого, что моя правая рука сильно затекла. Часы показывали около трех ночи. «Значит, проспал около четырех часов», — прикинул я. Во рту у меня пересохло от алкоголя, и я, встав с кресла, налил из графина воды и с жадностью выпил. «Хорошо, что меня не видели подчиненные! Слабых в любом смысле этого слова в сыске не уважают. Пусть приедет комиссия и разберется. Если найдут мою вину, я готов ответить по всей строгости». Я разделся и лег в постель. «Надо же, в этом городе даже посоветоваться не с кем», — было моей последней мыслью, и я погрузился в сон. * * * Утром, до работы я зашел в местное КГБ. На пороге приемной меня ждал Каримов. Мы поздоровались как старые друзья и прошли в его кабинет. — У меня к вам, а вернее, к вашей службе большое дело, — начал я и пристально взглянул на Каримова, пытаясь определить, говорить мне дальше или лучше замолчать. Каримов был спокоен. Его взгляд не выражал никакого интереса к моим словам. «Хорошо держится, — подумал я. — Все-таки опыт в оперативной работе сказывается». — Мне нужна помощь вашей конторы, а точнее, сведения о вчерашних звонках с телефона начальника городского отдела милиции Кунаева. Эти слова заставили Каримова напрячься. Его тело непроизвольно качнулось в мою сторону. — Вы наверняка уже в курсе вчерашних событий? У меня погиб сотрудник и трое ранены. Я хочу знать, кто причастен к этому ДТП. Кто вам предоставил информацию о покушении на меня? Этот человек не может не знать исполнителей. Вы знаете, я был в той машине и должен был сам ехать в поселок, но обстоятельства изменились, и вместо меня поехал совершенно другой человек. О моем выезде знал лишь один человек. Вы догадываетесь кто? Я ему звонил буквально минут за десять до выезда и просил помочь в транспортировке одной из машин, обнаруженных в поселке. Он мне отказал, сославшись на то, что у него нет людей, которые могут управлять «КамАЗом». И тогда я сказал ему, что мне придется самому поехать туда и гнать грузовик в Аркалык. Я хорошо помню, как он стоял у окна и смотрел, как отъезжала наша машина. Каримов откинулся на спинку кресла, словно высказанные мною подозрения в адрес Кунаева непосильным грузом легли на его плечи.