Часть 44 из 89 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Ей хотелось плакать, ей хотелось кричать, ей хотелось его бить, пинать и царапать. Но внезапно и неожиданно его признание настолько лишило ее сил, что она ничего не могла – и понимала, что скорее всего все равно не подняла бы на него руку. Она подозревала, что Фрэнк Делука не из тех, кого можно ударить, а он не ударит в ответ.
– Я могу все объяснить, Патриш, – сказал он.
Все объяснить? Он серьезно? Объяснить жену? Объяснить пятерых детей, ради Христа – пятерых! Объяснить, на сколько лет занизил свой возраст?
– Пойдем погуляем сегодня вечером, – сказал он. – Пойдем туда, где мы сможем побыть наедине и поговорить. Я все объясню.
– Мы будем только вдвоем, Фрэнк? – едко спросила она. – Или нам нужен третий, чтобы убедиться, что это по-взрослому?
Делука даже не ответил на ее сарказм.
– Я буду ждать тебя после работы, – сказал он.
* * *
К тому моменту, как они добрались до мотеля, Патрисия была уже в ярости.
Все началось еще в машине.
– Должно быть, ты и вправду невысокого мнения обо мне, – обвиняла она. – Ты, верно, и вправду думаешь, что я просто тупая дырка (Патриция использовала обсценную лексику).
– Я вообще так не думаю, Патриш, – защищался он. – Я никогда о тебе так не думал. Я люблю тебя…
– Чушь собачья. Ты любишь меня трахать, вот что ты любишь. И смотреть, как другие парни трахают меня. Это все, что ты любишь, Фрэнк.
– Это неправда, Патриш. Просто успокойся, пока мы не войдем в комнату. Мы выпьем и расслабимся. Затем мы обсудим это, как два разумных взрослых человека. Это не конец света, Патриш.
– Это конец моего мира, – она заплакала. – Я думала, что когда-нибудь мы поженимся, Фрэнк…
– Я никогда не говорил тебе, что мы поженимся, – заявил он.
– Ты не должен был мне говорить! – огрызнулась она. – Я думала, что это и есть суть наших отношений! Ты учил меня быть женщиной, помогал мне быть женщиной, показывал мне, на что похожа жизнь во взрослом мире. Какого черта ты все это делал, если ты меня не любил, Фрэнк?
– Патриш, я люблю тебя…
– Тогда почему бы тебе не жениться на мне, черт возьми? Разве это не так бывает во взрослом мире? Два человека встречаются, влюбляются, женятся и заводят детей. Ты должен был это знать, и ты, черт подери, это прекрасно знал!
Когда они наконец вошли в номер, Фрэнк дал ей половину маленькой синей таблетки и сказал ей принять ее.
– Что это такое? – спросила она.
– Пять миллиграммов валиума. Это поможет тебе успокоиться.
– Конечно. Наверняка вырубит меня, и тогда ты сможешь пригласить футбольную команду «Беарз», чтобы трахнуть меня, пока ты фотографируешь.
– Мне не нравятся такие разговоры, Патриш!
– Ну да, простите меня, не хотела вас обидеть, – съязвила Патриция. – Я должна помнить, что вы семьянин!
Она выпила валиум и запила его рюмкой виски.
Сняв туфли, Патрисия взбила две подушки и села на кровать, вытянув ноги перед собой. Делука придвинул стул к кровати и сел напротив нее, держа свой стакан виски.
– Послушай, – начал он, – я знаю, что был не до конца честен с тобой…
– Господи, это еще слабо сказано!
– Я не собираюсь говорить с тобой, если ты не собираешься слушать, – пригрозил он. Он впился в нее взглядом. – Если ты хочешь прекратить это прямо сейчас, мы прекратим.
Это был его ультиматум. Его способ сказать, что он не желает платить за свой обман обвинениями с ее стороны. Либо она выслушивает его объяснение и принимает его, либо они расстаются.
– Ты собираешься слушать? – спросил он.
– Валяй, продолжай, – нехотя сказала она. Но сказала.
И Делука понял, что они не расстанутся из-за этого.
Его логичные, с его точки зрения, рассуждения, его хитроумные оправдания были стопроцентным повторением всех клише, всех пошлостей, всех банальностей, произносимых уличенным обманщиком. Он слишком рано женился. У него с женой слишком рано родилось слишком много детей. Их совместная жизнь превратилась в обыденность, между ними больше не было волнения и веселья. Его половая жизнь с женой много лет была на грани угасания, и он не «спал» с ней – и еще раз, – не имел, точно не имел секса с женой или кем-либо еще с тех пор, как впервые переспал с Патрисией. Для него очень важно, чтобы она в это поверила. Он влюбился в Патрисию почти с того самого момента, когда впервые увидел ее работающей в «Коркиз». Но она была так молода, он был уверен, что она никогда на него не посмотрит, знай она правду о его семье. Он ненавидел, действительно ненавидел лгать ей, обманывать ее, но он по уши в нее влюбился и не мог ничего с собой поделать, ему требовалось получить ее любой ценой. Ему было больно каждый раз, когда ему приходилось с ней расставаться и идти домой, он действительно хотел на ней жениться, он хотел быть с ней все время, но были препятствия, руководство «Уолгрин» не одобрило бы, если бы он ушел из семьи, развелся, это могло повлиять на его карьеру. В конце концов, «Уолгрин» оплатил его образование в колледже после того, как он получил травму и лишился футбольной стипендии, они много в него вложили, а он в них, и он не хотел этого терять. И он порядочный человек, ему надо заботиться о детях, и денег содержать две семьи не хватит, если он уйдет. Так много, так ужасно много всего, что необходимо принять во внимание в подобной ситуации. Он не считал бы себя мужчиной, если бы позволил себе думать только об их любви, сколь бы отчаянно ему этого ни хотелось.
«Хорошо, хорошо! – хотелось кричать Патрисии. – Довольно! Христа ради, я тебя прощаю! Только, пожалуйста, заткнись!»
Она, разумеется, понимала, что не может заставить его замолчать, он продолжал и продолжал, его голос гудел непрерывно, как самолетный пропеллер. Как только он начинал о чем-то говорить, он не прекращал, пока не доходил до конца. Патрисия закрыла глаза и попыталась приглушить звук его голоса собственными мыслями. «Неужели это имеет значение, – спрашивала она себя, – что он женат и у него целый дом мальчишек? Какая разница, что он лжет ей почти постоянно с того момента, как они впервые заговорили? Имеет ли значение, что ему нравится делиться ею с другими мужчинами, фотографируя их, чтобы иметь возможность смотреть на это снова и снова? Какое все это вообще имеет значение, если оно не ослабило ее любовь к этому мужчине?»
Она любит Фрэнка Делуку. Он ее Фрэнк – кто бы там еще ни присутствовал в его жизни. Естественно, она ненавидит его за то, что у него жена и дети, ненавидит за то, как Джой Хейсек несколькими ужасными словами разорвала ее мечту старшеклассницы о белом заборе из штакетника, о розовом саде. Она его ненавидит, ей больно, но это не отменяет ее любви.
– Я не знаю, что еще сказать, – наконец начал закругляться Делука. – Патриш, я тебя люблю. Я не хочу тебя потерять. Прямо сейчас я не могу давать никаких обещаний насчет будущего, все, что я могу сказать, это то, что я постараюсь придумать, как нам быть вместе. Если ты просто доверяешь мне, дай мне время разобраться во всем, я обещаю больше тебе не лгать. Я всегда буду с тобой откровенен.
Когда Патрисия открыла глаза, Делука сидел, наклонившись вперед, пальцы были сплетены, локти на коленях, глаза, выражение лица – как у несчастного побитого щенка. Если бы он даже не произнес эти последние слова, а просто сидел бы с таким лицом, она, скорее всего, простила бы его так же быстро.
Патрисия протянула к нему руку, положила свою ладонь на его сцепленные ладони, сказала:
– Фрэнк, я не могу разлюбить тебя, несмотря ни на что. Я вынуждена тебя простить, я ничего не могу поделать. Но это не значит, что ты не причинил мне боль. Мне больно, потому что ты…
– Я знаю, я знаю, знаю.
Он схватил ее ладонь обеими руками и горячо прижался к ней.
– Я тебе это компенсирую, обещаю, что компенсирую. Ты увидишь. Ты не пожалеешь, что простила меня. Я тебя люблю, Патриш, я люблю тебя, я люблю тебя…
Они уже обнимались, целовались, раздевались. В тот вечер они занимались любовью более двух часов, затем упали на кровать, выбившиеся из сил, измученные, одуревшие, удовлетворенные.
Но Патрисия оставила кое-что напоследок. После всех гвоздей, вбитых в тот день в ее эмоции, она решила забить хотя бы один крошечный гвоздик во Фрэнка.
– Дорогой, – сказала она, – ты помнишь, как солгал мне о своем возрасте? Ну а я солгала тебе о своем. Фрэнк, мне всего семнадцать.
– Что? – Он приподнялся на локте и смотрел на нее сверху вниз, как будто получил удар электрошокером.
– Вот так, – улыбнулась она. – Я несовершеннолетняя, Фрэнк. Мне было всего пятнадцать, когда мы познакомились, всего шестнадцать, когда мы начали заниматься сексом. Ты можешь попасть в тюрьму за то, что мы делаем. И не только это, – добавила она, потрепав его по щеке. – Если мой отец когда-нибудь узнает, он тебя убьет. Так что тебе повезло, что я тебя люблю, и поэтому никому ничего не скажу.
Делука снова запрокинул голову и уставился в потолок. Он долго молчал.
29
Июнь 1976 года
Рэю Роузу казалось, будто у него в голове маленькие рабочие пробивают туннель через оба полушария мозга. Попытки привести в соответствие для прокуратуры штата все доказательства против Патрисии Коломбо были изнурительной, отупляющей работой. Порывшись в столе, Роуз не нашел аспирина. Он подошел к шкафчику с аптечкой, там было полно всего для оказания первой помощи при огнестрельном ранении, но ничего, чтобы снять головную боль. «Какого черта, – подумал он, – мне все равно нужен свежий воздух». Он взял пальто и вышел из участка.
«Уолгрин» находился всего в квартале – тот самый «Уолгрин», где, как полагал Роуз, в день встречи Патти Коломбо и Фрэнка Делуки был предопределен кошмар для семьи Коломбо. Встреча, начертанная слепой судьбой, а затем подтвержденная дьяволом. Роуза продолжало удивлять, как много было людей, видевших, к чему все шло, людей, которые, если бы задумались, смогли бы спрогнозировать, а возможно, и предотвратить убийство. Людей, которые, узнав о преступлении, сразу подумали: «Это сделала Патти».
В большой аптеке Роуз купил флакон сильнодействующего аспирина и зашел в «Коркиз» чего-нибудь выпить. Подавала ему кофе девушка-подросток, симпатичная, улыбающаяся, свежая, именно такой, наверное, четыре года назад была и Патти. «Пожалуйста, юная леди, – подумал он, – после работы иди домой к семье». Потом ему пришло в голову: а Патти это помогло бы? Сунув в рот две таблетки аспирина, он запил их глотком кофе.
В кафе вошла блондинка с именным значком «Уолгрин». Роуз уставился на нее, но не на точеную фигуру, как большинство мужчин, а на лицо, потому что Роуз смотрел на нее не просто как мужчина, а как полицейский. И он приоткрыл рот от удивления. Такое возможно?
Среди доказательств по делу Коломбо, помимо откровенных фотографий Патти, Рэй Роуз нашел домашний видеофильм, в котором Фрэнк Делука занимался сексом с блондинкой с эффектным телом. Эту запись посмотрел только Роуз, другие следователи ее не видели. Следователи и сам Роуз опрашивали весь персонал «Уолгрин», но именно с этой сотрудницей Роуз не встречался, а тот, кто ее опрашивал, явно не смотрел тот домашний фильм.
Блондинка была той самой блондинкой из фильма.
Роуз оставил кофе и подошел к ней. На ее именном значке стояло: «Джой Хейсек». Разрозненные фрагменты информации начали собираться в голове Роуза.
Показав удостоверение, Роуз сказал:
– Простите, мисс Хейсек, но я бы хотел, чтобы вы прошли со мной в департамент полиции.
– Зачем? – спросила Джой Хейсек.
– У меня есть домашний фильм с Фрэнком Делукой, о котором я хотел бы с вами поговорить.