— Куда? — не понял ведун, но тут его осторожно тронули за локоть. — Идем, мил человек, — предложил мальчик лет десяти, на голове у которого была шапочка с солнечным колесом. — Идем, — согласился Олег. Они вернулись ко входу на площадь, миновали вал и повернули налево, в запретную сторону. Мальчонку храмовые воины останавливать не стали, а вместе с ним и ведуна. Вскоре впереди показался какой-то барак — двухэтажное рубленое здание метров ста в длину, а шириной от вала до вала, с заставленными слюдой окнами и черепичной крышей. — Тут постой… — побежал вперед мальчишка. Олег замедлил шаг, ожидая провожатого, и вдруг… Из-за барака показался в своей потрепанной тунике и стоптанных сапогах самый настоящий Явор! Они встретились глазами, пошли навстречу друг другу и, наконец, крепко обнялись. — Вот уж не ожидал, — покачал головой волхв. — Вот уж не ожидал, — вторил ему Олег. — Как ты смог вырваться, как уцелел? — Ну, — пожал плечами Явор. — Разве могут какие-то дикари удержать в неволе настоящего воина и умелого колдуна? А ты как спасся? — А разве могут какие-то дикари удержать в неволе настоящего воина и умелого колдуна? Они рассмеялись и снова обнялись. — Ты голоден? Устал? Идем ко мне в светелку, я уже имею право принимать паломников. — Это повышение? — Ну-у, не знаю, — пригладил лысину Явор. — Верховный волхв решил, что я пережил достаточно бед, чтобы научиться сопереживанию. Теперь я могу беседовать со страждущими один на один, понимать их души и наставлять на верный путь. А что тебя привело в наш храм? Неужели ты нуждаешься в совете и утешении? — Я нуждаюсь в помощи, но теперь не знаю, смогу ли ее получить. — Я сделаю всё, что могу, друг мой… Светелка волхва, служителя Святовита, оказалась очень скромной. Одно окошко, постель, она же сундук, небольшой стол и скамеечка перед ним. — Я как раз собирался перекусить, — поднял крышку сундука Явор. Он выставил на стол глиняный лоток с тушеной в капусте уткой, кувшин и две деревянные мисочки, которые тут же наполнил вином. — Ты же не пьешь? — удивился Олег. — Служители Святовита не пьют вне храма, — напомнил волхв. — Ты ешь, ешь… Ложку, что ли, забыл? — Не успел купить. После того, как князь Керженецкий нас в рабство продал, ничего не осталось, — вздохнул Середин. — Я сюда мчался, думал, храм захочет за своих служителей отомстить. Мне одному с ним управиться трудно будет. Но вы, оказывается, уцелели. — Я один, — хмуро ответил Явор. — Один… Из-за этого подлеца мы потеряли двух воинов и три священных топора. Увы, мы мало интересовались своими спутниками. Они всё время терялись, отставали, уходили… Про этого князя почти никто нигде не слышал. Никто не знает, откуда он пришел, где его усадьба… — От Мурома через Оку первая река. — Что? — От Мурома через Оку первая река, — повторил Середин. — Мне Верея как-то сказала. Указание простое, оттого и запомнилось. — Вот как… — Явор осушил свою чашу. — Ты, наверное, устал? Ты ешь, да на мою постель ложись. Мне нужно отойти. Олег кивнул, налил себе вина, выпил, налил еще. Поел кислой капусты, пальцами перекидывая ее себе в рот. Оторвал утиную ножку, обглодал — она оказалась совершенно без мяса. Налил еще вина и, пользуясь разрешением, прилег на постель. Казалось, он только закрыл глаза, как его вдруг тряхнули за плечо: — Вставай, ведун Олег. У тебя вещей много? — Ох, — зевнул Середин. Он поднялся, шагнул к окну, но через расплывчатую слюду ничего разглядеть не смог. — Сколько я спал? — Ничего ты не спал, я быстро вернулся. У тебя много вещей? Где они? Или ты останешься? — Зачем тебе мои вещи? Где я останусь? — Верховный волхв дает мне два ушкуя и полсотни храмовых воинов. — Едем! — Моментально проснувшись, ведун подхватил с пола чересседельную сумку. Началась новая гонка. На узких и длинных боевых лодках, одновременно и под парусом, и на веслах, каждые два часа сменяя друг друга, пятьдесят сильных и крепких мужчин погнались наперегонки с изрядно подзадержавшейся осенью: по Балтике к Неве, в Ладожское озеро, оттуда по Волхову вверх, мимо Новгорода, через Ильмень и вверх по Мете к Вышнему Волочку. Волок по пятиверстовой дубовой колее перебросил ушкуи в Тверцу — и они понеслись вниз по течению к Твери, за ней по Волге, а там уж и Ока рядышком… После пятнадцати дней непрерывной гонки они оказались возле устья речушки метров тридцати шириной. — До Мурома девять верст всего осталось, — сказал Явор. — Я так мыслю, ближе реки не будет. — Ну, тогда вперед, — пожал плечами Середин. Ушкуи вошли в реку и примерно версту двигались на юг. Потом русло резко повернуло на восток и повело малую дружину в сторону от Мурома аж на двадцать верст в густые леса, прежде чем снова по широкой, многокилометровой дуге направилось к югу. — Дом вижу! — вытянул руку один из воинов. Лодки повернули к берегу, люди повыскакивали и побежали на взгорок, держа наготове бердыши, но хозяин оказался проворнее. Дом был пуст, как лебединое гнездо в зимние морозы. Ни коней, ни скотины, ни людей. Только несколько куриц бродили возле овина, выклевывая потерянные хозяевами зерна, да высоченный стог сена показывал, что люди тут не только живут, но и к зиме приготовились на совесть. — Привал, — решил Явор. — Два дня. Чую дух близкий князя Керженецкого, теперь ему от нас никуда не деться. Но усталыми под стены его крепости соваться ни к чему. По ночам уже стало подмораживать, поэтому дом оказался для дружины очень кстати — тесно, конечно, толпе мужиков в маленькой хибарке, зато тепло. Опять же, горячей каши поесть после многих дней всухомятку — очень настроению способствуют. Храмовые воины простояли в избе день и две ночи, после чего опять забрались в ушкуи и двинулись дальше вверх по реке. Все держались настороже: по уму, князь, сторожа покой своих земель и крестьян, должен был поставить крепость на реке ближе к устью, чтобы перекрыть основной, если не единственный подход к княжеству. Сухопутной дороги от здешних малых деревенек к Мурому или в иные места могло и вовсе не быть, а река — она всегда проезжая. Кроме разве ледохода — так ведь и он ненадолго. — Еще дом… — негромко отметил Явор, демонстративно не обратив внимание на куда более важный знак: клубы сизого сырого дыма, что поднимались к низким осенним облакам. Стража предупреждала жителей и правителя о приближении врага. Значит, верст десять всего осталось, а то и менее. Дальше в здешних холмистых местах дым не заметишь. Храмовые воины разобрали бердыши, оставив на веслах всего по четыре гребца на каждой ладье. Теперь в любой момент можно ожидать засады: лучников, цепей поперек реки, а то и камнеметов. В любой момент нужно быть готовыми выскочить и вступить в схватку. Река запетляла, словно пытаясь замести следы, и ушкуи застряли, за час пути пройдя, если считать по прямой, не больше километра. Зато за очередной излучиной впереди открылся очищенный от леса холм — на нем возвышались рубленые стены твердыни, над башнями которой развевались вымпелы с золотой птицей. Дошли! Ушкуи радостно рванули дальше, метров за триста от вражеского селения с ходу налетели на песчаную косу и накрепко застряли. Как оказалось, это было сделано специально: с обеих лодок на мелководье попрыгали воины и, помахивая бердышами, двинулись вперед. На полноценный город у князя Рюрика денег, естественно, не хватило. Поэтому закрепился он по упрощенному варианту: прочная твердыня размерами всего сто на двести метров, куда могло спрятаться от ворога ближнее население. Стоявшие под холмом дома хозяевам приходилось в таком случае бросать на произвол судьбы — но живот дороже. Были бы руки — избы всегда срубить можно, благо лесов вокруг вдосталь. Вариант и впрямь упрощенный — но нападающим от этого не легче. Склоны холма, слегка подрытые но кругу для крутизны, поднимались метров на десять, сверху вздымались еще стены почти такой же высоты. Высота, на глазок, как у девятиэтажного дома — попробуй, возьми! Лестницы такой не свяжешь. А коли свяжешь — то не поднимешь. А если и поднимешь — пока по ней заберешься, тебя десять раз убить успеют или вниз скинуть. Пороком холм долбить — затея бессмысленная. Разве камнеметы собрать, да пролом хороший в стене сделать — тогда шансы есть. Но только занятие это больно долгое, да и камней в землях здешних немного, возить издалека придется. — Сколько их там, как мыслишь? — поинтересовался Явор. — На Смородину Рюрик полста ратных привел, — почесал кончик носа Олег. — Всех забрать с собой он не мог, кто-то должен был за крепостью присматривать, за княжеством. Пожалуй, дружинников сто у него. Ну, и селяне. Вон, домов тридцать вокруг. В каждом по мужику точно, да еще дети подрасти могли. Считай, еще полсотни. — Значит, всего полторы сотни, — подвел итог храмовый воин. — Получается, никакой возможности спастись у него нет. Хорошо… Он двинулся вперед, подошел к холму — туда, где, закручиваясь вдоль склона, тянулась к воротам дорога, вогнал бердыш подтоком в землю и громко провозгласил: — Слушайте меня, люди! Я, милостью богов старший волхв великого Святовита Явор, пришел сюда во имя совести и справедливости! Я пришел сюда, чтобы учинить суд над князем Рюриком Керженецким! Чтобы призвать его к ответу за предательство людей русских, земли отчей, долга княжеского! Пусть он выйдет сюда в смирении своем и отдастся в руки Белбога справедливого. — Ты мне не хозяин! Я вам не слуга! — закричал кто-то в ответ со стены. — Слушайте меня, люди! Я, милостью богов старший волхв великого Святовита Явор пришел сюда во имя совести и справедливости! — опять провозгласил храмовый воин. — Упреждаю вас, люди, чья совесть еще чиста пред богами, кто не погубил души своей подлостью и предательством! Не должны вы волею своей защищать предателя, богов русских отринувшего! Ибо гнев богов страшен и неотразим! Не поднимайте мечей против прародителей своих, внуки Сварога! Не нарушайте воли их священной! Не обороняйте князя-предателя — и не судимы будете! В воздухе коротко шикнула стрела и по самое оперение вошла в землю у ног волхва. Еще одна впилась в дорогу. — Последний выбор пришел к вам, братья и сестры мои! Последний выбор, внуки Свароговы. Воля Святовита великого прислала меня выкорчевать семя Чернобогово из здешней земли. Семя черное, ядовитое. Не тоните во мрак со слугами его! Спасите чистоту для себя и детей ваших! Явор отвернулся, не спеша приблизился к своим соратникам: — Не забывайте, братья. Не ратники мы, а слуги божии. Кто на милость нашу отдается, тот Святовиту судьбу свою вверяет. Посему безоружных не карать. Опустивших меч не карать. Напрасной крови не лить. А уж кто против воли божией пойдет, тот, стало быть, сам смерти ищет. — Когда брать-то крепость станем? — поинтересовался ведун, еще раз оглядев ее от подножия холма до зубцов на стене. — А сейчас и станем, — кивнул храмовый воин. — Веревки где? «По веревкам на этакую высоту? — не поверил своим ушам Середин. — Да это еще больший бред, чем лестницы! И не забросишь, и не залезешь. Налегке не залезешь, не то что с оружием!» Однако волхвы принялись деловито разматывать бухты канатов на ровных улочках пустой деревни. Каждый конец — метров сорока в длину. На одном краю веревку сложили буквой «Т», на другом — извилистой змейкой. Явор прошагал вдоль них, опрыскивая какой-то бурой жидкостью. И тут до Олега дошло… — Я первым пойду! — крикнул он, подбегая к волхву. — Чур, я пойду с первыми! Да? Можно? — Иди, — согласился Явор. — Отлично! Щит… Мне нужен щит. — С борта ушкуя сними. Пока ведун бегал за щитом, волхвы уже начали читать заклинание. Когда Олег вернулся, они уже поднимали канаты, оценивая результат. Веревки обрели твердость чугуна, почти не прогибаясь на концах, когда их брали за середину. Однако оставались такими же теплыми и шершавыми, и такими же легкими. Десять веревок — десять воинов заняли места у переднего конца, крепко ухватившись руками за перекладину буквы. Олег — тоже, прикрыв грудь щитом и пока оставив палаш в ножнах. — Откройте нам ворота, братья, — напутствовал их Явор. — Во имя Святовита… Вперед!