После того как они закончили разговор, Катрина позвонила в Институт судебной медицины. Вместо того чтобы обратиться по официальным каналам, она позвонила на личный номер Александре Стурдза, молодой сотруднице Института, у которой не было ни мужа, ни ребёнка и которая не слишком возражала против продолжительного рабочего дня. И, конечно же, Стурдза ответила, что они с коллегой осмотрят тело на следующий день. Катрина стояла, глядя вниз на мёртвую женщину. Возможно, именно тот факт, что в этом мире мужчин она благодаря своим собственным усилиям стала тем, кем стала, не позволил ей отбросить своё презрение к женщинам, добровольно зависевшим от мужчин. То, что Сюсанна и Бертина жили за счёт мужчин, было не единственным обстоятельством, связывающим их. Другим связующим звеном между ними было то, что у них был один и тот же мужчина, старше их на тридцать лет, магнат недвижимости Маркус Рё. Их жизнь и существование зависели от других людей, мужчин с деньгами и работой, которых у них самих не было, мужчин, обеспечивающих их. Взамен они предлагали свои тела, молодость и красоту. И — поскольку об их отношениях было всем известно — выбранный ими хозяин мог наслаждаться завистью других мужчин. Но, в отличие от детей, такие женщины, как Сюсанна и Бертина, жили с пониманием того, что любовь не была безусловной. Рано или поздно хозяин бросил бы их, и им пришлось бы искать нового человека, которым можно было бы питаться. Или позволить питаться собой, в зависимости от того, как на это посмотреть. Была ли это любовь? Стоит ли отрицать это лишь потому, что думать об этом было слишком удручающе? Между деревьями, в направлении посыпанной гравием дороги, Катрина увидела синий огонёк подъехавшей бесшумно машины скорой помощи. Она подумала о Харри Холе. Да, в апреле он подал признаки жизни: послал открытку — подумать только! — с фотографией пляжа Венис и почтовым штемпелем Лос-Анджелеса. Словно сигнал, пойманный гидролокатором с подводной лодки, затаившейся на дне океана. Сообщение было коротким: «Вышли деньги». Была ли это шутка, она не знала. С тех пор никаких вестей. Полная тишина. Последний куплет колыбельной, который она не пропела сыну, зазвучал у неё в голове: Блюмен, Блюмен, мне заблей, Голос твой мне всех милей. Милый мой, скорей ответь, Ты не можешь умереть! ГЛАВА 2 Пятница Цена Пресс-конференция была организована, как обычно, в конференц-зале в главном здании полиции. Часы на стене показывали без трёх минут десять, и ожидая вместе со своими коллегами, когда представители полиции займут свои места на трибуне, Мона До, криминальный репортёр газеты «Верденс ганг» («ВГ»), пришла к выводу, что журналистов пришло достаточно много. Более двадцати человек, и это в пятницу вечером. Она со своим фотографом уже успела обсудить, «продаются» ли двойные убийства в два раза лучше, чем «одиночные» или это тот случай, когда работает закон убывающей доходности. Фотограф считал, что качество важнее количества, и поскольку жертва была привлекательной молодой этнической норвежкой, она собрала бы больше кликов, чем, например, пара сорокалетних наркоманов с судимостями. Или два — да, даже трое — мальчиков-иммигрантов из какой-нибудь банды. Моне До нечего было возразить. На данный момент было точно известно, что погибла только одна из пропавших девушек. Но это всего лишь вопрос времени: скоро станет ясно, что другую постигла та же участь. И да — обе были молодыми, хорошенькими, этническими норвежками. Но лучше от этого не становилось. Она не понимала, что ей с этим делать. Выразить особую обеспокоенность о молодом, невинном и беззащитном человеке. Или лучше акцентировать внимание на других факторах, которые обычно привлекали внимание читателя: на сексе, деньгах — на жизни, о которой читатели мечтали сами. Кстати, о желании иметь то, что есть у других. Она посмотрела на мужчину лет тридцати, сидевшего в ряду пред ней. На нём была фланелевая рубашка, которую в этом году должны были носить все хипстеры, и шляпа-пирожок, как у Джина Хэкмена из «Французского связного». Это был Терри Воге из газеты «Дагбладет», и она жалела, что у неё нет таких источников информации, как у него. С тех пор как всплыла эта история, он задирал нос перед остальными. Именно Воге, кстати, первым написал о том, что Сюсанна Андерсен и Бертина Бертильсен были на одной и той же вечеринке. И он же нашёл информатора, сообщившего, что папиком обеих девушек был Рё. Это раздражало. И не только потому, что он был конкурентом. Само его присутствие здесь раздражало. Словно услышав её мысли, он повернулся и посмотрел на неё. Широко улыбаясь, он салютовал ей, прикоснувшись пальцем к полям своей идиотской шляпы. — Ты ему нравишься, — сказал фотограф. — Я знаю, — ответила она. Воге начал оказывать знаки внимания Моне, когда совершил своё невероятное возвращение в газетную журналистику в качестве криминального репортёра, а она совершила ошибку, проявив к нему относительное дружелюбие на семинаре, посвящённом — подумать только! — журналистской этике. Поскольку остальные журналисты избегали его как чумы, её отношение, должно быть, показалось ему располагающим. Впоследствии он обращался к Моне за «советами» и «подсказками», как он это назвал. Как будто ей было интересно быть для Терри Воге ментором — и всерьёз желать иметь с ним что-то общее: в конце концов, все знали, что витавшие о нём слухи возникли не на пустом месте. Но чем отстраненнее она вела себя по отношению к нему, тем навязчивее он становился. Звонил по телефону, стучался ей в соцсети, зависал в барах и кафе, где была она, будто бы случайно. И как обычно, ей потребовалось чуточку времени, чтобы понять, что он интересуется именно ею. Мона никогда не пользовалась популярностью у противоположного пола: коренастая, широколицая, с «грустными», как говорила её мать, волосами и врождённым дефектом бедра, из-за которого её походка походила на крабью. Бог весть, было ли это попыткой компенсаторного поведения, но она пошла в тренажёрный зал, стала ещё более коренастой, но теперь могла поднять 120 кг в становой тяге4 и заняла третье место в национальном чемпионате по бодибилдингу. И поскольку жизнь её научила, что никто — по крайней мере, она сама — не получает ничего за просто так, она развила в себе напористое обаяние, чувство юмора и твёрдость — черты характера, с которыми можно было забыть о мире розовых пони и которые помогли ей завоевать неофициальный титул королевы криминального репортажа и Андерса. Из этих двух достижений больше она ценила Андерса. Ну, чуть больше. Но это неважно. Несмотря на то, что внимание со стороны других мужчин, в том числе от Воге, было новым и лестным ощущением, не шло даже речи, чтобы поощрять его. И она считала, что не только словами, но и самим тоном, с которым она их произнесла, и языком тела — она ясно выразила эту свою позицию Воге. Но он видел и слышал только то, что хотел видеть и слышать. Иногда она смотрела в его широко открытые, пристально смотрящие глаза и спрашивала себя — сидит ли он на какой-то дряни или это его продуманная тактика. Однажды вечером он пришёл в бар, где была она, и, когда Андерс пошёл в уборную, он сказал низким и тихим голосом, едва слышным из-за музыки, но вполне различимым: «Ты — моя». Она притворилась, что не расслышала, но он продолжал стоять там, спокойный и уверенный, хитро улыбаясь, будто теперь это был их общий секрет. К чёрту его. Она терпеть не могла выяснений отношений, поэтому не рассказала об этом Андерсу. Не то, чтобы Андерс плохо бы отреагировал, она знала: он отлично бы это пережил. Но всё равно ничего не рассказала. Что Воге о себе вообразил? Что её интерес к нему, новому альфа-самцу в их маленьком болотце, будет расти прямо пропорционально росту его репутации криминального репортёра, который всегда на шаг впереди других? Поскольку он уже был лучшим, и в этом никто не сомневался. И если она и хотела чего-то, что было у других, так это снова лидировать в гонке, а не быть низведённой до уровня одной из многих, пытающихся догнать Терри Воге. — Как ты думаешь, откуда он берёт свою информацию? — прошептала она фотографу. Он пожал плечами. — Может, он снова всё выдумывает, — Мона покачала головой. — Нет, есть веские основания верить тому, что он сейчас пишет. Маркус Рё и Юхан Крон, его адвокат, даже не пытались опровергнуть ничего из того, что написал Воге, и этого было достаточно для подтверждения. Но Воге не всегда был королём криминальной журналистики. Байки о нём ходили, и будут ходить. В ней фигурировала девушка, сценический псевдоним которой был Джини. Она предпочитала ретро-глэм в стиле Сьюзи Квадро, если ещё кто-нибудь помнил кто это. Дело произошло примерно пять или шесть лет назад. И самая худшая часть истории была не в том, что Воге фабриковал фейки о Джини и публиковал их в печати, а в том, что поговаривали, что он подсыпал рогипнол в её бокал на вечеринке, чтобы заняться сексом с этой девочкой-подростком. В то время он был музыкальным журналистом в одной бесплатной газете и, очевидно, был без ума от Джини, но, несмотря на то, что он восхвалял её в рецензии за рецензией, он раз за разом получал отказ. Тем не менее он продолжал появляться на концертах и на вечеринках после них. Вплоть до той ночи, когда — если верить слухам — он подсыпал ей что-то в напиток и утащил в свой номер, который он забронировал в том же отеле, где остановилась группа. Когда парни из группы поняли, что происходит, они ворвались в гостиничный номер, где Джини лежала без сознания, полураздетая на кровати Терри Воге. Они так избили Терри, что он получил перелом черепа и провалялся в больнице пару месяцев. Джини и группа, должно быть, решили, что Воге получил сполна, или, возможно, сами не хотели подвергать себя риску судебного преследования. В любом случае, ни одна из вовлечённых сторон не сообщила об этом инциденте в полицию. Но на этом его восторженные статьи закончились. Теперь в дополнение к обзору каждой новой песни Терри Воге писал о распущенности Джини, злоупотреблении наркотиками, плагиате, невыплатах остальным участникам группы и ложной информации в грантовых заявках для поддержки гастролей. Когда дюжину его публикаций передали в Комиссию по жалобам на прессу и выяснилось, что половина фактов из его статей — это фейки, Воге был уволен и стал персоной нон грата в норвежских СМИ на следующие пять лет. Как ему удалось вернуться, оставалось загадкой. А может, и не такой уж и загадкой. Он понял, что с музыкальной журналистикой покончено, и стал вести блог о криминальных происшествиях, который собирал всё больше и больше читателей, и в конце концов «Дагбладет» заявила, что нельзя ставить крест на карьере молодого журналиста только потому, что он допустил пару ошибок в начале своей карьеры, и взяла его на работу в качестве фрилансера — фрилансера, у которого сейчас выходит больше статей, чем у любого из штатных репортёров газеты. Когда появились полицейские и заняли свои места за трибуной, Воге наконец отвернулся от Моны. Вышло два человека из полиции Осло: начальник отдела по расследованию убийств Катрина Братт и руководитель пресс-службы Полицейского управления Осло Кедзиерски, мужчина с гривой вьющихся волос в стиле Боба Дилана. И два человека из Крипоса: похожий на терьера Уле Винтер и как всегда хорошо одетый Сон Мин Ларсен, щеголяющий модной стрижкой. Итак, Мона предположила, что они уже приняли решение о том, что расследование будет вестись совместно отделом убийств Осло и Крипосом. Союз демократичной Вольво и аристократичной Феррари. Большинство журналистов подняли свои смартфоны вверх, чтобы записать звук и сделать фото, но Мона До делала заметки от руки, а фотосъёмку предоставила своему коллеге. Как и ожидалось, они узнали немногое, помимо того, что в Эстмарке, в парковой зоне рядом со станцией Скюллерюд, было найдено тело, и что погибшая была опознана как ранее пропавшая Сюсанна Андерсен. Дело будет рассматриваться как возможное убийство, но у них пока нет никаких подробностей, чтобы официально озвучить причину смерти, последовательность событий, имена подозреваемых и так далее. Последовали обычные реверансы: журналисты засыпали сидящих на трибуне вопросами, а те, в основном Катрина Братт, повторяли «без комментариев» и «мы не можем ответить на это». Мона До зевнула. Они с Андресом планировали устроить поздний ужин в качестве приятного начала выходных, но этому не суждено было случиться. Она записала всё, что было сказано, но у неё было отчётливое ощущение, что ничего нового она не услышала. Возможно, Терри Воге чувствовал то же самое. Он не делал никаких заметок и ничего не записывал. Просто откинулся на спинку стула, наблюдая за происходящим с лёгкой, почти торжествующей улыбкой. Не задавая никаких вопросов, как будто у него уже были ответы, которые его интересовали. Когда у остальных журналистов иссякли силы, и руководитель пресс-службы Кедзиерски, казалось, набрал в грудь воздуха, чтобы поставить точку, Мона подняла свою ручку в воздух. — Да, «ВГ»? — выражение лица руководителя пресс-службы говорило о том, что говорить лучше кратко, ведь на носу выходные. — Считаете ли вы, что достаточно компетентны, если окажется, что этот человек из тех, кто будет ещё убивать, то есть если он… Катрина Братт наклонилась вперёд в своём кресле и перебила её: — Как мы уже сказали, у нас нет никаких веских оснований, позволяющих нам утверждать, что существует какая-либо связь между этой смертью и любыми другими возможными преступными деяниями. Что касается объединённых ресурсов отдела убийств и Крипоса, я осмелюсь сказать, что их достаточно, учитывая то, что мы знаем об этом деле на данный момент. Мона обратила внимание на осторожные слова инспектора: «знаем на данный момент». И что сидевший рядом Сон Мин Ларсен не кивнул в ответ на слова Братт и никак не выразил своего мнения об этих объединённых ресурсах. Пресс-конференция подошла к концу, и Мона с остальными вышли в мягкую осеннюю ночь. — Что ты думаешь? — спросил фотограф. — Я думаю, они счастливы, что у них есть тело, — сказала Мона. — Ты говоришь «счастливы»? — Да. Сюсанна Андерсен и Бертина Бертильсен мертвы уже несколько недель, полиции это известно, но у них нет ни единой зацепки, кроме той вечеринки у Рё. Так что, да, я думаю, они счастливы, что эти выходные начались по крайней мере с одного трупа, который может им что-то подсказать. — Чёрт, Мона, ты хладнокровна, как рыба. Мона удивлённо посмотрела на него. На мгновение задумалась: — Спасибо, — сказала она. Было четверть двенадцатого, когда Юхан Крон наконец нашёл место для парковки своего «Лексус UX 300e» на улице Томаса Хефти, а затем отыскал по номеру здание, куда попросил приехать его клиент Маркус Рё. Пятидесятилетний адвокат считался среди коллег одним из лучших адвокатов в Осло. Благодаря его медийности, обыватель считал Крона бесспорно лучшим. Поскольку он был, за редким исключением, более известным, чем его клиенты, он обычно не ходил к ним на дом, они сами должны были приходить к нему, предпочтительно в офис юридической фирмы «Крон и Симонсен» на улице Розенкранц в обычное рабочее время. Но всё же случались звонки и визиты на дом. Этот адрес не был основным местом жительства Рё: официально он проживал в пентхаусе площадью двести шестьдесят квадратных метров в одном из новых зданий в Ослобукте. Как его и проинструктировали по телефону полчаса назад, Крон на домофоне нажал кнопку с названием компании Рё — «Барбелл Пропертиз». — Юхан? — прозвучал запыхавшийся голос Маркуса Рё. — Пятый этаж. Сверху двери послышалось жужжание, и Крон толкнул её, чтобы открыть. Лифт выглядел достаточно подозрительно, и Крон пошёл по лестнице. По широким дубовым ступеням с чугунными перилами, форма которых была бы более уместна в домах Гауди, чем в солидном эксклюзивном норвежском особняке. Дверь на пятом этаже была приоткрыта. Оттуда раздавались звуки перестрелки, и он понял, что не ошибся, когда вошёл внутрь и, увидев голубоватый свет, исходящий из гостиной, заглянул туда. Перед большим телевизионным экраном, не менее ста дюймов по диагонали, спиной к нему стояли трое мужчин. На стоявшем в центре крупном мужчине были одеты очки виртуальной реальности, в каждой руке он держал по игровой консоли. Двум другим было лет двадцать, и они, по-видимому, были зрителями. Они использовали телевизор в качестве монитора, чтобы видеть то, что было перед глазами человека в VR-очках. На экране показывали какие-то окопы времён Первой мировой войны, как Крон мог предположить по каскам бегущих к ним немецких солдат, в которых стрелял крупный мужчина с консолями. — Да! — крикнул один из молодых людей, когда взорвалась внутри шлема голова последнего немца, и тот упал на землю. Крупный мужчина снял VR-очки и повернулся к Крону. — По крайней мере, здесь проблема решена, — сказал он с довольной улыбкой. Маркус Рё был красив, если принять во внимание его возраст. У него было широкое лицо, лукавый взгляд, его бронзовая от искусственного загара кожа была гладкой, а зачесанные назад блестящие чёрные волосы были густыми, как у двадцатилетнего парня. Конечно, лишние килограммы осели на его талии, но он был высок. И его рост скрадывал эти килограммы. Но в первую очередь притягивал внимание горящий в его глазах огонь, живость энергии, которая намекала, что большинство людей сначала будут очарованы, потом раздавлены и, в конце концов, истощены Маркусом Рё. За это время он, вероятно, получил бы то, что хотел, и его интерес к вам пропал бы. Уровень энергии Рё мог меняться, как и его настроение. Крон предположил, что и то, и другое как-то связано с белым порошком, следы которого он увидел под одной из ноздрей Рё. Всё это Юхан Крон знал, но смирился с этим. Не только потому, что Рё настоял на том, чтобы выплатить заранее половину гонорара Крона, чтобы, как он выразился, гарантировать безраздельное внимание, лояльность и желание Крона добиться результата. Но главным образом потому, что Рё был клиентом мечты Крона: человек с высоким статусом, миллионер с таким одиозным имиджем, что Крон, как это ни парадоксально, взяв его в клиенты, проявил больше смелости и принципиальности, чем оппортунизма. Так что ему — до тех пор, пока дело не решено — просто придётся смириться с тем, что его могут вызвать в любой момент, даже в пятницу вечером. По сигналу Рё оба молодых людей вышли из комнаты. — Ты знаком с игрой «War Remains», Юхан? Нет? Чертовски классная виртуальная игра, но в ней ты ни в кого не можешь выстрелить. Вот это своего рода её копия, разработчик которой хочет, чтобы я вложил в его проект деньги... — Рё кивнул в сторону экрана, взял графин и налил виски в два хрустальных бокала. — Они пытаются сохранить остатки магии войны, но сделать это так, чтобы ты мог — как бы точнее выразиться? — влиять на ход истории. В конце концов, это то, чего мы все хотим, верно? — Я за рулём, — сказал Крон, отгораживаясь ладонью от стакана, который протягивал ему Рё. Рё на мгновение посмотрел на Крона, как будто не понял, почему тот отказывается. Затем он громко чихнул, опустился в дизайнерское кожаное кресло и поставил оба бокала на стол перед собой. — Чья это квартира? — спросил Крон, усаживаясь в соседнее кресло. И тут же пожалел о своём вопросе. Как юристу ему спокойнее было бы знать ровно столько, сколько нужно, и не больше. — Моя, — ответил Рё. — Я использую её как... ну, знаешь, убежище. По движению плечей и хитрой гримасе Маркуса Рё Крон догадался, что тот имел в виду. У него были клиенты с похожими квартирами. И во время собственной интрижки на стороне, которая, к счастью, уже закончилась, едва он осознал, что ему грозит потерять, он и сам подумывал о покупке такого, по словам его коллеги, гнёздышка одиночек для развлечений не в одиночку. — И что же произошло в итоге? — спросил Рё. — Теперь, когда Сюсанна опознана и установлена причина смерти, расследование вступит в новую фазу. Ты должен быть готов к тому, что тебя вызовут на новые допросы. — Другими словами, я буду привлекать ещё больше внимания. — Если только полиция не найдёт на месте преступления что-нибудь, что исключит тебя из списка подозреваемых. Мы всегда можем надеяться на это. — Я так и думал, что ты скажешь что-нибудь в этом роде. Но я больше не могу просто сидеть на месте и надеяться на лучшее, Юхан. Знаешь, что моя фирма «Барбелл Пропертиз» потеряла три крупных контракта за последние две недели? Они озвучили какие-то надуманные отговорки, что ждали более высокие прибыли и так далее — никто не осмеливается прямо сказать, что всё дело в этих статьях «Дагбладет» обо мне и девочках, и они не хотят, чтобы их связывали с возможным убийством, или боятся, что меня арестуют, а имущество фирмы разбазарят. Если я буду сидеть сложа руки, надеясь, что банда низкооплачиваемых тупоголовых копов выполнит свою работу, то «Барбелл Пропертиз» может обанкротиться задолго до того, как они обнаружат то, что снимет с меня все подозрения. Нам нужно работать на опережение, Юхан. Мы должны доказать общественности, что я невиновен. Или, по крайней мере, я полагаю, в моих интересах узнать правду.