Полицейским известна статистика преступлений. Удивить полицейского сложно. Потрясти, шокировать – да, но не удивить. Полицейские даже с большим опытом могут испытать состояние шока. А вот удивляются они редко – если, конечно, речь идет о преступлениях. Карелла был потрясен, увидев изломанное, обезображенное тело Мюриэль Старк, лежавшее в подъезде заброшенного дома на углу Хардинг-авеню и Четырнадцатой улицы, но его нисколько не удивило, что преступник использовал в качестве орудия убийства именно нож. А не удивило это его потому, что Стивен знал – сорок процентов убийств, ежегодно происходивших в городе, совершалось именно с помощью ножей или иных колюще-режущих предметов. Лишь двадцать семь процентов убийств совершалось с использованием огнестрельного оружия. Карелла подозревал, что причина тому – достаточно жесткое городское законодательство о хранении, ношении и применении огнестрельного оружия. Город заметно выделялся на фоне всей страны – по статистике, в США пятьдесят четыре процента всех убийств совершалось именно с помощью огнестрельного оружия – самого грозного и опасного. Его использование по сравнению с другими видами вооружений в семь раз чаще приводило к смертельному исходу. Что бы там ни говорила Национальная стрелковая ассоциация США о неотъемлемом праве каждого человека на ствол, чтобы всласть повеселиться с ним в лесу, Карелла, как и всякий другой полицейский, обеими руками проголосовал бы за закон, запрещающий частным лицам носить и хранить оружие. Увы, полицейские не располагали влиятельным лобби в Вашингтоне. Они лишь ежедневно пожинали бурю, порожденную ветром, что сеяли производители оружия, тогда как сами изготовители плюющейся огнем смерти набивали барышами карманы. Статистика. Кареллу потрясло и то, что Мюриэль, скорее всего, приняла смерть от руки своего двоюродного брата. Потрясло, но не удивило, поскольку он знал, что причиной двадцати процентов всех убийств являются конфликты на почве романтических отношений, а тридцати процентов – семейные неурядицы самого разного характера. В романах преступник месяцами планирует убийство, а потом вплоть до мельчайших деталей воплощает свой план в жизнь. На самом деле такое происходит крайне редко. В реальной жизни шурин проламывает вам голову пивной бутылкой за то, что вы обыграли его в покер. Блестящие продуманные убийства – это из мира детективных сериалов, в которых умный полицейский всегда выводит на чистую воду тупого преступника, решившего, что полицейский тупой, но при этом оказавшийся сам тупым. Бред собачий. Как только начинали показывать детектив, Карелла тут же выключал телевизор. Иногда он задавался вопросом: поступают ли аналогичным образом доктора, когда начинают показывать сериалы про врачей? А адвокаты? А лесники? Карелла терялся в догадках. Он был знаком с многими полицейскими, и ни один из них не вел себя так, как стражи закона в сериалах. Но при этом многие его коллеги с удовольствием смотрели подобные сериалы. Наверное, в них они находили подсказки, ответы на вопрос, как себя вести в той или иной ситуации. Полицейский в телевизоре наставляет пистолет на вора и говорит: «Ну, все, сынок, читай отходную, твоя песенка спета». В реальной жизни полицейский в ходе ареста вспоминает слова детектива из сериала, наставляет ствол на преступника и говорит: «Ну, все, сынок, читай отходную, твоя песенка спета», сразу же огребает по голове обрезком свинцовой трубы, после чего преступник отбирает у полицейского ствол и вбивает его легавому прямо в глотку. Да, тут уже самому стражу закона становится не до песен. Полицейские в телевизоре казались опасными. Благодаря им настоящие полицейские чувствовали себя героями, а не рабочими лошадками. Однако, вернувшись из уголовного суда, Карелла не ощущал себя героем. Он выехал из центра города без пятнадцати двенадцать. Сейчас часы показывали половину первого, при том что Стив еще не успел пообедать. Когда Карелла вошел в инструктажную, то первым делом увидел у себя на столе уведомление за подписью начальника полицейского управления. В обычной ситуации Стив отреагировал бы на него достаточно спокойно, однако он всю дорогу из суда думал о жизни, подражающей искусству, которое в свою очередь подражает жизни. Именно поэтому уведомление его взбесило, причем сильно. Гласило оно следующее: ПРИКАЗ НАЧАЛЬНИКА ПОЛИЦЕЙСКОГО УПРАВЛЕНИЯ ПО ВСЕМ ПОДРАЗДЕЛЕНИЯМ 1) Настоящим числом использование факсимильных подписей на официальных документах запрещается. 2) Настоящим числом приказы и распоряжения, заверенные факсимильными подписями, считать недействительными и в обязательном порядке игнорировать. Под приказом красовалась подпись начальника полицейского управления Альфреда Джеймса Догерти. С приказом была лишь одна незадача. То ли сам Догерти, то ли его заместитель, то ли его секретарша поставили под ним факсимильную подпись. Карелла посмотрел на приказ и факсимильную подпись. Начальник полицейского управления «настоящим числом» недвусмысленно запретил использование факсимильных подписей на всех официальных документах. Кроме того, в уведомлении говорилось, что все приказы и распоряжения с факсимильными подписями не имеют законной силы и потому их следует игнорировать. Стивен оказался перед неразрешимой дилеммой. Присев за стол, он прочитал уведомление во второй раз, а затем и в третий, после чего крепко задумался над тем, что ему теперь делать. Стивен рассуждал следующим образом: 1) Приказ начальника полицейского управления заверен факсимильной подписью. 2) Следовательно, приказ недействителен и его надо игнорировать. 3) Если приказ не имеет законной силы, значит, официальные документы по-прежнему можно заверять факсимильными подписями. 4) Таким образом, приказы и распоряжения, заверенные факсимильной подписью, игнорировать нельзя. 5) Следовательно, приказ начальника полицейского управления имеет законную силу. 6) С другой стороны, приказ запрещает использование факсимильных подписей, а раз он заверен именно такой подписью, значит, он, со всей очевидностью, недействителен. 7) Таким образом, приказ начальника полицейского управления, с одной стороны, имел законную силу, а с другой стороны, его следовало игнорировать. Карелла, заморгав, посмотрел на часы. Он просидел над приказом начальника полицейского управления всего две минуты, а уже чувствовал изжогу. Вздохнув, Стив решил пойти пообедать. Вплоть до того момента, как Патриция Лоури обвинила в убийстве родного брата, детективы, по сути дела, искали иголку в стоге сена. Теперь ситуация изменилась, и они рука об руку работали с окружной прокуратурой. Следствию требовались дополнительные улики, чтобы неопровержимо доказать вину Эндрю Лоури. В принципе, никто не сомневался, что большое жюри удовлетворится свидетельскими показаниями Патриции и вынесет по делу Эндрю Лоури однозначное решение. Согласно действующим в городе законам, большое жюри состояло из двадцати трех человек. Перед ними стояло несколько задач: рассмотреть доказательную базу, установить, имел ли место сам факт совершения преступления, принять решение о том, достаточно ли имеется оснований для того, чтобы предположить, что данное преступление совершил подзащитный, и если да, определить степень его вины и тяжести содеянного. Все это требовалось для составления вердикта о привлечении к уголовной ответственности и передаче дела в суд. Если большое жюри выносило такой вердикт, Бюро обвинительных актов составляло список обвинений, после чего через два дня проводилось досудебное слушание, в ходе которого подзащитный был обязан сделать заявление о предъявленных ему обвинениях. Это было пустой формальностью, поскольку автоматически считалось, что подзащитный всегда настаивает на своей непричастности к преступлению. Кроме того, на досудебном слушании назначалась дата суда, а представители окружной прокуратуры принимали решение, кому конкретно из судей поручить ведение процесса. В случае с Эндрю Лоури стороне обвинения беспокоиться было не о чем, исход дела представлялся предрешенным и без дополнительных улик: свидетельские показания сестры против родного брата – штука серьезная, от такого не отмахнешься. И все же, несмотря на это, окружная прокуратура все равно была бы рада, если бы полиция смогла до начала судебных слушаний выявить любые другие дополнительные доказательства вины подзащитного. Именно поэтому, когда Карелла отправился утром в уголовный суд, он попытался заодно добыть там ордер на обыск. Ордер на обыск – это письменное распоряжение от имени народа, заверенное судьей и адресованное стражу закона. В нем полицейскому приказывается провести осмотр частной собственности и доложить судье о результатах. В ордере, как правило, указывается масса конкретики. Страж порядка, запрашивающий ордер на обыск, должен под присягой объяснить цель обыска и рассказать о том, кого или что конкретно будет осматривать. Возьмем, к примеру, детектива, которому нужно осмотреть хлебницу в доме преступника, поскольку, предположительно, именно там задержанный спрятал револьвер. Для этого после принесения присяги детектив должен составить пояснительную записку, в которой ему следует указать, на каком основании он будет проводить обыск, а также изложить имеющиеся результаты расследования. Карелла и помощник окружного прокурора Локи считали, что у них нет ни малейшего шанса получить ордер на обыск комнаты Эндрю Лоури, располагавшейся в доме на углу Сейнт-Джонс-роуд и Четырнадцатой улицы. Впрочем, надежда умирает последней, а раз судьба привела Кареллу в уголовный суд, то почему бы и не рискнуть. Чем черт не шутит? После принесения присяги Карелла указал в пояснительной записке, что в комнате Эндрю Лоури, возможно, удастся найти одежду со следами крови первой или второй группы – серьезную улику, доказывающую вину подзащитного. Ознакомившись с запиской, судья смерил Кареллу мрачным взглядом и спросил напрямик: – Что вы имеете в виду под словом «возможно»? Вы располагаете сведениями, что такая одежда там действительно есть? – Нет, ваша честь, – пришлось ответить Карелле, – следствие не располагает подобными сведениями, однако было бы логично предположить, что Эндрю Лоури… Судья не стал дальше слушать. Перебив Стивена, он заявил, что детектив необъективен и потому ордера не получит, – надежда отыскать компрометирующие подзащитного материалы пока не является достаточным основанием для обыска. Решение судьи Кареллу разочаровало, но не удивило. Вернувшись в участок не в самом лучшем расположении духа, он обнаружил на столе идиотское распоряжение начальника полицейского управления. Пообедав, Стив отправился к Лоури без ордера на обыск. Ситуация в своем роде складывалась уникальная. И жертва преступления, и обвиняемый проживали в одной и той же квартире. Да, для обыска комнаты Энди Карелле требовался ордер, но он в нем не нуждался, если ему было необходимо обследовать комнату Мюриэль Старк. В точности так же ему не нужен был ордер для осмотра места преступления, возникни у него вдруг желание поискать там следы крови или орудие убийства. Стивену открыла Лилиан Лоури. Когда он объяснил цель своего визита, женщина пустила его внутрь. Ему уже доводилось бывать здесь в день похорон, но тогда его волновало лишь одно – узнает ли Патриция нож. Ни о чем другом в тот раз он не думал. Сейчас Стив вел себя иначе. Он тщательно осматривался, шаря вокруг себя взглядом, прикидывая и запоминая. Квартира располагалась в достаточно приличном районе. Сильвермайновал был, конечно, получше, а по сравнению с элегантным Смоук-Райзом он и рядом не стоял, но в целом, по меркам восемьдесят седьмого участка, местечко считалось неплохим. Улица Сейнт-Джонс-роуд не могла похвастаться многоквартирными домами с консьержами и швейцарами, но воняющих мочой подъездов с разломанными почтовыми ящиками тут тоже не водилось. В гетто, также входивших в зону ответственности восемьдесят седьмого участка, комнаты квартир располагались анфиладой, одна за другой, словно вагоны за паровозом. Коридор в подобных квартирах отсутствовал как класс. Квартира Лоури была совсем другой. Прихожая играла роль маленького аванзала. Справа от нее находилась кухня, а слева – гостиная. Свернув на кухню, человек оказывался в тупике, дальше из нее идти было некуда. Там имелось два окна, выходивших на кирпичную стену противоположного здания. Окна прикрывали белые нейлоновые занавески – с одной стороны, это вам не ирландские кружева, а с другой стороны, лачуги в трущобах и такими занавесками похвастаться не могли. Дверь, располагавшаяся напротив входной, скорее всего, вела в ванную комнату, о которой накануне вечером упоминал Энди. В гостиной слева от прихожей стоял гарнитур из трех предметов: диван и два больших кресла, обивка которых была украшена цветочным узором. У дальней стены находился телевизор, а над ним – картина в рамке с изображением Христа. Картина оказалась непростая – она была из тех, где глаза изображенного на ней неизменно смотрели на человека, в каком бы месте он ни встал. От внимания Кареллы не ускользнуло, что телевизор был не черно-белым, а цветным. На противоположной стене висела еще одна картина, на которой был нарисован крестьянин, поднявший лицо к небу, видимо, прикидывая, не пойдет ли дождь. Миссис Лоури присела на диван под картиной и спросила Кареллу, не желает ли он чего-нибудь выпить. «Интересно, а она пила перед тем, как я пришел?» – подумал детектив. От женщины алкоголем не пахло, но Стив помнил, как на поминках миссис Лоури выпила подряд три стопки виски, и понимал, что ее не нужно долго уговаривать заложить за воротник. Он уже успел обратить внимание на то, что миссис Лоури вполне можно было назвать привлекательной – чувственный рот, крутые бедра, полная грудь… А еще карие глаза и темные волосы – совсем как у дочки. Глаза у женщины покраснели, из чего Карелла заключил, что она плакала. Детективу не хотелось попусту терять время на болтовню с ней, но миссис Лоури уже налила себе до краев стопку виски, поставила бутылку на низкий столик перед диваном, после чего снова предложила Карелле выпить. Когда он отказался, женщина залпом опорожнила рюмку и тут же налила себе вторую порцию. – Никак не могу поверить в происходящее, – посетовала она. Вдруг до Стивена дошло, в чем причина ее хрипотцы. Миссис Лоури говорила испитым голосом. Похоже, у женщины были явные проблемы с алкоголем, и похороны тут ни при чем. Карелла кинул быстрый взгляд на ее ноги и увидел темнеющие на голенях синяки. Это был один из признаков, по которым можно выявить алкоголика, вечно натыкающегося на мебель. – Не верю, и все тут, – сокрушенно продолжила миссис Лоури, – не верю в то, что Энди мог сотворить такое, не верю, что родная сестра могла донести на него в полицию. Я просто… Это какой-то кошмар. Я сегодня ночью проснулась и решила, что мне привиделся дурной сон. Села в кровати и подумала: слава тебе, Господи, приснится же такое… Сон и ночь, уходи прочь… А потом я вспомнила, что это никакой не сон. Не сон! Мой сын убил свою кузину, и это видела моя родная дочь! Она видела это! Господи, как мне теперь с этим жить! – Миссис Лоури поднесла рюмку к губам и залпом выпила. – Вы вообще представляете себе, что я чувствую? – Она плеснула себе еще виски. – Я любила Мюриэль как родную. Как я могу поверить, что Энди сотворил с ней такое? При этом я знаю, что Патриция не лжет, она у меня не врунья, я понимаю, чего ей стоило пойти в полицию и все рассказать. Я же их всех люблю, понимаете? Это какой-то ад. Я же их всех люблю! Всех троих! Теперь одна – мертва, второй ее убил, а третья видела, как он это сделал. – Она взяла со столика стопку, отпила половину и поставила ее обратно. – Можно с вами поговорить начистоту? – спросила женщина. – Да, конечно, – отозвался Карелла. – Я знаю, зачем вы сюда пришли. Искать улики против Энди. Да, я все прекрасно понимаю. Я также в курсе, что сейчас ваш главный козырь – показания Патриции. Я это знаю. Но можете ли вы понять, как тяжело смириться… с этим… С тем, что он заставил Мюриэль, перед тем как убить ее… – Миссис Лоури покачала головой. – А еще он хотел, чтобы его родная сестра тоже ему сделала… – Она снова замотала головой, на этот раз отчаяннее, словно это могло помочь ей избавиться от жутких картин, представавших перед ее мысленным взором. – Это же мой сын… Я еще толком не видела в нем мужчину, для меня он был мальчиком. А теперь что мне о нем думать? Что он не просто мужчина, но еще и… выродок… извращенец… из… из… Она закрыла лицо руками и разрыдалась. Карелла сидел и смотрел на ее. Он не знал, что говорить в такой ситуации. История стара как мир, она повторяется снова и снова. Тихий юноша сжигает заживо бабушку и отрубает голову сестренке мясницким тесаком. «Кто бы мог подумать, такой милый мальчик, всегда здоровался», – качает головой сосед. «Трудолюбивый парнишка, вкалывал не покладая рук», – говорит хозяин продуктового магазина, в котором подрабатывал молодой человек. «Умный, толковый, дисциплинированный. Никогда никому не доставлял хлопот», – разводит руками учитель. «Ангельский голос. Как он пел в хоре!» – вздыхает пастор. И теперь возьмем Энди. Сперва изнасиловал в извращенной форме кузину, потом без всякой жалости зарезал ее, после чего попытался все то же самое проделать с родной сестрой. И что прикажете говорить женщине, неожиданно обнаружившей, что ее сын – чудовище? Карелла терпеливо ждал. – Наверное, вам такое приходится постоянно выслушивать, – всхлипнула миссис Лоури, будто прочитав мысли детектива. – Знаете, я все копаюсь у себя в голове, пытаюсь вспомнить хоть что-нибудь… Любой намек, указывающий на то, что он был способен такое сотворить… Понимаете, что́ я имею в виду? Видите ли, я никогда и не подозревала, что он собирается… вынашивает планы… С вами можно говорить откровенно? – Да, конечно. – Да я бы слова не сказала, – неожиданно произнесла женщина и допила виски. – Я, собственно, о чем? Какая, к черту, разница? Ну да, они двоюродные брат и сестра, и что с того? Что, раньше кузены и кузины не влюблялись друг в друга? Еще как влюблялись, даже женились! Поймите меня правильно, не было ни малейшего намека, что между ними… Да если и был бы… Всяко лучше, чем то, что он сделал… Неужели он так страстно ее желал, что заставил ее… взял ее силой… А потом убил! Мистер Карелла, что случилось с этим миром? Знаете, что я вам скажу? Богом клянусь, если бы я узнала, что между ними что-то есть… Да я бы наплевала на это сто раз! Я бы смирилась со всем, лишь бы предотвратить то, что произошло… Все что угодно, лишь бы не убийство… Карелла молчал. – Задумались? – вздохнула миссис Лоури. – Я знаю, о чем вы размышляете. Думаете о Патриции. Он ведь тоже… имел на нее виды. Господи, я даже не знаю, что теперь думать. Хочется умереть. Уснуть и не проснуться. Хочу, чтобы на меня рухнул потолок. Хочу умереть, Господи, лиши меня, наконец, жизни… Боже правый, дай мне умереть… Как мне с этим жить дальше?! Она снова заплакала, а Карелла все так же молча смотрел на нее. Наконец слезы иссякли. Женщина встала, отерла глаза и промолвила: – Вы хотели осмотреть комнату Мюриэль. – Да, если это возможно, – кивнул Стив. Взяв бутылку, миссис Лоури поставила ее на полку в шкаф – туда, откуда взяла ее ранее. – Комната Энди в коридоре напротив, – произнесла несчастная. – Ее тоже будете осматривать? – Мне нельзя, – ответил Карелла. – И что же вас останавливает? – устало спросила миссис Лоури. – Закон. Повернувшись, она взглянула на него. Брови женщины чуть двинулись вверх. Казалось, теперь она смотрела на него по-новому. Затем она отвернулась и вышла в коридор, миновав приоткрытую дверь, что вела в комнату сына. Когда Карелла проследовал за миссис Лоури, то сквозь щель ему удалось разглядеть край кровати с синим покрывалом, кресло, зеркало с кленовым шкафчиком под ним и бордовое знамя на стене, украшенное отливавшей золотом надписью «Школа Хадли». – Моя спальня напротив комнаты Энди, – пояснила миссис Лоури, – а девочки жили в самом конце коридора. – Она открыла дверь их комнаты и отошла в сторону, чтобы пропустить Кареллу. На улице стояла осень, но в комнате ощущалась весна. Зеленые коврики и белые лакированные шкафчики. Смятые желто-зеленые покрывала на кроватях и занавески в маргаритках. Зеркало в полный рост, убранное в белую лакированную раму. Письменный стол под окнами – белая пластиковая столешница, белые ножки, три ящика. На столе – желтый лакированный лоток для бумаг и лампа с белым матовым абажуром. Комната была выдержана в разных оттенках зеленого и желтого, тогда как белый цвет играл роль связующего звена. В результате комната словно бы дышала весной и юностью. – В этой части комнаты, тут, возле окон, жила Патриция, – пояснила миссис Лоури, – вещи на этой стороне, соответственно, принадлежат ей. А другая сторона – Мюриэль. У девочек был общий стенной шкаф. Он встроенный – вот у двери. Слева – вещи Мюриэль, справа – Патриции. – Поколебавшись, женщина спросила: – Вам нужна моя помощь? У меня вдруг что-то силы кончились. – Я быстро, – коротко ответил Стив. – Мистер Карелла? – Да? – Он не мог это сделать. – Миссис Лоури… – начал детектив. – Я знаю… На него указала родная сестра. – Да. – И все же… – промолвила она и замолчала, закончив остаток фразы про себя. Несколько мгновений она чуть заметно покачивала головой и пожимала плечами. Наконец, сокрушенно вздохнув, она развернулась и вышла. Карелла услышал в коридоре удаляющиеся звуки шаркающих шагов. Наконец хлопнула дверь спальни в конце коридора, щелкнул замок, и наступила тишина. Не вызывало никаких сомнений, что в комнате проживали два совершенно разных человека. Карелле не довелось свести знакомство с Мюриэль Старк, он видел лишь ее израненное тело в подъезде заброшенного дома, потолок которого бугрился пузырями вздувшейся штукатурки. Однако со всей очевидностью ее присутствие по-прежнему ощущалось в этой комнате, как, собственно, и присутствие Патриции Лоури. Контраст между двумя девушками представлялся разительным. Об этом свидетельствовали принадлежавшие им вещи.