И Мона До словно очнулась и вздрогнула. Как она могла даже помыслить об этом? Она только что сама осуждала этические нормы какой-то бедной блогерши, молодой девушки, которая только-только наткнулась на золотую жилу, дающую ей внимание, деньги и славу. Разве ей самой не понравилось бы обладать этим? Да, но не таким способом, не используя обман. Мона решила наказать себя в этот день тремя дополнительными упражнениями на бицепсы после становой тяги. На Осло опустилась вечерняя тьма. С шестого этажа онкологической клиники Харри была видна автострада. Там, внизу, он мог видеть машины, движущиеся, как светлячки, вверх по склону, к самой высокой точке автострады, в четырёх с половиной километрах отсюда, где находились больница «Рикшоспиталь» и Институт судебной медицины. — Извини, Мона, — сказал он, — у меня нет комментариев, в пресс-релизе есть всё необходимое. Нет, ты не можешь узнать имена других членов команды, мы предпочитаем работать не привлекая внимания. Нет, я не могу говорить об этом, тебе придётся узнать у полиции, что они сами об этом думают. Я слышу тебя, Мона, но, повторяю, мне больше нечего добавить, и я вешаю трубку, хорошо? Передавай Андерсу привет. Харри положил недавно купленный телефон во внутренний карман своего костюма и снова сел. — Извините, не стоило сохранять свой прежний норвежский номер. — Он сложил ладони вместе. — Но все присутствующие уже представлены друг другу, а суть дела была изложена в общих чертах. Прежде чем мы продолжим, я предлагаю назвать эту команду «Группа Эуне». — Нет, она не будет названа в мою честь, — запротестовал Столе Эуне, приподнимаясь на кровати повыше. — Прошу прощения за то, что неточно выразился, — сказал Харри. — Я решил, что она будет называться «Группа Эуне». — Почему? — спросил Эйстейн, сидя на стуле по другую сторону кровати лицом к Харри и Трульсу Бернтсену. — Потому что отныне это наш офис, — сказал Харри. — Полиция называется полицией, потому что она находится в полицейском управлении, верно? Никто не ответил. Харри взглянул на другую кровать, чтобы убедиться, что ветеринар не вернулся после того, как решил покинуть палату. Затем он раздал три копии скреплённых листов с текстом, распечатанным в бизнес-центре отеля The Thief. — Это краткое изложение наиболее важных на данный момент отчётов по делу, включая результаты сегодняшнего вскрытия. Каждый должен сделать так, чтобы эти бумаги не попали в чужие руки. Если это случится, у того, кто допустил это, неприятности. Он кивнул в сторону Трульса, хриплый смешок которого, однако, никак не отразился в его глазах. — Сегодня мы не собираемся работать привычным способом, — сказал Харри. — Я просто хочу услышать ваши мысли по этому делу. Какой это тип убийства? Даже если у вас нет никаких мыслей, дайте знать. — Чёрт возьми, — ухмыльнулся Эйстейн. — И это то, к чему я присоединился? Мозговой штурм? — С этого мы начнём, — сказал Харри. — Столе? Психолог положил свои худые руки поверх одеяла. — Что ж. Это очень непривычный расклад, но... — Чего? — сказал Эйстейн, многозначительно глядя на Харри. — Если импровизировать, — сказал Эуне, — то моя первая мысль заключается в том, что, когда убивают женщину, мы можем с довольно высокой степенью вероятности сказать, что это связано с человеком из ближнего круга: мужем или бойфрендом, и что мотивом является ревность или другая форма унизительного отказа. В данном случае весьма вероятно, что речь идёт о двух убитых женщинах, и скорее всего преступник не имеет тесных связей ни с одной из них, а мотив носит сексуальный характер. Это дело отличается от других тем, что обе жертвы были в одном и том же месте непосредственно перед исчезновением. С другой стороны, если теория о шести рукопожатиях, отделяющих друг от друга всех жителей планеты, верна, то, в конце концов, это не так уж и необычно. Кроме того, у нас есть тот факт, что мозг и глаз были удалены. Это может указывать на убийцу, который собирает трофеи. Итак, имея столь ограниченный набор фактов, предположу, что мы ищем — простите за банальность — сексуально озабоченного убийцу-психопата. — Ты уверен, что это не просто парень с молотком? — сказал Эйстейн. — Прошу прощения? — Эуне поправил очки, словно хотел поближе рассмотреть человека с плохими зубами. — Знаешь, когда у тебя есть молоток, тогда все проблемы кажутся гвоздями. Ты психолог, поэтому думаешь, что разгадка любой тайны сводится к психическим штучкам. — Может, и так, — сказал Эуне. — Глаза бесполезны, когда разум слеп. Итак, Эйкеланн, что ты думаешь об убийстве? Харри видел, как Эйстейн обдумывает что-то, прежде чем произнести это вслух, потому что обычно он будто пережёвывал обдуманное: его тонкая, выпирающая челюсть двигалась взад-вперёд. Потом он прочистил горло, словно собираясь плюнуть в Эуне, и ухмыльнулся. — Думаю, я должен сказать, что придерживаюсь того же мнения, что и ты, доктор. И поскольку у меня нет психо-молотка, я действительно считаю, что нам следует придавать немного больше значения тому, что я думаю. Эуне улыбнулся в ответ. — Договорились. — Трульс? — сказал Харри. Как Харри и ожидал, Трульс Бернтсен, который за всё время их встречи пробурчал всего три фразы, молча пожал плечами. Харри не стал ставить полицейского в неловкое положение и заговорил сам. — Я думаю, что между жертвами есть связь, и эта связь — сам убийца. Изъятие частей тела, возможно, делается для того, чтобы заставить полицию поверить, что они имеют дело с классическим серийным убийцей и охотником за трофеями, чтобы они не искали других подозреваемых с более рациональными мотивами. Я уже видел подобный отвлекающий манёвр ранее. И где-то читал, что, по статистике, мы встречаем серийного убийцу на улице семь раз за всю свою жизнь. Лично я считаю, что это число слишком велико. Харри не особенно верил в то, что сказал сам. Он ничему не верил. Независимо от того, каковы были мнения других, он выдвинул бы альтернативную гипотезу, просто чтобы показать им, что другие версии существуют. Это был вопрос тренировки — держать разум открытым, а не сознательно или бессознательно зацикливаться на одной конкретной версии. Если это происходило, следователь рисковал неверно истолковать новую информацию как подтверждение того, во что он уже верил. Или мог, как говорится, отнестись предвзято, вместо того чтобы рассмотреть возможность того, что новые факты на самом деле указывают в другом направлении. Информация о том, что мужчина, которого ты уже подозревал в убийстве, накануне по-дружески разговаривал с жертвой женского пола, будет, например, истолкована так, как будто он испытывал вожделение к ней, тогда как на самом деле он не проявляет к ней агрессии. Когда они приехали сюда, Столе Эуне, казалось, был в относительно хорошей форме, но теперь Харри видел, что его глаза остекленели, а его жена и дочь должны были прийти к нему с визитом в восемь часов. Ровно через двадцать минут. — Завтра мы с Трульсом допросим Маркуса Рё. То, что мы узнаем — или не узнаем, — вероятно, определит, как нам двигаться дальше. Итак, джентльмены, сейчас наш отдел закрывается на ночь. ГЛАВА 14 Понедельник Нюхательная пуля Было девять тридцать, когда Харри вошёл в бар на последнем этаже отеля The Thief. Сел за стойку. Постарался увлажнить свой рот перед тем, как сделать заказ. Именно предвкушение выпивки поддерживало его в тонусе до этой минуты. Он должен был выпить всего одну порцию, но в то же время знал, что этот план скоро рухнет. Посмотрел на коктейльное меню, которое бармен положил перед ним. Некоторые напитки были названы в честь фильмов, и он предположил, что актёры или режиссёры этих фильмов бывали здесь. — Har du… — начал он по-норвежски. — Извини, на английском. — У вас есть Джим Бим? — спросил он по-английски. — Конечно, сэр, но могу ли я порекомендовать наш специально приготовленный… — Нет. Бармен посмотрел на него. — Значит, Джим Бим. Харри смотрел на посетителей и на город за окном. На новое Осло. Не богатое, а неприлично богатое Осло. Ему соответствовали только его костюм и туфли. А может, и они не подходили. Пару лет назад он пришёл сюда, чтобы проведать местечко, и, прежде чем выйти за дверь, увидел за столиком солиста группы «Турбонегро». Он выглядел таким же одиноким, каким Харри себя чувствовал сейчас. Он достал телефон. Она была под буквой «А». Он набрал сообщение. «Я в городе. Можем встретиться?» Затем положил телефон на стойку бара, заметил фигуру, скользнувшую рядом с ним, и услышал мягкий американский голос, заказавший имбирное пиво с акцентом, который он не мог точно определить. Он взглянул в зеркало за барной стойкой. Бутылки на полке скрыли лицо мужчины, но Харри удалось разглядеть что-то ярко-белое на его шее. Заметный отовсюду воротничок священника, который в США называют «собачьим ошейником». Священнику подали пиво, и он исчез. Харри наполовину выпил свой напиток, когда пришёл ответ от Александры Стурдза: «Да, я читала в газете, что ты вернулся. Зависит от того, что ты подразумеваешь под встречей». Он ответил: «Кофе в Институте. Завтра после 12, например». Ему пришлось ждать долго. Она, вероятно, понимала, что это не было попыткой снова вернуться в тепло её постели, которое она так щедро предложила после того, как Ракель выставила его за дверь. Щедрость, на которую он в конце концов не смог ответить взаимностью, невзирая на то, какими бесхитростными были отношения между ними. Дело было во всём остальном, что было за пределами постели Александры, и с чем он не мог справиться. «Зависит от того, что ты подразумеваешь под встречей». Хуже всего — он не был полностью уверен в том, что всё дело было исключительно в работе, за которую он взялся. Потому что он одинок. Он не знал никого, кто нуждался бы в одиночестве так же, как он. Ракель назвала это «ограниченными социальными способностями», но она также была тем единственным человеком, с которым он мог — и хотел — быть рядом, не представляя себе финишную ленту впереди, зная, что в какой-то момент будет свободен. Можно, конечно, быть одному, не будучи при этом одиноким, и быть одиноким, не будучи при этом одним, но сейчас он был одинок. И один. Может быть, поэтому он надеялся на однозначное «да», вместо «зависит». У неё появился парень? Почему нет? Имеет смысл, в самом деле. Хотя парень Александре был нужен скорее для приключений, чем для серьёзных отношений. Только когда он заплатил за выпивку и был на пути в свой номер, телефон завибрировал снова. «13:00» Прим открыл морозилку. Рядом с большим пакетом для заморозки лежало несколько маленьких пакетов с застежкой-молнией, вроде тех, что используют торговцы наркотиками. В двух из них были пряди волос, в третьем — фрагменты окровавленной кожи, а ещё в одном — куски разрезанной ткани. Когда-нибудь он сможет использовать что-то из этого. Он достал пакет на молнии, в котором был мох, и прошёл мимо обеденного стола и аквариума. Наклонился над стеклянной коробкой на столе. Проверил датчик влажности, снял крышку, открыл молнию на пакете и высыпал мох на чернозём. Внимательно посмотрел на животное внутри, ярко-розового слизня, почти двадцать сантиметров длиной. Приму никогда не надоедало его рассматривать. Это, разумеется, не было похоже на остросюжетный фильм: если слизняк и двигался, то всего на несколько сантиметров в час. И нельзя было увидеть в этом эмоциональную драму или театральную эффектность. Единственным способом самовыражения слизня — или получения впечатлений — были его щупальца, за которыми обычно приходилось наблюдать длительное время, прежде чем удастся уловить движение. И именно этот аспект наблюдения за слизнем напоминал ему о Ней: даже Её малейшее движение или жест были наградой. Только терпением он мог завоевать Её благосклонность, мог заставить Её понять. Это был розовый слизень горы Капутар. Двоих таких он привёз домой с горы в Новом Южном Уэльсе в Австралии. Розовый слизень обитал только там, на покрытой лесом территории площадью десять квадратных километров у подножия горы Капутар. Как сказал ему продавец: один-единственный лесной пожар может в любой момент уничтожить всю популяцию этих слизней. Поэтому Прим не испытывал ни малейших угрызений совести, когда нарушил все запреты на экспорт и импорт. В слизнях, как правило, обитало так много весьма неприятных микробов-паразитов, что их контрабанда через границу была так же законна, как контрабанда радиоактивных материалов. И Прим был совершенно уверен, что это единственные два представителя вида розового слизня во всей Норвегии. Сгори Австралия и остальной мир, это могло оказаться спасением всего вида. Да, для жизни в целом человечества уже не существовало. Это был лишь вопрос времени. Потому что природа сохраняет только то, что природе служит. Боуи был прав, когда пел, что Хомо сапиенс утратил свою полезность. Слизень шевельнул щупальцами. Он уловил запах своего любимого блюда, талого мха, который Прим также тайно вывез с подножия горы Капутар. Теперь слизень едва заметно двигался, сверкая своей гладкой розовой поверхностью. Миллиметр за миллиметром продвигаясь к своему обеду, оставляя след слизи на чернозёме. Он приближался к своей цели так же медленно и верно, как Прим — к своей. В Австралии есть улитки-каннибалы, слепые хищники, которые охотятся на розового слизня горы Капутар, идя по его следу. Они лишь немногим быстрее, но медленно, очень медленно приближаются к своей добыче. Они съедают прекрасного розового слизня живьём, соскребая его пластинкой крошечных зубов и засасывая слой за слоем. Чувствует ли розовый слизень их приближение? Испытывает ли он страх во время этого долгого ожидания, пока его поймают? Имеются ли у него какие-либо способы, какие-либо средства спасения? Задумывался ли он когда-нибудь, к примеру, пересечь слизистый след другого себе подобного слизня в надежде, что преследователи сменят курс? По крайней мере, таков был его собственный план, когда они выйдут на него.