Я наблюдаю, как напряжение все больше и больше уходит из тела моей Связной, чем дальше мы удаляемся от города, где находится Убежище. Я понятия не имею, где мы, черт возьми, находимся, кроме того факта, что все еще в Штатах, но на окраинах города есть что-то вроде песчаной пустыни и лабиринт пещер, по которым я гулял несколько дней после того, как мы нашли мою сестру. Я так же, как и Оли, боролся с тесным помещением, особенно с тем, что у меня не было возможности побыть с ней наедине благодаря тому, что Ардерн спал в футе от нас в своей постели. Не то чтобы я настаивал на чем-то с ней. Никогда, и особенно пока она все еще борется с живущими внутри нее узами, которые совсем не похожи на мои. Я не похож на мужчин в моей семье, и я определенно не гребаный Дрейвен. Не то чтобы Норт оказался таким уж плохим, но его брат? Я бы убил его в одно мгновение, если бы Оли дала мне слово. Я наблюдал за ним достаточно внимательно, чтобы знать его слабые места, а эти его кошмары? Они, конечно, могут сдерживать меня, но никогда не смогут причинить вреда. Я бы свернул его чертову шею за секунду. — Что случилось? Ты дышишь так, будто пытаешься кого-то не убить, — пробормотала Оли, ее голос был низким и приятным. Я успокаиваюсь, как только она открывает рот. Ее голоса более чем достаточно, чтобы вырвать меня из спирали моих убийственных мыслей. — Может показаться, что я делаю для тебя что-то очень заботливое, но это довольно эгоистично. Я нуждалась в этом так же, как и ты. Она кивает и смотрит на горы, которые окружают нас, их вершины отбрасывают тень на всю долину. — Я понимаю. Все остальные выросли вместе, и у них была целая жизнь, чтобы привыкнуть жить в кармане друг у друга. Мы оба как бы снаружи. Я ловлю ее руку в свою и подношу ее ко рту, чтобы поцеловать тыльную сторону. — Это того стоит. Все это стоит того. То, что ты здесь в безопасности, стоит всего этого. Как бы мне ни было неприятно признавать это, Дрейвен превзошел самого себя, создавая это место. Как будто он знал, что оно понадобится нам для тебя, и он просто сделал это. Просто влил все богатство Дрейвенов в безопасность нашей Связной… Я могу это понять. Мне также не пришлось учить новый язык, чтобы обеспечить твою безопасность, что очень удобно, потому что я едва сдал испанский в школе. У меня очень плохое произношение. Она хихикает надо мной, как будто я рассказываю анекдот, но на самом деле это не так. Мы преодолеваем последний из небольших хребтов, чтобы открыть первую большую пещеру, ту самую, в которой будем разбивать лагерь сегодня вечером и вход в которую заснят камерами. Здесь чисто, сухо и безопасно — все, что нужно для ночевки в дикой природе. И при этом в полной безопасности в любое время. — Как, черт возьми, ты вообще это нашел? И мы принимаем ставки на то, сколько времени понадобится кому-то, чтобы найти нас, потому что я не уверена, что мы продержимся всю ночь. — Оли хихикает над своей шуткой, что чертовски мило, ее глаза загораются, как будто она уже чувствует головокружение от нашего пребывания наедине. Значит, нас двое. Я паркую квадроцикл и глушу двигатель, немного откидываюсь на сиденье и позволяю прохладному полуденному воздуху омыть нас обоих. — Я взял одну из этих штуковин, когда мы привезли Аурелию из лагеря. Мне просто нужно было проветрить голову, а потом я нашел это место. Я планировал привести тебя сюда с тех пор, как нашел его, просто я не ожидал, что тебе это будет так нужно. Она смотрит на меня и улыбается, снимает шлем, затем слезает с квадроцикла, чтобы прогуляться вокруг скал. Я указываю ей на камеры, чтобы она знала, что за нами наблюдают и мы здесь в безопасности, а она машет Сойеру. И я готов поспорить, что у Норта тоже есть прямая трансляция меня и Оли прямо в его офис, но, по крайней мере, у нас есть полное уединение внутри пещеры. Я беру сумки, которые упаковал с заднего сиденья, и следую за ней к выходу. Там есть небольшая обзорная площадка, с которой открывается прекрасный вид на огни города и гигантскую, похожую на крепость бетонную стену, которую Норт возвел по обе стороны долины, чтобы сохранить это место в тайне от всех, кто может на него наткнуться. Я наблюдаю, как благоговейный трепет появляется на лице Оли, и это чертовски красивое зрелище. Ее глаза загораются, и она как бы пятится назад по тропинке, чтобы ей не приходилось отводить взгляд от открывающегося вида. Солнце уже начинает опускаться в сумерки, низко нависая над деревьями, и яркие оранжевые вспышки на небе согревают ее кожу великолепным сиянием. Я фотографирую ее. Затем делаю ее фоном на своем телефоне, как полный кретин, потому что она выглядит как гребаная модель, абсолютно захватывающая дух и моя. Она смотрит на меня и слегка моргает, словно забыла, что мы здесь делаем. — Ты случайно не принес ужин? Я забыла о еде во время странностей моих уз, но сейчас они дремлют, и я умираю с голоду. Должна была подумать об этом. Я ухмыляюсь ей и прохожу мимо нее, чтобы положить сумки чуть дальше в пещеру, где, я уверен, их не сможет увидеть камера. Они — мой исполнитель, мой способ узнать, не поставил ли я нашу кровать слишком близко к отверстию, чтобы предоставить Сойеру бесплатное шоу, как спит моя Связная. Или, по крайней мере, как мы целуемся, что заставило бы меня убить этого человека. Он никогда не должен узнать, как розовеют ее щеки или как опускается ее грудь, когда она борется за дыхание, потому что предпочитает вкус моих губ кислороду. Я достаю сэндвичи, которые приготовил для нас обоих, пока собирался, и протягиваю один ей, наблюдая, как ее лицо снова загорается. Она милая за всем тем нахальством, которое бросает на всех. Мне приятно, что я так часто вижу это, что я был ее безопасным местом, когда другие все еще были в полной заднице из-за нее. Она хихикает над перегруженным состоянием сэндвичей — единственный способ их есть — и сразу же открывает свой, делая вид, что это большое дело, когда откусывает кусочек. — У моих уз сейчас просто праздник. Два моих Связных готовят мне еду в один день? Это практически мечта. Ах. Старый трюк, который Норт использовал в своих интересах, когда притворялся, что ненавидит ее. Я до сих пор не уверен, что его плохие чувства были настоящими, потому что то, как он с ней обращается, не изменилось, только подача и то, как это воспринимается. Теперь, когда они Привязанные, она гораздо лучше делает то, что он говорит. — О чем ты думаешь? Ты опять хмуришься, — пробормотала она с набитым ртом. — О тебе. Я думаю о том, как сделать так, чтобы тебе здесь было лучше. Она подходит к небольшому выступу и садится, свешивая ноги с края и выбрасывая их наружу. Там невысоко, всего пара футов, но я сразу же припарковал свою задницу рядом с ней на случай, если она упадет. Она, скорее всего, едва поцарапается при падении, но я не собираюсь рисковать. Оли проглатывает полный рот и говорит: — Все в порядке. Они действительно хороши. Мне уже не так страшно. Я… в норме. Сейчас в основном чувствую себя виноватой, но продолжаю твердить себе, что здесь все в безопасности, благодаря тому, что Норт нажал на спусковой крючок на ходу. Не думаю, что он сделал бы это, если бы я не была в опасности, так что те дети, бегающие по новой школе? Они в безопасности, благодаря его потребности защитить меня. Я хмуро смотрю на нее. — С чего бы тебе чувствовать себя виноватой? Она стонет и запихивает в рот последнюю половинку сэндвича, словно хочет избежать вопроса. Я жду ее, достаточно терпеливый, чтобы расправиться с остатками своего сэндвича, пока она жует со скоростью старика. — Я не идиотка. Я знаю, что у Дэвиса где-то есть список с именами моих Привязанных. Твое? Не очень, благодаря твоей семье, но остальные? Перевертыш, который может превратиться в любое живое животное? Нейро, как Грифон, чей диапазон лучше, чем у него? Дрейвены, которым не нужно ничего говорить, кроме своего имени, чтобы наводить ужас на население? Да, он знает о них всех, но никогда раньше не охотился на них. Не то, что теперь, когда он в курсе, что они в моей группе Связных. Эндрюс был самым первым, самым простым испытанием. Они придут, сплоченные и быстрые, и я навлекла это на вас всех. От меня здесь нет никакой пользы, потому что всю работу, которую я могла бы делать хорошо, Норт не позволяет мне делать, потому что… слишком меня опекает. Я — обуза с узами, которые пожирает души. Я медленно киваю, откусывая последний кусочек от собственного сэндвича и сворачивая бумажную обертку, чтобы убрать ее на переработку в городе. — Значит, ты злишься и на меня? Потому что я тоже нахожу здесь безопасность. Моя мама не могла вечно держать мое пребывание здесь в секрете. Я уверен, что теперь, когда Аурелии больше нет, папа и Питер тоже догадались, что я здесь. Они бы нашли меня и убили, если бы меня здесь не было. Я совершенно ничего не знаю о строительстве домов. Я представляю угрозу безопасности из-за того, что присоединился к ТакТим, поэтому мне разрешено идти, только если я твой защитник. Кроме моих знаний о Сопротивлении, мне нечего предложить этому месту, и даже мои знания начинают иссякать. Не так уж много сведений осталось, чтобы сообщить их Норту и Грифону. Все важное я уже выложил. Она хмурится и толкает меня в плечо. — Здесь есть миллион вещей, которые ты можешь делать. Лучшее, чем я могу заниматься, это мыть посуду в пищеблоке, и это прекрасно! Это работа, которую нужно выполнять, но это также заставляет меня чувствовать, что я всех подвожу. Гейб буквально строит дома. Пока нас не было, он укладывал плитку в ванной. Скоро у нас будет больше места для людей. Я киваю. Я тоже был впечатлен тем, что он делает. Я, наверное, тоже пойду туда помогать в ближайшие дни, но мои знания в строительстве на нуле. Я не умею принимать инструкции от угрюмых, придурковатых мужчин, которые считают меня идиотом, так что не жду ничего хорошего. Когда я говорю это, Оли хихикает и передает мне последний сэндвич. — Эллиот просто замечательный. Он разрешил мне пользоваться гвоздодером, и это определенно самое яркое событие в моей строительной карьере на данный момент. Есть ли такая работа, где я только этим и занимаюсь? Просто забивать гвозди? Это так пошловато, но я не могу удержаться. — Да, забивать гвозди. Это буквально единственная работа, которую тебе действительно нужно делать здесь, сладкая. Она фыркает и закатывает глаза, крошечные ямочки на ее щеках красиво углубляются, и я чувствую, что гребаный герой за то, что вытащил их из нее таким образом. — Ты правильно разыгрываешь свои карты. Если в твоей сумке найдется удобная кровать, я даже могу соблазниться на вторую базу. Блядь, вторая, я получу ее голой и умоляющей подо мной. Блядь, потом я хочу, чтобы она была голой и умоляла меня сверху. Я хочу, чтобы моя Связная трахала меня во всех вариациях, которые я могу получить прямо сейчас. Ее глаза вспыхивают, и я понимаю, что делаю дерьмовую работу, стараясь не показывать своих мыслей на лице, но она моя, и не хотеть ее невозможно. Каждая ее частичка была создана для меня так, как я никогда раньше по-настоящему не испытывал. Никто из моей семьи так себя не ведет. Мой отец едва терпит присутствие моей мамы. Томас такой же. Трое из четырех Привязанных Аурелии относятся к ней как к источнику силы и паре сисек. Вот почему я так ненавидел их всех, даже до того, как разобрался в Сопротивлении и понял, что моя семья — плохие парни в каждом фильме о супергероях. Никто из них не ведет себя с тем поклонением, которое я испытываю, глядя на свою Связную. Я беру ее за руку и помогаю ей слезть с карниза и вернуться в пещеру. Затем усаживаю ее на один из небольших валунов с бутылкой воды и принимаюсь за работу, распаковывая принесенные мной постельные принадлежности и подушки. Там также есть солнечные лампы, и я устанавливаю пару из них, чтобы осветить пространство для нас. Я быстро осматриваю место, чтобы убедиться, что никакие животные или ползучие гады не разбили лагерь с тех пор, как я был здесь в последний раз, потому что не уверен, как Оли отреагирует на мохнатого друга, подкрадывающегося к нам. Она наблюдает за мной с небольшой улыбкой, время от времени поглядывая через плечо на вид и камеры. — Ты уверен, что мы не собираемся устроить Сойеру бесплатное шоу? Он, на мой вкус, слишком интересуется всеми членами моих Связных, и я не хочу, чтобы он смотрел. Я ухмыляюсь ей через плечо и киваю. — Я уверен. Я заставил его просмотреть все камеры, чтобы составить карту этого места. Он все еще так говорит о нас? Я убью его для тебя. Она насмехается и сползает с камня. — Нет. Он не делал этого уже несколько месяцев, но на самом деле такие вещи никогда не забываются. Мы также не можем убить одного из наших самых надежных друзей из-за небольшой доли вуайеризма. Я мог бы. Я бы так и сделал, но оставил это. — Откуда ты так много знаешь о походах? Я думала, что Бэссинджеры — это тот тип неприлично богатых, которые живут на горнолыжных курортах и в отелях на воде на Багамах. — Так и есть, но Джерико, единственный приличный Связной Аурелии, вырос на ферме. Он часто брал меня в походы после того, как они стали Привязанными, в основном для того, чтобы уехать от моей семьи. Он, наверное, единственный из них, кто действительно скучает по ней. Мне не совсем жаль ее. Она была в лагерях, и есть всего несколько вещей, которые она могла бы там делать, но она следовала всему, что говорили ей наши родители. Потом она выполняла все, что говорили ей ее Связные. Думаю… встретив тебя, зная все, что ты сделала, я стал судить ее гораздо строже. Ты бы никогда не позволила никому из нас уговорить тебя присоединиться к Сопротивлению. Ты бы… разбила свое собственное сердце, чтобы поступить правильно. Я знаю это. Мы все знаем. Оли опускает голову, как будто пытается не заплакать, и я двигаюсь, чтобы пригнуться и повозиться с подушками, чтобы дать ей минуту. Обычно я был бы в ее пространстве, притягивая ее к своей груди и пытаясь исправить все за нее, но мы здесь, потому что она чувствует себя как под гребаным микроскопом, так что я остыну на день. Я могу выдержать день. — Это ужасно много подушек, — говорит она, соскальзывая с валуна, чтобы подойти. Я киваю. — Мой матрас не поместился бы на квадроцикле, я уже измерил его. Она насмехается, когда подходит ко мне, проверяя наличие камеры, поэтому я подтаскиваю ее еще на шаг ближе, чтобы убедиться, что она ее не видит. Я пытаюсь сдержать свои ожидания, но она прикусывает нижнюю губу, и я почти поднимаю ее на руки, чтобы найти хорошую стену пещеры и трахнуть ее. Успокойся, Бэссинджер. Не порти все сейчас. Вот только мне не нужно продолжать эту ободряющую речь, потому что она тянет меня за руку, пока я не наклоняюсь, чтобы встретиться с ее губами, мои руки перемещаются к ее заднице, чтобы притянуть ее обратно к моей груди. Она кажется такой крошечной на фоне меня, такой чертовски хрупкой, и я уже много лет не беспокоился о том, что могу потерять контроль над своим даром и раздавить кого-нибудь, но когда я чувствую, как ее узы вырываются и прижимаются ко мне, взывая к моим, я почти срываюсь и теряю над контроль с ней. Она ощущается слишком чертовски совершенно. Я едва отрываюсь от нее, чтобы заговорить, и хныканье, которое она издает, — это моя новая зависимость. — Скажи мне, что я могу раздеть тебя сейчас, сладкая. Скажи мне, что хочешь этого так же сильно, как и я, потому что иначе мне придется прогуляться. Оли хихикает против моих губ и кивает. — Я хочу тебя. Я хочу этого. Я хочу связаться с тобой и оставить тебя навсегда. Даже если это эгоистично… Я прерываю ее еще одним поцелуем, больше никакого дерьма, и мои руки двигаются, чтобы стянуть ее кофту через голову. Ее руки бьются о мою одежду, и мы отчаянно хватаемся друг за друга. В нас нет ничего практичного или обходительного, просто два идиота, которые нуждаются друг в друге больше, чем в воздухе.