Старостин ушел. Я принялся за ставшее привычным занятие — запер дверь и влез на стул. В плафоне снова лежал микрофон. «Значит, его забирали, чтобы поменять источник питания. Получается, что игра с Каримовым продолжается». По телефону я связался со Старостиным и попросил его доставить ко мне жену Шиллера. Взяв чистый лист бумаги, я стал на нем рисовать прямоугольники, а затем вписывать в них известные мне фамилии: Кунаев, Шиллер, Аскаров, Измайлов, Каримов. В верхнем прямоугольнике я написал слово «Хозяин» и поставил большой вопросительный знак. Чуть ниже прямоугольников вывел четыре известных мне фамилии, две из которых зачеркнул. На листе оставались четыре прямоугольника: Кунаев, Шиллер, Каримов и Хозяин. Отложив лист в сторону, я постарался припомнить все известные мне сведения об этих лицах. Наиболее известными были две фигуры — Шиллер и Кунаев. Кроме того что Каримов работает в КГБ и является «смотрящим» в этом городе, я о нем ничего не знал. Еще темнее — фигура самого Хозяина. Единственной зацепкой была информация о том, что он входит в республиканское правительство. Но какую должность там занимает — неизвестно. Я сидел за столом и карандашом соединял возможные связи между Хозяином и другими членами группы. В какой-то момент до меня дошло, что у меня нет ни одной реальной нити, которая выводила бы на этого человека из правительства. «Может, переговорить с Кондратьевым, может, он прольет хоть какой-нибудь свет на эти фигуры?» — мои размышления прервал телефон. Сняв трубку, я услышал взволнованный голос Старостина: — Виктор Николаевич! Вы знаете, жены Шиллера дома нет. Со слов соседей, они неделю с лишним назад выехали всей семьей в неизвестном направлении. — Старостин! Опросите всех соседей, воспитателей в детском саду, ее подруг и коллег. Ну, короче, ты понял! Мы должны знать, где эти люди! Не исключаю, что они могли быть похищены и убиты. Нужно их найти! Внезапный отъезд семьи Шиллера спутал все карты в этой игре. «Почему они уехали? Хорошо, если Кунаев отправил их в Германию. А если нет? Еще вчера, когда мы сидели с ним в ресторане, Кунаев высказал мысль, что хотел бы, чтобы дочь и внуки покинули Казахстан и выехали в Германию. Почему он об этом сказал мне? Все очень просто — они, по всей вероятности, уже были в Германии, и всех моих усилий не хватило бы вернуть их обратно. Вот почему он спокойно признался. Интересно, а с чем была связана его фраза, что игра им проиграна, и ничего хорошего в этой жизни для себя он уже не видит? Да, он еще обмолвился, что его вызывают в Алма-Ату, в министерство, и с него обязательно снимут погоны. Выходит, он знал, что его вопрос уже решен. И был уверен, что это моя инициатива, даже не предполагая, что это проделано местным отделом КГБ, а точнее Каримовым». Где-то через час ко мне опять заглянул Старостин. — Виктор Николаевич! Они не просто выехали, а выписались без указания адреса, куда выезжают. Мы опросили всех, кого могли найти. Никто из опрошенных не знает, куда они могли поехать, и все удивлены внезапным отъездом. — Ну что, Старостин, зевнули мы с тобой капитально. Пригласи ко мне оперативника, который занимался с ней. Может, он скажет что-нибудь дельное. Через минуту вошел небольшого роста оперативник. Его густые рыжие волосы, как леска, торчали в разные стороны. — Сидоров, — представился он. — Вот что, Сидоров. Расскажи, пожалуйста, как ты отработал семью Шиллера? Когда последний раз встречался, о чем с ней разговаривал? Сидоров докладывал, что он в течение всего времени занимался розыском Курта Шиллера, и поэтому ему приходилось неоднократно встречаться и разговаривать с его супругой. В последний раз он ее видел чуть больше недели назад. При встрече с ней он обратил внимание, что женщина была сильно встревожена и при разговоре с оперативником постоянно оглядывалась, словно проверяла, не следит ли кто-нибудь за ней. О своем отъезде она не говорила и просила его больше к ней не приходить, так как, с ее слов, боялась длинных языков своих соседей. За это время Сидоров нашел человека, который находился в доверительных отношениях с женой Шиллера. При встрече тот сообщил, что ей недавно звонил муж. О чем они разговаривали — неизвестно, но после этого звонка она сразу же поехала к отцу. — Звонок был на домашний телефон? — прервал я Сидорова, так как хорошо знал, что домашний телефон Шиллера прослушивается КГБ. Однако этого Сидоров не знал. По словам оперативника, после встречи с отцом жена Шиллера резко изменилась. Перестала общаться и встречаться со всеми друзьями и знакомыми. — Сидоров, а что ты сам думаешь по этому поводу? — поинтересовался я. — Что могло вызвать подобное изменение? Звонок мужа или инструктаж отца? — Мне кажется, что инструктаж отца. Думаю, это отец помог ей выписаться за такой короткий срок. Вы, наверное, уже знаете, что она даже не заполнила листок убытия, а ее все равно выписали. Здесь явно без отца не обошлось. — Вот что, Сидоров, раз ты занимался этой семьей, то занимайся и дальше. Сгоняй на железнодорожный вокзал, в аэропорт, не только здесь в Аркалыке, но и в ближайших городках и переговори с кассирами. У тебя есть ее фото? Сидоров утвердительно тряхнул своей рыжей шевелюрой. — Поговори обстоятельно, без нажима, люди должны были ее запомнить, тем более с детьми. Если что-то непонятно — спрашивай. Если все ясно — исполняй, мне нужен результат в течение двух дней. Сидоров браво развернулся и вышел из кабинета. Я вновь, уже в который раз поймал себя на мысли, что влезаю не в свое дело, что мне могут просто оторвать голову, но чувство азарта гнало меня все дальше в запутанное дело с наркотиками. * * * Я посмотрел на часы, ожидая звонка из Москвы. Настенные показывали ровно пятнадцать. Раздался звонок. Выждав секунды две, я поднял трубку. Звонил куратор из главного управления уголовного розыска МВД СССР. — Виктор Николаевич! Согласно решению руководства ГУУР МВД СССР вы с 15 марта отзываетесь в распоряжение МВД ТАССР. В связи с чем вам необходимо подготовить обзорную справку по результатам вашей работы в Аркалыке и направить в наш адрес. Все дела передайте Лазареву. У вас есть вопросы? — Эта дата окончательная? — спросил я и получил положительный ответ. «Следовательно, в моем распоряжении еще две недели, — прикинул я. — Время еще есть!» Вновь раздался звонок. Я снял трубку и услышал знакомый голос куратора: — Кстати, Абрамов! Спешу поздравить с возможной правительственной наградой. Слышал, что ГУУР готовит на вас наградной лист на орден Красного знамени. — Спасибо. Это всегда приятно, когда руководство ценит твою работу. Знаете, это не первый наградной лист, который готовит на меня ГУУР, но наград я, к великому сожалению, ни разу не получал. — Ничего, в этот раз получите. Руководство ГУУР очень довольно результатами. Он положил трубку, и я впервые за все дни в Аркалыке почувствовал какое-то облегчение. Непонятно почему, но я вдруг разволновался и стал машинально собирать лежащие на столе листы. Мой взгляд остановился на нарисованной мной схеме. Чувство реальности моментально вернулось ко мне. «Бой не проигран, если у бойца не сломлена вера в победу», — вспомнил я изречение какого-то китайского мудреца. Да, во мне еще была эта вера, и я, взяв в руки схему, еще раз посмотрел на все эти прямоугольники. Посмотрел внимательно, потом смял получше и поджег. Нарисованные прямоугольники изгибались и исчезали в огне, а мне казалось, что горит не бумага, а люди. Открыв окно, я вытряхнул пепел. Он разлетелся по ветру и маленькими черными птичками опустился на белоснежное покрывало. Услышав шум открываемой двери, я повернулся и направился к столу. В дверях стоял Кондратьев и мило улыбался. — Проветриваете кабинет, Виктор Николаевич? Слышал, вы домой собираетесь? — Да, Москва отзывает, говорит, что в Татарии работы много, — ответил я. — Какое у вас, Виктор Степанович, первое впечатление о городе? О людях? Я до приезда сюда даже не предполагал, что есть такой город у нас в Советском Союзе. — Я пока затрудняюсь ответить на ваш вопрос, — Кондратьев пристально посмотрел на меня. — У меня еще не сложилось впечатление об этом городишке. — Виктор Степанович! Скажите, а чем вызвано сегодняшнее шоу в вашей конторе? Вы знаете, я был, мягко говоря, удивлен вашим присутствием. Вы человек серьезный, с Лубянки, а так просто подписались под эту тему? Это даже не шоу, а просто цирк какой-то! Кондратьев слегка замялся и, отвернувшись, тихо произнес: — Не буду скрывать, это инициатива Каримова. — Скажите, Виктор Степанович, какова ваша роль в этом деле с наркотиками? Я просто теряюсь в догадках. Вы наверняка прибыли работать по линии наркотиков? Но вдруг переключаетесь на работу против меня. В чем дело? Объясните, и мы быстрее найдем точки соприкосновения. Кондратьев сказал задумчиво: — Мне, Виктор Николаевич, до сих пор непонятна ваша роль в этом деле с наркотиками. Насколько я осведомлен, вы приехали в Аркалык в составе оперативно-следственной бригады МВД СССР и вдруг бросаете вашу основную линию и начинаете заниматься наркотрафиком. Мешая работать нам. — Все дело в том, Виктор Степанович, что эти две проблемы оказались неотделимы друг от друга. Работая по своему делу, я сталкивался с фигурантами, которые наряду с реализацией угнанных «КамАЗов» занимались и трафиком. Здесь все перепуталось, машины и наркотики. Главный фигурант нашего дела вдруг оказался лицом, использовавшим похищенные машины и переправлявшим в них наркотики в города Союза. И я, конечно, не мог не заняться этим делом, потому что мне нужен Шиллер так же, как и вам. Мне только непонятно, почему местный отдел КГБ вдруг так испугался моей работы в этом направлении? Для того чтобы оградить меня от нее, есть один способ — убрать меня отсюда. Ну, или передать дело местному КГБ. Я взглянул на Кондратьева, с интересом слушавшего мою речь. — Скажите, Виктор Степанович, как давно вы знаете Каримова? Вам до этого приходилось встречаться с ним? — спросил я. — Мне не совсем понятен ваш вопрос, — туманно ответил Кондратьев. — На мой взгляд, заданный вами вопрос сейчас неуместен. Каримов — опытный оперативный работник, и наш аппарат полностью доверяет ему. У нас, Абрамов, в отличие от вашей системы, не бывает случайных людей. Если он работает, значит, руководство полностью доверяет ему, и у меня нет оснований подозревать его в чем-то. Я тоже верю ему, и все ваши попытки вбить клин между нами обречены на провал. Более того, хочу попросить больше подобных вопросов в отношении Каримова не задавать. Мне стало все ясно. Если еще несколько минут назад во мне тлела надежда на то, что я могу довериться этому человеку, то сейчас она пропала, словно и не было никогда. Выдержав паузу, я официально заявил: — Я слушаю вас, Виктор Степанович. Что вас привело в мой кабинет? Кондратьев сразу же уловил смену тона и попытался поправить ситуацию: