В другом ящике у меня были печенье и сахар. Я осторожно налил горячий чай и пододвинул чашку Ким: — Вы все написали? — Да, написала, — Ким протянула мне лист, и я, отодвинув, свою чашку, стал читать. — Анна Семеновна! — не без удовольствия воскликнул я. — Вы правильно решили задачу. Теперь я отчетливо вижу, что вы хотите ночевать дома. Что вам мешало рассказать об этом сегодня утром? Может, тогда и расстались бы хорошими друзьями? Я протянул лист Старостину. — Срочно соберите людей и выезжайте по этим адресам. Старостин вышел и минут через пять я услышал шум отъезжающих машин. — Анна Семеновна. Надеюсь, вы хорошо понимаете всю ситуацию? Вы можете уйти домой лишь в том случае, если мы сейчас задержим этих людей. Так что давайте, сидите и пейте чай! — А я и не спешу. Может, мне приятно посидеть в компании с таким симпатичным мужчиной, — вновь приступила она к своим штучкам. — Вы, наверное, знаете, что это у меня уже третий брак. Два предыдущих были неудачными. Люблю сильных духом мужчин. Могу им многое прощать, в том числе и измены. И ненавижу слабых, слизняков. Они мне отвратительны. Иногда смотришь на мужчину, вроде все при нем. И статен собой, и красив. Порода видна. А начнешь говорить — нет, не тот! Нет духа, нет уверенности. Привык держаться за маменькину юбку, лишнего шага без разрешения сделать не может. Кому-то это нравится, а мне лично нет. Сейчас встретить сильного, достойного уважения мужчину — это редкая случайность, удача! Вы слышали, наверное, о нашем Байконуре? Это рядом с нашим городом. Многие мужики раньше работали там или ездили вахтами в Семипалатинск. А там, кислоты всякие, испарения, излучение. Вот и ослабли, не в состоянии удовлетворять женщин. Мне, например, надо много и часто. А если у мужика есть силы сбегать еще к кому-то — пусть бежит. Пусть порадует не только меня. Она сделала паузу и внимательно посмотрела на меня, стараясь разглядеть, какое впечатление вызывает ее откровенность. — По вашей фигуре и по тому, как держитесь с подчиненными, видно, что вы сильный человек. Почему вы сидите в этой каморке, никуда не ходите? Пройдитесь по улицам города, одарите женщин вниманием и любовью. — Ох, Анна Семеновна, мне бы ваши заботы! Смотрю на вас и чувствую, что на уме у вас лишь секс и ничего более. У меня в этом городе свои проблемы и задачи. Я ведь приехал в Аркалык ловить преступников, а не осеменять местных дам. Она сделала удивленное лицо и с интересом взглянула на меня: — Вы, просто не знаю, как вас звать, не понимаете, что говорите! Запомните мои слова, все ваши погоны и медальки не стоят и ломаного гроша в этой жизни. Думаете, вашей жене это нужно? Ей нужны вы как мужчина, с вашими слабостями и недостатками. И чтобы рядом всегда были. Если вы потеряете свое мужское начало, то, поверьте мне, ваше реноме не спасут ни звезды на погонах, ни куча металла на вашей груди. Живите сегодняшним днем! Не надо жить прошлым и будущим. — Ну, договорились мы с вами, Анна Семеновна, черт знает до чего! Вы прямо философ! Убеждаете, как несмышленыша. Давайте поставим точку и закроем эту тему. Я набрал номер и попросил конвой. Через минуту открылась дверь и вошел оперативник. — Возьмите у меня гражданку Ким. Пусть посидит у вас в кабинете. Что делать с ней дальше, скажу позже. * * * Время текло медленно. За окном свистел ветер, на глазах наметая сугробы. Плац был пуст, и лишь ряды изъятых «КамАЗов» напоминали парадные расчеты выстроенных колонн. Я мерил шагами кабинет, стараясь сосредоточиться на чем-то важном. Однако мысли, как в калейдоскопе, меняли одна другую и пролетали молнией без следа. «Интересно, почему все же уехал Лазарев? В чем причина?» Я шагал, пытаясь зацепиться за какое-нибудь звено событий, произошедших здесь, в Аркалыке. «Что за этим кроется? Не мог человек, приехавший сюда за генеральскими погонами, взять просто так и уехать. Легко признался в собственной несостоятельности. Ничего смертельно опасного для него не произошло. Реальной угрозы жизни не было». Я шагал и шагал, но головоломка не поддавалась. Неожиданно раздался звонок. Я подошел к телефону и сквозь шум и треск услышал знакомый голос куратора-москвича: — Виктор Николаевич! Прошу вас организовать встречу наших сотрудников из Москвы. К вам едут товарищи из инспекции по личному составу. — Сколько их? — поинтересовался я. — Можете мне сказать о цели их визита? — Вы знаете, Виктор Николаевич, на вас поступила большая жалоба от работников прокуратуры города. Они утверждают, что вы чуть ли не на каждом шагу нарушаете соцзаконность. В жалобе приводятся факты, когда вы, не имея соответствующих санкций городской прокуратуры, задерживаете и проводите массовые обыски у граждан. Второй вопрос, который они хотели бы изучить на месте, связан со смертью Владимира Агафонова. Вам понятна важность этих вопросов? Есть социалистическая законность, и еще никто в Союзе ее не отменял. Виктор Николаевич! Надеюсь, что предстоящая проверка не скажется на результатах работы бригады. — Вы правы. Если меня не арестуют эти проверяющие за эти самые нарушения, то работа группы будет протекать в прежнем режиме, — заверил я его. — Типун вам на язык. Разве можно так шутить! — ответили мне и положили трубку. Теперь все стало ясно как Божий день. Я как лицо, исполняющее обязанности руководителя оперативно-следственной бригады, должен предстать перед членами комиссии МВД СССР. «Вот почему вдруг заболел и уехал Лазарев! Он узнал это от брата и решил отсидеться в Москве. Ну и крыса!» Чем больше я думал о предстоящей проверке, тем больше злился. «Неужели решили меня пустить под сплав? Сейчас приедут эти люди и начнут копаться в грязном белье. Будут разбираться, уговаривать признаться в халатности, угрожать арестом, требовать от меня непонятно чего!» Я хорошо знал эту категорию. Не каждый человек может работать в инспекции по личному составу, для этого тоже необходимо призвание. Это люди, которые ни разу в жизни не видели настоящего преступника. Вот и будут искать этого преступника среди своих, во мне, например. Сильная головная боль стрелой пронзила мою голову. Спазм следовал за спазмом, и я не мог пошевелиться. «Так и инсульт может стукнуть, — усмехнулся я про себя. — Испугался проверки, что ли? Или еще чего? Нет, я не сделал ничего, за что мог бы бояться или стыдиться. А за то, что сделал, готов отвечать по полной. Совесть моя чиста и перед людьми, и перед законом. Пусть проверяют. Все, что я наработал здесь, лежит в сейфе и стоит на плацу». Дверь кабинета открылась, и вошел Андрей Кузьмин, оперативник, прикомандированный к бригаде из Воронежа. — Виктор Николаевич, мы задержали Кима. Будете с ним разговаривать? — Молодцы! Поработайте с ним сами. У меня что-то голова заболела. Не успела за Кузьминым закрыться дверь, как вошел другой оперативник: — Виктор Николаевич! Задержан Аманкулиев. Пытался оказать сопротивление. — Хорошо, Захаров. Работайте с ним. Ты не знаешь, машину Кима пригнали или еще нет? Захаров пожал плечами. — Пригласи ко мне Старостина, — попросил я. Минуты через три пришел Старостин. — Вот что, дружок. Освободи под подписку о невыезде Анну Семеновну Ким. Пусть ее только сначала допросит кто-нибудь из следователей. Я подошел к окну и, отодвинув штору, вновь стал смотреть на плац, где рядами стояли «КамАЗы». «Солидно, — похвалил я себя и бригаду. — Неплохо поработали ребята. Интересно, сколько миллионов вернули?» Я накинул пальто и отправился в гостиницу. Шел пешком и впервые за все время в Аркалыке, несмотря на головную боль, заметил, что привлекаю взгляды проходящих женщин. Да, Анна Семеновна права в какой-то мере. Работа, которой я занимался уже более десяти лет, наложила на меня свои нормы поведения. Я разучился по-человечески радоваться маленьким слабостям окружающих меня людей. Мои глаза, как рентген, просвечивали этих людей, лишь пытаясь отыскать среди них мерзавцев и преступников. Длительная работа в системе уголовного розыска сделала нас своеобразными дальтониками. Мы научились за все эти годы быстро и безошибочно различать лишь два цвета — белый и черный. Мы шли по многоцветной жизни, словно зашоренные лошади, не видящие ничего, кроме маленького просвета впереди. А что ожидало нас впереди — мы и сами не знали, как не знал никто — то ли пуля, то ли нож в спину. Размышляя о превратностях жизни, я чуть не столкнулся с женщиной, шедшей мне навстречу. — Прошу прощения, — извинился я, — немного задумался. — Смотреть нужно, что глаз нет? — произнесла довольно грубо женщина и стремительной походкой направилась дальше. «Ну что, Виктор Николаевич, — спросил я себя, — зазевались? Повнимательней надо быть… На улице нужно думать об улице, а не о разной чепухе. Так можно и под машину попасть». В гостинице, получив ключ от номера, я уже направился к лестнице, как услышал за спиной голос администратора: — Извините! Вам оставили письмо. «Странно, — сразу напрягся я. — Кто в этом городе может писать мне письма?» Письмо я, разумеется, взял, поблагодарил администратора и заторопился в номер. * * * Кунаев по окончании рабочего дня заехал в магазин и, накупив всяких сладостей для внуков, направился к дочери. Подъехав к дому, он вышел из машины и не спеша направился к подъезду. — Здравствуйте, — поздоровалась с ним женщина, живущая на этаж выше дочери.