– Вы рассказываете это так, словно сами пробовали, – проворчал один из офицеров. – Именно так, сударь, – повернулся к нему Ильико. – Именно так я и учился правильной рубке. – Хотите сказать, что вы тоже можете вот так разрубить свечи и летящее яблоко? – изумленно уточнил этот Фома неверующий. – Ну, до свечей я еще не дошел. А вот яблоко могу, – с улыбкой ответил княжич, забирая у Елисея шашку. Шагнув к столу, свояк не глядя взял первый попавшийся плод и, надкусив его, плавным движением бросил родичу. Очередной высверк шашки, и уже другой офицер перехватывает падающее яблоко. – И правда разрублено, – удивленно протянул он, демонстрируя плод остальным. – Как видите, господа, все зависит только от вашего собственного умения, – добавил Ильико, продолжая улыбаться. – То есть придет время, и вы сумеете сделать то же самое со свечами? – спросил корнет, подходя к столу с подсвечником в руке. – Именно так, молодой человек, – повернулся к нему княжич. – Главное, не бросать занятий. – Выходит, я только что публично выставил себя дураком, усомнившись в умении князя? – уточнил корнет, досадливо закусив губу. – Не всегда стоит слушать тех, кто не показывает свои умения, а старается только обойтись словами, – усмехнулся Елисей и, вздохнув, громко добавил: – Давайте выпьем, господа. За долгую, счастливую жизнь! * * * – А я в тебя еще раньше влюбилась, – тихо мурлыкала Наталья, нежно целуя его в шею. – Еще когда у папеньки на столе доклад нашла, как ты за теми бандитами один погнался. Жене твоей, покойнице, завидовала. Думала, вот бы и мне такую любовь, чтобы муж за меня целую банду вырезать готов был. А потом плакала, когда узнала, что ее убили. Целую ночь молилась, прощения у нее просила за думы свои глупые. А когда тебя увидела, поняла, всё. Пропала. – А я о тебе и не слыхал, – растерянно вздохнул Елисей, крепче прижимая к себе жену. – Да и про папеньку твоего тоже. Я ж в столице никогда не был. – Знаю, – тихо рассмеялась девушка. – Дикарь. Необузданный, свирепый, мой, – жарко выдохнула она, закатывая глаза. Тело юной, здоровой девушки бурно отзывалось на ласку, и Елисей, пользуясь некоторыми знаниями из своей прошлой жизни, быстро добился от нее ответа. В спальню их отвели примерно в час пополуночи, и молодые, несмотря на усталость от этого бурного дня, с головой ушли в познание друг друга. Глянув в светлеющее окно, парень устало потянулся и, хлопнув себя по поджарому животу, проворчал: – Жрать хочу. – Не жрать, а есть. Елисей, ты же не в лесу, – ласково укорила его Наталья, прижимаясь еще крепче. – Нет. Не есть, а именно жрать. Быка бы съел сейчас. А вообще, запомни. Голодный мужик, это злой мужик. Так что забудь сейчас про этикет и подумай, чем мужа накормить, – поддел ее Елисей, целуя в нос. – Ой, а как же я тебя накормлю? Это ж слуг звать надо, а я в неглиже, – смущенно охнула девушка, растерянно огладывая разбросанные по полу спальни детали их одежд. – И чему княжон только учат, – ехидно проворчал Елисей, с кряхтением поднимаясь и голышом шлепая к двери. Осторожно выглянув в коридор и убедившись, что никого нет, он подхватил со специально принесенного столика поднос, уставленный тарелками и судками, и, внеся его в спальню, закрыл за собой дверь. – Ты знал, что там все готово, – обвиняюще заявила Наталья и, сделав вид, что обиделась, с гордым видом отвернулась. – Конечно, знал, – рассмеялся Елисей. – Я и приказал это все сюда принести. – Ах, ты… – подскочила девушка и, задохнувшись от возмущения, попыталась его шлепнуть кулачком по плечу. Чуть развернув корпус, парень пропустил ее замах мимо и, подхватив жену на руки, шутливо пригрозил: – Еще раз попробуешь ударить, отшлепаю. – Угу, ударишь тебя. Как же. Сама чуть с кровати не свалилась, когда промахнулась, – обиженно пожаловалась Наталья, по-детски надувшись. – Татошка ты, Татошка, – снова рассмеялся Елисей, прижимая ее к себе. – Замуж отдали, а подрасти не позволили. – Чего это не позволили? – возмутилась девушка. – Мне семнадцать уже. Самое время. Еще год-два, и перестарок. Усевшись на кровать, Елисей усадил ее себе на колени и, одной рукой подвинув поближе столик, на который поставил поднос с едой, с улыбкой пояснил: – Детство у тебя еще в одном месте играет. Все интересно, все потрогать, пощупать хочется. Вопросов в голове больше, чем ответов. А главное, не умеешь еще наперед думать. – А зачем? – тут же последовал вопрос. – Затем, что одним днем только бабочки живут. – Это как? – Бабочки, они всего одно лето живут. Из куколки вылупились, взлетели, пару нашли, яйца отложили и, как холода настали, пропали. Некогда им наперед думать. А человек, он, милая, долгую жизнь живет и должен думать не только о себе, но и о потомстве своем. А это и есть думать наперед. Объясняя ей прописные истины, парень успел соорудить пару бутербродов и, подав жене тарелочку, с урчанием впился зубами в свою порцию. Смолотив свой бутерброд, Елисей тут же занялся сооружением второго и, бросив в тарелку жены вопросительный взгляд, удивленно проворчал: – Ты чего клюешь, словно воробышек? Ешь нормально. – Не хочу быть толстой, – вздохнула Наталья, с сожалением покосившись на тарелки с различной снедью. – Тебе это не грозит, – отмахнулся Елисей. – Ты у меня девчонка шустрая, непоседливая, так что быстро все съеденное в дело уйдет. – Это как? – удивилась Наталья. «М-да, похоже, эта почемучка еще покажет мне, с какого конца редьку едят», – фыркнул про себя Елисей и, прожевав очередной кусок, принялся пояснять связь между питанием и подвижным образом жизни. Внимательно его, слушая, Наталья покорно съела все, что он ей предложил, и, запив съеденное квасом, вздохнула: – Ну вот. Заслушалась тебя и объелась, словно хрюшка. Вот стану жирной и неповоротливой, будешь знать. – Не станешь. Я не позволю, – усмехнулся Елисей, чмокнув ее в нос. – Давай поспим малость. Завтра опять на те пьяные рожи смотреть. Хоть отдохнем маленько. – Ты совсем дворянство не уважаешь? – спросила Наталья, уютно устраиваясь в его объятьях. – А ты знаешь, откуда это название пошло? – ехидно усмехнулся Елисей. – Откуда? – От слова дворня. – Шутишь! – подскочила девушка. – Ты что, и вправду не знала? – удивился Елисей. – Никогда такого не слышала, – честно призналась Наталья. – Странно. Образование ты вроде доброе получила, – удивленно хмыкнул парень. – Мне не веришь, папеньку спроси. Это правда. – Верю, – подумав, вздохнула девушка, укладываясь обратно. – А откуда ты столько всего интересного знаешь? – Людей умных послушать всегда любил. Они говорили, а я слушал да запоминал. – А правда, что ты ничего про детство свое не помнишь? – вдруг спросила молодая жена. – Почти ничего, – нехотя кивнул Елисей. – Я болел тогда сильно. Бабка, покойница, думала, помру. Даже попа позвала, отпевать. Вот с того времени и не помню. – Выходит, то, что ты один из всей деревни выжил, правда? – Из станицы, – поправил ее Елисей. – Многое папенька твой обо мне узнать успел, – проворчал он, мысленно прикидывая, как и кому малость прищемить пальцы в дверях. Чтобы писал поменьше. – Так ты ж в его службе личность известная. Когда война началась, папенька больше всего боялся, что казаки Кавказ не удержат. Говорил, что тогда османы его людской кровью словно водой зальют. – А тебе везде нужно было свой нос любопытный сунуть, – ласково укорил парень супругу. – Это ж дела государственные. За такое можно было и ремня отхватить. – Я всегда осторожной была. Что откуда брала, сразу на место клала, – отмахнулась Наталья. – А расскажи, как у тебя получается шашкой свечи разрубать? Я слышала, офицеры промеж себя говорили, что пробовали, и ничего не получалось. – Тут хитрость одна имеется, – усмехнулся парень. – Научи, – попросила девушка, потеревшись носиком о его плечо. – У шашки клинок специально для рубки сделан. Лезвие тоньше волоса, а обушок широкий. Так нарочно сделано, чтобы при ударе рана раскрывалась, и оружие в теле не завязло. А чтобы свечку срубить, нужно не просто верхней частью клинка рубить, а самым его кончиком. С оттягом. Так, чтобы он самым лезвием по свечам прошелся. Тогда он верхнюю часть не отбросит. – И с яблоком так же? – сонно уточнила Наталья. – Угу. Да и голову срубить так ловчее получается. Не силой рубишь, а скоростью. – И клинок не вязнет?