Он ласково погладил кожу портфеля. Тепло нагретой солнцем поверхности грело не только руку, но и самолюбие. Он плотнее закрыл глаза и задремал. * * * Утром мне позвонил Кондратьев и сообщил, что Кунаев вчера снят с должности. Вскоре с этой же новостью позвонил Лазарев. Я сидел в кресле, размышляя о своем разговоре с Кондратьевым, произошедшем два дня назад. «Интересно, что сейчас предпримет Каримов в отношении меня и Кунаева? Ведь он наверняка прослушал весь наш разговор с Кондратьевым о нем. Я допустил явный промах, недооценив Каримова, втемную использовавшего Кондратьева в игре против меня». Мне сначала показалось, а потом превратилось в стопроцентную уверенность, что сам Кондратьев не полностью владел ситуацией по этому делу. Получая от Каримова дозированную информацию о движении наркотиков, Кондратьев не знает самого главного — того, что Каримов собственно и является диспетчером всего движения. И пока он этого не знает, все последующие действия будут идти под диктовку Каримова. Уверенность Кондратьева в непогрешимости Каримова полностью исключила у меня возможность каким-то образом контактировать по этому делу с ним лично. У меня у самого не было официальных показаний на Каримова, а вся оперативная информация в этом деле строилась лишь на догадках и косвенных подтверждениях и по большому счету не стоила ломаного гроша. Мне бы никто, а тем более Кондратьев, никогда не поверил, что Каримов предатель. С другой стороны, пока Каримов не знает о том, что я владею информацией о его двурушничестве, я могу чувствовать себя более или менее спокойно. Но малейшая утечка может негативно сказаться не только на моих делах, но и на жизни. Эти люди не дилетанты, если захотят убрать, сделают это без шума и пыли, профессионалы. Мне позвонил дежурный по отделу: — Виктор Николаевич! С вами хотят поговорить наши товарищи из Челябинска. — Здравствуйте! — услышал я хрипловатый голос. — С кем говорю? Я представился. — Виктор Николаевич, нам удалось задержать разыскиваемого вами Шиллера Курта Карловича. Сейчас он у нас в ИВС. Как будем решать вопрос, вы сами будете конвоировать к себе или будем ждать официального этапа? Я на долю секунды задумался, а затем ответил: — Я сегодня же свяжусь со следователем, который ведет это дело, дело у нас в Набережных Челнах, пусть определится сам. Мне, конечно, он нужен здесь, и гонять задержанного сначала сюда, а затем в Челны не хотелось бы. Пусть определится он. Я вам завтра перезвоню. Я отключил связь и, не положив трубки, набрал следователя в Челнах, чтобы сообщить ему радостную весть. Но то, что мне ответил следователь, меня не только не обрадовало, а просто обескуражило. Оказывается, буквально за полчаса до моего звонка, ему звонили из КГБ Аркалыка и попросили на время передать Шиллера им, «для проведения следственных действий, связанных с поставками наркотиков». Я понял, кто представлял КГБ. В Челны звонил лично Кондратьев. Листая перекидной календарь, я старался просчитать, когда будет отконвоирован сюда Шиллер. Мне было уже просто по-человечески интересно, увижу ли я его до своего отъезда, смогу ли с ним переговорить. Вывод напрашивался один — ни Кондратьев, ни Каримов не предоставят мне такой возможности. И мне на эту встречу рассчитывать нечего. Я прикинул, какие шаги предпринял бы я на месте Каримова. И решил, что он просто не допустит того, чтобы Шиллер живым прибыл в Аркалык. Живой Шиллер Каримову здесь не нужен. Это заставило меня опять связаться со следователем. — Виктор Николаевич! Ну что за дела? Ну, переговорят они с Шиллером, допросят и передадут нам. Мне непонятно ваше отношение к КГБ. Вы что, им не доверяете? Я не стал что-либо объяснять и положил трубку. События стали развиваться слишком быстро, и я не видел возможности на них повлиять. * * * Кунаев добрался до Аркалыка поздно вечером, в районе двадцати двух часов. Отпустив свою машину, он отправился домой. Построенный им десять лет назад дом был достаточно большим и явно выделялся среди соседних. После смерти хозяйки некогда шикарное жилье стало постепенно терять свой лоск и больше напоминало заброшенную усадьбу. На неоднократные предложения продать дом Кунаев неизменно отвечал отказом. Бывший начальник милиции по нечищеной от снега дорожке прошел в дом, зажег свет, разделся, скинув с плеч уже никому не нужный китель, и опустился в свое любимое кресло. Посидев немного, будто решая, что делать дальше, он поднялся и отправился на кухню. Достал из холодильника лимон, нарезал его и вернулся в зал. Взял из бара начатую бутылку коньяка, налил себе полную рюмку. «Вот и выпить уже не с кем, — подумал он. — Ни друзей, ни семьи!» Он опрокинул рюмку в рот и снова налил. Когда в груди слегка потеплело, Кунаев поднял телефонную трубку и стал набирать до боли знакомый номер. Ответил дежурный по отделу. — Кунаев, — представился бывший начальник, — соедини меня с Абрамовым, он, наверное, сейчас в гостинице. Через пару минут дежурный ответил: — Товарищ начальник! Абрамова уже нет на работе, он минут двадцать как ушел. — Ты что, Бердыев, не слышал, что я тебе сказал? Найди мне Абрамова и соедини. Ясно? — Так точно! — отчеканил дежурный и повесил трубку. Минут через тридцать нас соединили. — Абрамов, доброй ночи! — глухо сказал Кунаев. — Все вышло так, как я тебе говорил. Я уже не начальник. Ты понимаешь, что будет дальше? Не знаю, сколько у меня времени, но я хочу встретиться с тобой и передать кое-что. Там, в пакете — все, и если ты займешься этим делом, то сумеешь всех вывести на чистую воду. Я здесь никому не верю, и поэтому рассчитываю только на твою порядочность. Ты единственный, кому я могу довериться. Сейчас время позднее, завтра буду ждать тебя в восемь утра у себя дома. До встречи! Мои часы показывали одиннадцатый час ночи. Не дожидаясь утра, я быстро оделся. Поймал такси и направился к Кунаеву. Он сидел в кресле, глотая рюмку за рюмкой. Но неимоверное напряжение держало его в надежных клещах. Тогда он достал вторую бутылку. Но шум подъезжающей машины заставил его отложить задуманное и подойти к окну. Увидев, что опасности нет, он открыл дверь, впустил меня и тщательно прокрутил ключ в массивном замке. Разговаривали мы часа два. На прощание он протянул мне толстый пакет и, не скрывая облегченной улыбки, тихо произнес: — Это бомба для председателя КГБ. Прошу тебя, отомсти за меня и за тех, кто погиб. Я надеюсь на тебя, Абрамов, только ты можешь это сделать! Я поблагодарил его за доверие и, сунув пакет за пазуху, вышел. Кунаев посмотрел в окно и, убедившись, что я ушел, вернулся в кресло. Он наливал себе еще и еще, иногда закусывая, иногда забывая. Вдруг в соседней комнате послышался легкий шум, словно кто-то быстро открыл окно. По его ногам прокатилась волна холодного воздуха. Он тихо поднялся, прошел в комнату и стал открывать вмонтированный в стену сейф. Достал оттуда наградной пистолет и, стараясь не шуметь, заглянул в комнату, из которой минуту назад слышался явный шум. Комната была пуста, Кунаев сунул пистолет в карман и снова вернулся в зал. Из соседней комнаты, мяукая, вышел кот и стал тереться о его ноги. — Есть, бродяга, хочешь, — сказал Кунаев, — проголодался. Сейчас покормлю. Он пошел в кухню, чтобы покормить голодного кота… Соседи Кунаева проснулись от зарева и едкого дыма, который проникал сквозь закрытые окна и двери. Выскочив на улицу, они увидели, что дом начальника городского отдела милиции полностью объят пламенем. Пожарные ничего поделать уже не могли. Разбирая в свете прожекторов дымящиеся остатки некогда шикарного дома, они наткнулись на обгоревшее тело. По орденам и именному пистолету пожарные дознаватели сделали вывод, что это труп бывшего начальника городской милиции. Суетившиеся санитары положили останки на носилки и увезли в местный морг. Спасти хоть какое-то имущество было абсолютно невозможно. Я подъехал к дому Кунаева к восьми часам утра и был ошеломлен происшествием. «Теперь у них остался только один человек, который видел в лицо Хозяина, — подумал я, — это Шиллер». Я садился в машину под прицелом колючих глаз Кондратьева и Каримова. Судьба Шиллера была мне ясна — ему оставались дни.