– Надеюсь, я ничего не забыл. Ты очень нужна мне, моя девочка. Не заходи слишком далеко. – Она еще что-нибудь передала? – Только то, что она молится за тебя и надеется скоро тебя увидеть. Чтобы ты убедилась, что это она, – Дот просит передать тебе, что Эмбер слез с занавесок. Фрайни рассмеялась. – И дальше? – Робинсон говорит, что послал тебе письмо. Еще говорит, что скоро будет рядом с тобой. Я рассказал ему о «Сладких снах». Правильно? – Да. – Фрайни так не хотелось высвобождаться из успокаивающих объятий Алана. Он обладал способностью передавать глубокое, безмятежное спокойствие, действовавшее как бальзам на раны или как теплая рука на замерзшей спине. Фрайни неохотно поднялась на ноги. – Дольше не могу здесь оставаться, – вдохнула она. – Мое отсутствие заметят. Покарауль, пока я прочту письмо. Пока Фрайни читала аккуратное письмо Робинсона, Алан Ли стоял у входа в палатку. Он слышал, как она произнесла: «Хорошо», потом свернула письмо и передала ему. – Будет лучше, если ты сохранишь его для меня, – сказала она, сопровождая слова легким поцелуем. – Не хочу, чтобы у меня обнаружили что-то странное. – Будь осторожна, – Алан погладил ее руку. – Зови нас, если понадобится. – Вы услышите меня, – пообещала Фрайни и выскользнула из палатки. Казалось, никто ее не заметил. Она словно бы растворилась среди павильонов, обычная циркачка в зеленом, как лайм, костюме, не очень-то подходящим ей по цвету. Алан Ли прочел письмо и только после этого убрал его в карман. Он задумался о том, где же это он мог слышать раньше слово «выход». Потряся головой будто для того, чтобы освежить воспоминания, он опять направился к своей карусели. – Что стряслось? – Миссис Паркс наклонилась над Элси Ящерицей и положила свою прохладную руку ей на лоб. Пожилая женщина застонала. – Не очень-то я разъелась на прошлой неделе. А тут я смыла все с себя, да еще съела хороший ланч – для тюряги этот ланч просто замечательный, а мои-то чертовы потроха не привыкли к такой пище. Я-то сидела на красной курочке. – Что это за красная курочка? Миссис Паркс никогда не встречала человека, подобного Элси Ящерице. Даже в тюрьме. – Спирт с портвейном, – скривилась Элси. – Получила расстройство желудка. – Хотите я позову врача? – Не. У меня так и раньше было. Все пройдет. Раз уж я пятьдесят лет прожила на улице, то меня и топором не зарубить. Миссис Паркс была чистенькой, в ее собственной одежде из ее собственного чемодана, который собственноручно собрал для нее констебль Харрис. Она наелась пирога с говядиной и почками, гороха, картофельного пюре и в довершение съела еще столовую ложку джема роли-поли. Отчаяние исчезло, как не бывало. Она еще не знала, что придет ему на смену. Пока его место заняло сочувствие к Элси. У Элси все болело. Необходимо было что-то предпринять. Впервые за все время после ареста миссис Паркс переключилась со своих собственных переживаний на что-то иное. – Констебль, – робко позвала она, – я думаю, что Элси больна. Дежурный констебль после краткого осмотра Элси сделал мудрое заключение: – Она какое-то время ничего не ела и потребляла только спиртное. Скоро она еще будет бредить. Бедняжка Элси. Но она выдержит и это испытание. Как-то раз, чтобы ее арестовать, нам пришлось вызвать троих. Я достану у сержанта немного бренди, если будет совсем плохо. Извините, что мне приходится оставлять вас с ней. Просто здесь нет другого помещения для женщин. – Ничего страшного. – Если она будет буянить, кричите, – сказал молодой человек. – Я за вами приду. – Хорошо. В течение семи часов, до прихода женщины-полицейского, не проявившей особенного сочувствия, миссис Паркс была свидетелем приступов белой горячки у Элси. Женщина ругалась, визжала, корчилась от боли. Она пряталась от змей и маленьких человечков, которые ее преследовали. Она так сильно хваталась за миссис Паркс, что от ее пальцев оставались синяки, и последней приходилось вспомнить все гимнастические трюки, ранее ей известные, чтобы утихомиривать Элси и не дать ей разорвать себя на части. – Ох, Элси, как могла ты с собой такое сотворить? – спрашивала она вслух, и в ответ ее посылали. Элси на миг становилась сама собой, и взгляд карих глаз пронизывал миссис Паркс насквозь. – Страх, – хрипло бросала Элси и впадала в беспамятство. Миссис Паркс поили чаем в кабинете офицера полиции, что было против всяких правил. А в комнате над ее головой спорили о ее участи. – Но мы не можем ее отпустить, – возражал констебль Харрис. – Ей некуда идти. – Есть много разных мест, – говорил Гроссмит. – Мужчины на нее жалуются. Не моется, не ест. Она ненормальная, и место ей в психушке. – Она не ненормальная, – сказал Робинсон. – Мы просто запугали ее до смерти. Ты же знаешь, как это бывает с бывшими заключенными. Но я согласен с Харрисом: мы не можем ее выпустить, пока не выясним, кто это сделал. Ибо она может оказаться следующей жертвой. Есть какая-то связь между этим пансионом, Альбертом Эллисом и «Выходом». Эти люди не знают жалости. Что ж, давай спустимся и поговорим с ней. Посмотрим, в каком состоянии эта бедная женщина. Он повел своих сотрудников вниз по лестнице в кабинет офицера полиции. Там оказалась хорошо одетая женщина, очевидно посетительница, которая пила чай из толстой белой чашки. С первого взгляда Робинсон не поверил своим глазам. – Миссис Паркс, вы уже чувствуете себя лучше? – Да, спасибо. – Увидев их, миссис Паркс поднялась со стула. – Я действительно постучала тогда в дверь мистера Кристофера. Я вам солгала тогда, потому что очень испугалась. Но я не убивала мистера Кристофера, инспектор. – Да, – сказал Том Харрис. – Вы не убивали. – Вы знаете, кто это сделал? – спросил Гроссмит. – К сожалению, не знаю, сержант. – Пока мы не выясним, – сказал Робинсон, – я хочу оставить вас в камере предварительного заключения. Было несколько нападений. Вам лучше переждать здесь. – Конечно, – сказала миссис Паркс, – я не могу уйти, пока у Элси не пройдет белая горячка. – Она вас зовет, – сказал вернувшийся дежурный полицейский. – Я достал немного бренди. Только понемногу – столовая ложка зараз. Ох, инспектор по уголовным делам Робинсон, Элси создает… – Где Мелия? – пронзительно кричала Элси. – Эти змеи боятся Мелии. Где она? Черт вас дери, срочно найдите мне Мелию! – Иду, Элси, – отозвалась миссис Паркер и без сопровождения вернулась обратно в свою камеру. Робинсон почесал затылок. Томми Харрис светился от радости. Сержант Гроссмит мрачно пробурчал: – Не по правилам. Это вам не палата для поправки старых алкоголичек, а полицейский участок! – Подбирайте слова! – пожурил его инспектор по уголовным делам Робинсон. Глава 14 Считалось, что они распутные и хитрые; они не отличались ни аккуратностью в одежде, ни хозяйственностью в домашних делах… однако в них была исключительная мягкость, неустанная готовность помочь и пожалеть любого заслуживающего уважения… как заслуживают уважения самые обычные добродетели человека любого социального положения в любом месте земного шара. Чарльз Диккенс. Тяжелые времена Как только Фрайни продемонстрировала, что может устойчиво стоять на спине Мисси, невзирая на жалующихся воздушных гимнастов, кувыркающихся каталонцев, рычащих львов, двух играющих на скрипочках клоунов, еще не определившихся с тональностью, и даже на канатоходца, ударяющего в тарелки, – она была освобождена от дневной репетиции и отправлена поспать. Сделать это было непросто. И это несмотря на ужасную усталость, из-за которой ей казалось, что она может улечься даже на заборе из колючей проволоки. О ее связи с клоуном Маттиасом все уже знали, по этой причине выспаться в его кровати было невозможно. Кто-то неизвестный обнаружил ее оружие и забрал его, а это означало, что этот некто знал, где именно она спит в женской палатке, и потому она не могла поспать и в этом месте. Раздумывая обо всем этом, она пересекла территорию цирка и свернулась клубочком под навесом у Берни, рядышком с Бруно. Медведя под действием жаркой погоды совсем разморило. Он улегся рядом с Фрайни, уложив свою грозную голову ей на бедро, и мирно посапывал носом. Впервые в жизни Фрайни заснула под умиротворенный храп медведя. Разбудил ее Берни. Бруно стоял на всех четырех лапах, надеясь на печенье. Фрайни села и протерла глаза. – Ты как будто из сказки, – прокомментировал Берни. – Обед готов. Должно быть, мистер Томпсон купил жене цветы или что-то в этом роде. Кровь ударила ей в голову, и она изготовила вполне достойное ирландское жаркое. Для разнообразия. Не пропусти такую возможность, Ферн. Она может никогда не повториться. Фрайни обрызгала лицо водой из миски Бруно и почувствовала себя посвежевшей. Ирландское жаркое миссис Томпсон хоть и не выдержало бы конкуренции с блюдами в «Риц», было приятным на вкус и сытным. Фрайни пристроилась на ведре у теплой поварской палатки, и все, кто ни проходил мимо, приветствовали ее. – О, Ферн! – прозвучал тягучий, как сладкая карамель, голос. – Если Ферн мне улыбнулась, все внутри перевернулось. «Я красавицу люблю, по ней тоскую и… скулю»… – Маттиас посмотрел на нее суровым взглядом. – Не смейся, это шотландское… Возможно, Бернс. «У Ферн прекрасной я учусь, на нее одну молюсь». Вот. Можно мне немного жаркого, миссис Ти? – Только если ты пообещаешь больше не сочинять стихов, – сказала пожилая женщина. Маттиас положил руку на сердце и торжественно поклялся. Фрайни видела, что другую руку со скрещенными пальцами он держит за спиной. Она ему улыбнулась. – Поможешь мне вот это отнести? – спросил он. – Мне нужно взять немного для Тобби.