— Но скажи мне, Хелена, пока мы занимались сексом, ты хоть ненадолго почувствовала себя любимой? — Я не знаю, — сказала она, устало улыбаясь. — Да, я так думаю. — Хорошо, — сказал он, беря её руку своей свободной от ножа рукой. Сжимая её. — Я хотел дать тебе это как подарок перед тем, как ты умрёшь. Потому что это единственное, что имеет значение, не так ли? Чувствовать себя любимым? — Может быть, — прошептала она, закрывая глаза. — Помни об этом, Хелена. Скажи это себе: «Я любима». Прим посмотрел на неё сверху вниз. Увидел, как шевелятся её губы, формируя слова. «Я любима». Затем он поднял нож, направил остриё к её сонной артерии, наклонился вперёд, навалившись на неё всем своим весом, и позволил лезвию погрузиться внутрь. Тёплая струйка крови на его ледяной коже заставила его содрогнуться от восторга и ужаса. Он крепко держался за рукоятку ножа. Дрожание тела дало ему понять, что жизнь покидает её. Кровь брызнула в третий раз и начала течь. Через несколько секунд нож подсказал ему, что Хелена Рё мертва. Он вытащил нож и сел на землю рядом с ней. Вытер слёзы. Он дрожал от холода, страха и угасающего напряжения. Легче не становилось, становилось только хуже. Это были невинные люди. А виновный был жив. С ним всё было бы совершенно иначе. Лишить жизни Маркуса Рё было бы радостью. Но сначала ублюдок будет так сильно страдать, что смерть придёт как избавление. Прим почувствовал что-то на своей коже. Небольшой дождь. Он поднял глаза. Чёрное небо. Сегодня вечером по прогнозу погоды ожидался сильный дождь. Он смоет большую часть следов, но ему всё ещё предстояло поработать. Он посмотрел на свои часы, которые были единственной вещью, которую он не снял. Половина десятого. Если он хорошо поработает, то сможет вернуться в центр города к половине одиннадцатого. ГЛАВА 29 Суббота Tapetum lucidum До полуночи оставался час, и мокрые дорожки блестели под светом фонарей в Парке Королевского дворца. Харри был в состоянии приятного онемения, а реальность вокруг была соответствующим образом искажена. Словом, он был в той сладкой точке опьянения, когда ещё сознавал обман, но всё же не чувствовал душевной боли. Они с Александрой шли по парку. Лица идущих навстречу проплывали мимо. Чтобы поддержать его, она положила его руку себе на плечо, а своей обняла его за талию. Она всё ещё злилась. — Одно дело — отказаться обслуживать нас, — прошипела она. — Отказаться обслуживать меня, — сказал Харри, его дикция была значительно твёрже походки. — Другое дело — вышвырнуть нас. — Вышвырнуть меня, — сказал Харри. — Я заметил, что бармены не любят, когда клиенты засыпают, положив голову на стойку. — Не важно. Всё дело в том, каким образом они это сделали. — Бывает гораздо хуже, Александра. Поверь мне. — Ах, да? — Угу. Это был один из самых тактичных методов, которыми меня вышвыривали. Я думаю, он мог бы пробраться в мой список пяти самых приятных вышвыриваний. Она рассмеялась, прижавшись головой к его груди. В результате Харри свернул с дорожки на королевскую лужайку, где пожилой мужчина, державший на поводке свою собаку, пока та справляла нужду, неодобрительно уставился на них. Она вернула Харри на ровный киль. — Давай остановимся в «Лорри» и выпьем кофе, — предложила она. — И пиво, — сказал Харри. — Кофе. Если только ты не хочешь, чтобы тебя снова выбросили на улицу. Харри обдумал это. — Хорошо. «Лорри» был переполнен, но они нашли места рядом с двумя франкоговорящими мужчинами в третьей кабинке слева от входной двери, и им подали большие чашки горячего кофе. — Они обсуждают убийства, — прошептала Александра. — Нет, — сказал Харри, — они говорят о гражданской войне в Испании. В полночь, напившись кофе и чуть протрезвев, они покинули «Лорри». — Ко мне или к тебе? — спросила Александра. — А есть другие альтернативы? — Нет, — сказала она. — Значит, ко мне. И мы прогуляемся. Свежий воздух. Квартира Александры находилась в доме у ворот Маркуса Трейнса, на полпути между Сент-Хансхаген и площадью Александра Килландса. — Ты переехала с тех пор, как я был у тебя в последний раз, — сказал Харри, стоя в спальне, слегка покачиваясь, пока она пыталась его раздеть. — Но кровать всё та же, я вижу. — Хорошие воспоминания? Харри сделал паузу, чтобы подумать. — Идиот, — сказала Александра, толкая его на кровать и вставая на колени, чтобы расстегнуть его брюки. — Александра… — сказал он, положив свою руку на её. Она остановилась и посмотрела на него. — Я не могу, — сказал он. — Слишком пьян, ты имеешь в виду? — Это тоже, наверное. Но сегодня я был на её могиле. Он ждал гнева и насмешек. Холодности. Презрения. Вместо этого в её глазах читалась лишь усталое смирение. Она затолкала его под одеяло в брюках, выключила свет и заползла следом за ним. Прижалась к нему. — Всё ещё больно? — спросила она. Харри попытался придумать другой способ описать это чувство. Пустота. Потеря. Одиночество. Страх. Даже паника. Но на самом деле она попала в самую точку, всеобъемлющим чувством была боль. Он кивнул. — Тебе повезло, — сказала она. — Повезло? — Любить кого-то так сильно, что это причиняет такую боль. — Мм. — Извини, если это прозвучало банально. — Нет, ты права. Наши эмоции банальны. — Я не имела в виду, что любить кого-то банально. Или желать быть любимым. — И я не имел. Они обняли друг друга. Харри уставился в темноту. Затем закрыл глаза. У него осталась половина отчётов. Ответ мог быть там. В противном случае ему придётся испробовать отчаянный план, от которого он отказался, но который снова и снова приходил ему в голову после разговора с Трульсом в «Шрёдере». Он отключился. Он скакал верхом на механическом быке. Его тело бросало из стороны в сторону, пока он крепко держался и пытался заказать выпивку. Он пытался сфокусироваться на бармене за стойкой, но рывки были слишком резкими, а черты лица перед ним расплывались. — Чего бы ты хотел, Харри? — это был голос Ракель. — Скажи мне, чего ты хочешь. Была ли это действительно она? «Я хочу, чтобы бык остановился. Я хочу, чтобы мы были вместе». Харри пытался прокричать это, но не мог издать ни звука. Он нажимал кнопки на задней части шеи быка, но подбрасывания и вращения только усиливались и ускорялись. Он услышал звук, словно нож разрезает плоть, и раздался её крик. Бык стал двигаться медленнее. Пока совсем не остановился. Он не видел никого за барной стойкой, но кровь стекала по зеркальным полкам, бутылкам и стаканам. Он почувствовал, как что-то твёрдое прижимается к его виску. — Я могу сказать, что ты в долгу, — прошептал голос позади него. — Да, ты должен мне жизнь. Он посмотрел в зеркало. В конусе света, льющегося сверху, он увидел собственную голову, ствол пистолета и руку, держащую палец на курке. Лицо человека, в чьей руке был пистолет, скрывала темнота, но он мог видеть мерцание чего-то белого. Он был голым? Нет, это был белый воротничок.