Ему сразу пришло в голову, что это, должно быть, Бертина Бертильсен и Хелена Рё. Не то чтобы он узнал застывшие, похожие на маски лица, а просто на одной голове были тёмные волосы, а на другой — светлые. Его пульс участился, когда он вытащил камеру из-за спины и снова начал считать. На этот раз считал не шаги, а секунды. Он нажимал на спуск затвора снова и снова, вспышка раз за разом срабатывала и гасла, пока луна снова не скрылась за облаками. Он досчитал до пятидесяти, подошёл ближе, настроил фокус и продолжил фотографировать. Скорее взволнованный, чем поражённый ужасом, он думал о двух головах не как о людях, которые не так давно были живы, а как о доказательстве. Доказательстве того, что Маркус Рё был невиновен. Доказательстве того, что он, Терри Воге, не был мошенником, а разговаривал с убийцей. Доказательстве того, что он был лучшим криминальным журналистом Норвегии, человеком, заслуживающим всеобщего уважения: своей семьи, Солстада, Джини и этой её дерьмовой группы. И — самое главное — уважение и восхищение Моны До. После увольнения он старался выбросить из головы мысль о том, как он, должно быть, упал в её глазах. Но теперь всё перевернётся с ног на голову, все любят, когда герои возвращаются. Он не мог дождаться, когда они снова встретятся. Нет, он буквально не мог ждать, поэтому ему надо сделать всё, чтобы они действительно встретились, и он пообещал себе, что это произойдёт, как только Дагния уедет в Латвию. Девяносто. У него оставалось тридцать секунд. «Я приду за тобой». Как тролль в народной сказке. Воге опустил фотоаппарат и стал снимать видео на свой телефон. Повернул камеру к себе, чтобы у него было доказательство того, что именно он был там и делал снимки. «Пришло время пожинать плоды», — сказал тот парень. Не потому ли у Воге возникла ассоциация с песней Билли Холидей, когда он увидел головы на деревьях? Речь в песне шла о линчевании чернокожих американцев на юге США, а не о … вот этом. Говоря «пожинать», имел ли он в виду, что можно забрать головы с собой? Воге подошёл на шаг ближе к берёзе. Остановился. Он сошёл с ума? Это были трофеи убийцы. И время истекло. Воге закинул камеру за спину и поднял руки вверх, чтобы показать всем наблюдающим в лесу, что он закончил и уходит. Обратный путь был более трудным, учитывая, что у него не было светоотражающей краски, по которой можно было ориентироваться, и, несмотря на то, что он торопился, прошло почти двадцать минут, прежде чем он снова нашёл тропу в лесу. Когда он вернулся в машину и завёл двигатель, ему в голову пришла одна мысль. Он не взял головы, но хоть что-то он должен был взять. Прядь волос. Как бы то ни было, у него были всего лишь фотографии двух голов, по виду которых даже он, видевший бесчисленное множество фотографий Бертины Бертильсен и несколько фотографий Хелены Рё, не мог с уверенностью утверждать, что это они. И что эти головы настоящие. Чёрт! Если бы ему не пришлось прибегнуть к небольшой выдумке после того, как Трульс Бернтсен подвёл его, и Воге разоблачили, они бы безоговорочно поверили в убедительные графические доказательства, подобные этому. Теперь он рисковал, что это будет расценено как новый обман, и тогда ему действительно конец. Должен ли он немедленно позвонить в полицию? Успеют ли они добраться сюда до того, как убийца скроется? Он уже вёл машину по дороге Топпасвейен, когда вспомнил, что сказал тот парень. «Садись в свою машину и поезжай прямо домой». Парень беспокоился о том, что Воге мог ждать его. Но почему? Возможно, это была единственная дорога, ведущая из леса вниз. Он притормозил и достал свой смартфон. Не спуская глаз с дороги, он открыл приложение с картой, которое использовал по дороге сюда. Сверившись с ней, он пришёл к выводу, что если парень приехал на машине, то он мог припарковаться только вдоль двух дорог. Воге проехал весь путь по Топпасвейен и поднялся по объездной дороге, которая заканчивалась там, где начиналась лесная тропа. На этих дорогах не было припаркованных машин. Ладно, тогда, возможно, он прошёл весь путь пешком от главного шоссе. Шёл под уличными фонарями по тихому району, и жители не сводили с него глаз, пока он нёс в рюкзаке пару голов и банку краски. Может быть. Может быть, и нет. Воге ещё немного изучил карту. Подъём на вершину горы и к главной дороге, расположенной за ней, казались крутыми и трудными для пешего прохода, и он не мог разглядеть никаких троп, обозначенных на карте. Но там была отмечена стена для скалолазания с дорогой у подножия горы. И там, на западе, это дорога вела вниз, к жилому району и футбольному полю. Оттуда можно было проехать мимо торгового центра «Колсас» к главной дороге, не приближаясь к Топпасвейен. Воге на мгновение задумался. Если бы этот парень был в лесу, и если бы Воге был на его месте, он не сомневался бы, какой маршрут отступления выбрать. Харри внезапно проснулся. Он не собирался засыпать. Его разбудил какой-то звук? Может быть, во дворе что-то шумело от порывов ветра? Или виноват сон, кошмар, из которого он с трудом выбрался? Он повернулся и в полумраке увидел затылок головы, чёрные волосы каскадом рассыпались по белой подушке. Ракель. Она пошевелилась. Может быть, тот же самый звук разбудил её, может быть, она почувствовала, что он проснулся, как обычно. — Харри, — сонно пробормотала она. — Мм. Она повернулась к нему. Он погладил её по волосам. Она потянулась к прикроватной лампочке. — Не надо, — прошептал он. — Хорошо. Давай я… — Тише. Просто... помолчи немного. Всего несколько секунд. Они молча лежали в темноте, и он провёл рукой по её шее, плечам и волосам. — Ты представляешь, что я Ракель, — сказала она. Он не ответил. — Знаешь что? — сказала она, поглаживая его по щеке. — Всё в порядке. Он улыбнулся. Поцеловал её в лоб. — Спасибо тебе. Спасибо, Александра. Но с этим покончено. Хочешь сигарету? Она потянулась к прикроватному столику. Обычно она курила сигареты другой марки, но сегодня купила пачку «Кэмел», потому что он курил именно их, а у неё не было особых предпочтений. Что-то загорелось на прикроватном столике. Она протянула ему телефон, и он посмотрел на дисплей. — Извини. Мне нужно ответить. Она устало улыбнулась и щёлкнула зажигалкой, разжигая огонёк. — У тебя и не бывает звонков, на которые не нужно отвечать, Харри. Попробуй сделать так, чтобы они появились, это довольно приятно. — Крон? — Эм... добрый вечер, Харри. Речь идёт о Рё. Он хочет пересмотреть своё заявление. — Вот как? — Теперь он утверждает, что тайно встречался с Сюсанной Андерсен ранее в тот же день в своей другой квартире, на улице Томаса Хефти. И что они занимались сексом, и он целовал её грудь. Он говорит, что не хотел ничего говорить раньше, потому что боялся, что это свяжет его с убийством, а также хотел скрыть это от своей жены. Он говорит, что понимал, что дал ложные показания и может быть разоблачён, но беспокоился, что возникнет ещё больше подозрений, если он изменит показания. Кроме того, у него не было ни свидетелей, ни других доказательств того, что Сюсанна приходила к нему. Поэтому он по глупости утверждал, что не встречался с ней, ожидая, что ты или полиция найдёте настоящего преступника или другие улики, которые вернут его доброе имя. Так он говорит. — Хм... Может быть, на него повлияло пребывание в кутузке? — Если интересно моё мнение, на него повлиял ты. Думаю, когда тебя хватают за горло, поневоле задумаешься. Он понимает, что есть такая вещь, как наказание. И он понимает, что в расследовании нет никаких подвижек, и что он не выдержит четырёх недель содержания под стражей. — Ты имеешь в виду четыре недели без кокаина? Крон не ответил. — Что он говорит о «Вилле Данте»? — Он до сих пор всё отрицает. — Ладно, — сказал Харри. — Полиция не собирается его отпускать. У него нет свидетелей, и он прав в том, что, меняя свою версию событий, только становится похожим на червяка, пытающегося сорваться с крючка. — Я согласен, — сказал Крон. — Я просто хотел, чтобы ты был в курсе. — Ты ему веришь? — Это так важно? — Я тоже нет. Но он довольно хороший лжец. Спасибо за информацию. Они разъединились. Харри лежал с телефоном в руке, уставившись в темноту и пытаясь сложить части пазла воедино. Потому что они должны были сложиться. Они всегда складывались. Так что проблема была в нём самом, а не в частях. — Что ты делаешь? — спросила Александра, затягиваясь сигаретой. — Я пытаюсь разглядеть, но здесь так чертовски темно. — Ты ничего не видишь? — Да нет, что-то виднеется, но я не могу разобрать, что именно. — Уловка для наблюдения в темноте заключается в том, чтобы смотреть надо не прямо на предмет, а немного со стороны. Тогда ты действительно увидишь предмет более отчётливо. — Да, и это то, что я делаю. Но такое ощущение, что сам предмет находится именно там. — Немного в стороне? — Да. Кажется, что человек, которого мы ищем, находится в поле нашего зрения. Будто мы смотрим на его, но не понимаем, что это тот, кого мы пытаемся разглядеть. — Как ты это объяснишь? — Это, — вздохнул он, — нечто такое, в чём я не разбираюсь, и не буду пытаться объяснить. — Есть вещи, которые мы просто знаем? — В этом нет никакой тайны, просто есть какие-то истины, которые мозг вычисляет, собирая воедино доступную информацию, но не сообщает нам подробности, а просто предлагает нам результат. — Да, — тихо сказала она, снова затягиваясь сигаретой и передавая её ему. — Например, я знаю, что Бьёрн Хольм убил Ракель. Из рук Харри на одеяло выпала сигарета. Он схватил её и снова поднёс к губам. — Просто знаешь? — спросил он, затягиваясь. — Да. И нет. Всё так, как ты сказал. Информация, которую мозг накапливает неосознанно или даже без нашего желания. И тогда у тебя появляется ответ, но нет логического обоснования, и тебе надо сделать расчёт в обратном порядке, чтобы увидеть, что обрабатывал твой мозг, пока ты обдумывал что-то совсем другое. — И что обрабатывал твой мозг? — Когда Бьёрн обнаружил, что ты отец ребёнка, которого он считал своим, ему нужно было отомстить. Он убил Ракель и оставил улики, указывающие на тебя. Ты сказал мне, что это ты убил Ракель. Потому что ты чувствуешь, что в этом была твоя вина. — В этом была моя вина. Есть моя вина.