Шиллер быстро разлил водку по рюмкам и пододвинул одну поближе к женщине. — За тебя, за твою красоту! — произнес Шиллер и поднял рюмку. Они чокнулись и выпили. — Ты не боишься, что может подумать мой муж, когда узнает, что я с тобой здесь пила водку? — спросила она. — Ты знаешь его лучше меня. Он может убить нас обоих. — Алия, он может подумать все, что угодно, даже если бы ты отказалась со мной выпить. Или я не прав? А так, я знаю, что он очень жесткий человек, в пылу может и убить, это точно. Но мне кажется, ты ему ничего не расскажешь, правда? Шиллер внимательно посмотрел на нее: — А давно ты замужем? Где он разыскал в степи такой прекрасный цветок? Насколько я его помню, он всегда был замкнутым. Никуда не ходил, ни на танцы, ни в театр. И вдруг, представь себе, нашел тебя! — Курт, давай не будем об этом! — попросила она. — Не лезь ко мне в душу. Все у нас с ним хорошо. Алия потянулась к бутылке и налила Шиллеру. — Давай, Курт, пей и прекращай все эти разговоры. Они мне неприятны. Я ведь знаю, к чему ты ведешь. Сейчас начнешь меня пытать, почему у нас нет детей и так далее. Скажу сразу. Эта тема закрыта. Не твое это дело! Шиллер протянул руку и взял большой кусок пирога. — А ты неплохо готовишь, — откусил он со смаком. — Очень вкусно! Я здесь у вас, как на курорте, вкусно ем, водку пью. Да и глаза не устают ежеминутно ласкать твою красивую фигуру. От этих слов лицо Алии залилось краской. Она опустила глаза и почти прошептала: — Вы все мужчины умеете красиво говорить. А мы, женщины, развесим уши и слушаем. И верим. А копнешь поглубже, то, кроме слов, у вас за душой ничего и нет. — Это не так, Алия! Настоящей мужчина всегда должен подчеркивать красоту женщин, а иначе он не мужчина, а тряпка. Мужчина всегда в душе поэт и всегда должен петь о красоте женщины, — расфилософствовался опьяневший Шиллер и потянул рюмку в сторону Алии. Они вновь чокнулись, и женщина допила рюмку. Затем встала из-за стола и медленно пошла в кухню. Шиллер с восхищением проводил ее взглядом и, достав из кармана сигареты, направился за ней. Стараясь не шуметь, он осторожно вошел в кухню. Алия стояла к нему спиной и резала мясо. Она почувствовала его присутствие и оглянулась. Шиллер, как охотничий пес, затаил дыхание и подошел к ней близко. Она почувствовала его прерывистое дыхание. Мужчина осторожно обнял ее за плечи, ожидая отчаянное сопротивление. Но женщина стояла, как статуя, и не пыталась сбросить с себя его руки. Шиллер начал медленно гладить ее разгоряченное тело. Даже не надеясь, что вот так просто завладеет этой женщиной, он сжал ее крепко в своих объятиях. Каждой клеточкой своего тела Шиллер почувствовал, как напряглось ее упругое молодое тело, а ее дыхание стало глубоким и редким. Он начал целовать ее в шею, гладить по волосам, а затем, подняв на руки, понес в комнату. Ему показалось, что прошла вечность, прежде чем он опомнился. Он открыл глаза — отвернувшись к стене, лежала Алия. Ее тело содрогалось от рыданий. — Курт, ты больше никогда не должен это делать, — шептала, рыдая, она, — никогда! Тебе лучше вообще уехать прямо сейчас. Я не могу оставаться в этой квартире вместе с тобой. — Алия, ну куда я сейчас, на ночь глядя? Мне некуда идти. Давай дождемся твоего мужа, а там решим? Она поднялась с постели и стала приводить себя в порядок. Вслед за ней встал и Шиллер. — Ты можешь пока оставаться. Я сама уйду, к подруге. Приедет муж — вернусь. Она быстро поправила измятую постель, оделась и направилась к двери. — Все на столе! С голода не умрешь, — не оборачиваясь сказала она и, хлопнув дверью, ушла. Шиллер остался один. Он прошел в свою комнатку и опять лег на продавленный диван. Сейчас он ненавидел всех, в том числе и Алию. * * * Я вошел в номер и, удобно устроившись в кресле, открыл конверт, переданный мне администратором гостиницы. В конверте оказался небольшой листок, на котором печатными буквами было написано несколько строчек: «Если вы согласны свернуть активную фазу вашей работы в городе, то можете забрать за это вознаграждение. Оно находится в автоматической камере хранения в аэропорту города Кустанай. Ячейка 165, код — В 4546. В сумке 2500000 рублей». Я отложил листочек и задумался. «Что это? Провокация? Почему письмо адресовано мне, а не начальнику бригады? Я все равно не вправе принимать решение. Надо поговорить с администратором». Спустившись вниз, я подошел к ней: — Скажите, пожалуйста, а кто передал вам это письмо? — Письмо для вас передала женщина средних лет, — ответила администратор. — А как она выглядела? Ну, возраст женщины, во что была одета, была одна или с кем-то? — С кем была, не знаю, я не следила за ней. Как выглядела? Да как обычно выглядят женщины в этом возрасте. Я понял, что больше ничего не добьюсь и, развернувшись, направился обратно в номер. Зайдя к себе, я присел на стул. Передо мной на столе лежал конверт. Этот конверт, словно магнит, притягивал мой взгляд. «Слушай, Абрамов! Это ж какие деньжищи! Тебе таких денег не заработать за всю свою жизнь. Может, действительно махнуть на все, взять деньги да уехать? Плюнуть на эту работу, уехать на юг, купить домик и жить припеваючи?» Я впервые в жизни испытывал такое искушение. Но закрыл глаза и постарался проанализировать то, что происходит. «Почему письмо адресовали именно мне? Значит, думают, что я слабое звено. Меня можно купить. А если это провокация? Сунешься за деньгами, а их там нет, что тогда? Бандиты умрут от смеха. Ну а как же совесть, Абрамов? Как сможешь дальше жить? Это ведь предательство! Нет, предателем я никогда не был. И деньги эти не принесут ни счастья, ни покоя». Поборов в себе все искушения, я засунул листок в конверт. «Завтра, если что, передам следователю для приобщения к делу», — подумал я и принялся разбирать свой пистолет, чтобы сосредоточиться и успокоиться. Приведя оружие в идеальное состояние, я оставил его на тумбочке, пошел помылся и лег спать. * * * Ночью меня разбудил настойчивый звонок дежурного оперативника. — Виктор Николаевич! Прибыли ваши земляки из Татарии. Конвой и водителей я временно разместил в актовом зале. Думаю, утром вы сами будете решать с их размещением. — Хорошо, Павел. Обеспечьте ребят горячим чаем. Пусть немного согреются. Утром все командировочные были размещены в одном из общежитий города. Водители приступили к осмотру изъятых машин, готовя их рейсу в Челны, а сотрудники конвоя занялись чисткой оружия. Передав новоприбывших Старостину, я стал готовиться к встрече московских гостей — нужно ехать в аэропорт. У входа в милицию я поджидал служебную машину. Мимо меня, стараясь не задеть, пробежал Старостин. — Подожди минутку! Старостин, кто у тебя работает с Измайловым? — спросил я. — Я сам, — ответил Старостин. — Как он себя ведет? Не проявляет агрессию? Нужно с ним быть очень осторожным, это еще тот клиент. Я думаю, что он хотел выброситься из окна не просто так. — А вы куда, Виктор Николаевич? — спросил он. — Хотел с вами посоветоваться насчет Измайлова. Не нравится он мне. Замкнутый какой-то, молчит. Вчера вечером заявил вдруг, что не доживет до зоны. Мол, убьют его скоро. — Ты, Старостин, меньше слушай его! Работайте вдвоем, сделайте так, чтобы он всегда был под вашим наблюдением. К подъезду подкатила моя машина, и я направился к ней. До аэропорта мы добрались сравнительно быстро, этому способствовала хорошая погода. Снег, выпавший накануне, был убран, и черная полоса шоссе была абсолютно свободна от транспорта. Войдя в здание, я присел на скамейку и стал ожидать прибытия самолета из Кустаная. Самолет приземлился вовремя, и спустя минут пятнадцать я увидел двух мужчин среднего возраста в милицейской форме. Мы пожали друг другу руки и направились к машине. — Вас сразу в гостиницу или есть другие планы? — спросил я старшего из них Нырова Александра Александровича. — Сначала в гостиницу, — сказал он. — С вами, Абрамов, мы еще встретимся сегодня. Кстати, не подскажете, гостиница далеко от отдела? — Минут пятнадцать-двадцать нормальным шагом, — ответил я. — Если позвоните, то я пришлю машину. Всю дорогу от аэропорта до гостиницы гости молчали, рассматривая раскинувшуюся вокруг бескрайнюю степь. Я высадил их у гостиницы и сразу же поехал на работу.