Судя по той части комнаты, что принадлежала Патриции, в девушке оставалось еще много ребяческого. Несмотря на то что над ее кроватью висели плакаты с цветными фотографиями Роберта Редфорда и Пола Ньюмана, в то же время на полках слева и справа от шкафчика восседало разношерстное семейство кукол, в которые Патриция явно давно уже не играла. Поверхность шкафчика представляла собой настоящую сокровищницу – там лежали сложенные аккуратной горкой ракушки и клочки разноцветной ткани, стояли в ряд бутылочки и стеклянные фигурки зверей, темнели причудливых форм деревяшки. Патриция нанизала на розовую ленту рождественские открытки и повесила их под потолок. Теперь импровизированная гирлянда едва заметно покачивалась на легком ветерке, проникавшем в комнату через приоткрытое окно. Еще одна гирлянда из открыток с изображениями различных мест висела над окном. Под белой лакированной рамой, обрамлявшей зеркало, Патриция насовала фотографии – в основном девочек, скорее всего одноклассниц. На одной из карточек корчила рожицы Мюриэль, на другой был запечатлен улыбающийся Эндрю, стоящий на голове. В ящиках шкафчика Карелла обнаружил письменные принадлежности, тетрадки, в левом углу которых красовались маленькие розовые буковки «П. Л.», записную книжку и письма, часть из них Патриция хранила годами. Некоторые из них она получила, когда отдыхала в детском лагере под названием «Билвик», располагавшемся в Арлингтоне, штат Вермонт. Судя по штампам на конвертах, это было пять лет назад, когда Патриции шел одиннадцатый год. Все письма были либо от родителей, либо от ее брата Эндрю. Там же в ящиках лежали сочинения, которые Патриция писала в шестом классе. Карелле врезалось в память заглавие одного из них: «Как дрессировать черепаху». Еще Стив нашел старые контрольные по математике, которым было бог знает сколько лет. В математике Патриция делала успехи – за контрольные стояли сплошь пятерки. Там же отыскалась тетрадка со стихами – судя по сформировавшемуся почерку, девушка сочинила их совсем недавно. По книжкам в мягких обложках, стоявшим на полках, можно было догадаться, что Патриция предпочитала готическую литературу и романы о медсестрах. Из общего ряда выбивалась повесть о маленькой девочке и ее лошадке. Из журналов девушка читала молодежный «Мне семнадцать» и сатирический «Безуминка». С календаря на стене той части комнаты, что принадлежала Патриции, смотрел Чарли Браун[10], а копилка девушки была выполнена в виде собачки Снупи. Слушала Патриция исключительно рок, правда, самый разный: и хард-рок, и эйсид-рок, шок-рок. За пределы рока ее музыкальные пристрастия не выходили. Одежда в шкафу являлась ярким отражением ее вкусов. В стилистике ее одежды было понемногу от всего – и ребяческого, и вызывающе сексуального, и экспериментального. Одним словом, это был типичный гардероб девочки-подростка, переживающей непростой этап взросления. Складывалось впечатление, что Мюриэль Старк, которой было семнадцать лет, этот этап уже прошла. Тогда как Патриция все еще цеплялась за уходящее детство – куклы, коллекции фигурок, ракушек и бутылочек, письма, школьные сочинения и контрольные работы, рождественские открытки прошлых лет, Мюриэль, по всей видимости, уже считала себя взрослой. Отсутствие всяких бесполезных мелочей в ее вещах можно было легко объяснить. Когда в автокатастрофе гибнут родители и тебя соглашаются приютить родственники, ты вряд ли станешь испытывать их гостеприимство и брать с собой всякую дребедень вроде коллекции ракушек. Вещи, стоявшие на шкафчике Мюриэль, были строго утилитарны, являя собой резкий контраст со скарбом Патриции. На шкафчик Мюриэль складывала украшения, ставила туда косметику, духи и лаки для ногтей. Там же стояла яркая лампа, а над шкафчиком висело зеркало, из чего Карелла предположил, что именно здесь Мюриэль красилась, после того как умывалась в ванной комнате, расположенной в коридоре. В дальнем углу стояло пресс-папье, украшенное изображениями цветов. Под ним девушка хранила вырезки из женских журналов, в которых рассказывалось о различных способах сделать карьеру. По всей видимости, больше всего Мюриэль привлекала работа стюардессы. Помимо двух статей об авиаперелетах, Карелла обнаружил под пресс-папье две брошюры двух разных авиакомпаний, в которых излагались требования к соискателям на работу, рассказывалось о процессе обучения, зарплатах и перспективах карьерного роста. Художественную литературу Мюриэль читала мало, но книг на ее полке было достаточно, причем по самым разным тематикам. Из журналов она читала «Базар» и «Космополитен», а на самой верхней полке ее части платяного шкафа, под ворохом одежды, Карелла обнаружил экземпляр «Пентхауса». По всей видимости, Мюриэль обычно такого рода издания не читала, но один раз все же решила совершить экскурс в запретное. Стиль одежды свидетельствовал о наличии развитого и при этом достаточно тонкого вкуса. В коллекции Мюриэль имелись только долгоиграющие пластинки (по всей вероятности, проигрыватель она делила с Патрицией). Несмотря на то что девушка слушала и рок, по всей вероятности, она из него уже начала вырастать – большинство пластинок представляли собой записи выступлений бродвейских исполнителей и женщин-вокалисток. Одну из пластинок Мюриэль заслушала буквально до дыр – картонная обложка-конверт была вся затерта, а виниловый диск покрывала сетка царапин. Это был альбом поп-дивы Карли Саймон «No Secrets». В верхнем ящике шкафчика, под грудой нейлоновых трусиков-бикини, Карелла отыскал коробочку-таблетницу с противозачаточными средствами. В коробочке имелось двадцать восемь ячеек, промаркированных названиями дней недели. На последней пустой ячейке стояла отметка «суб.». Мюриэль убили шестого сентября – это была суббота. В таблетнице оставалась всего одна пилюля. Из коридора до Кареллы донеслись звуки шагов. Стив услышал, как закрылась соседняя дверь, что вела в комнату Эндрю. Детектив навострил уши. За тонкой стенкой скрипнули пружины, словно кто-то всем весом опустился на кровать. Через несколько мгновений он явственно различил приглушенные звуки рыданий. Детектив вышел в коридор и постучал в дверь комнаты Энди. – Миссис Лоури? – позвал он. – Да? – Я пойду. – Хорошо-хорошо, – всхлипнула женщина. – Миссис Лоури? – Да? – Миссис Лоури, на вашем месте я бы сегодня больше не пил. Поверьте, это не поможет. – Стивен прислушался. – Миссис Лоури? – Да? – Вы слышали, что я сказал? – Да, – глухо ответила она. – Слышала. В фойе здания Карелла остановился и, достав блокнот, принялся изучать свои записи. На улице ругались. Полицейский в форме орал на управдома из-за того, что он слишком рано выволок на тротуар мусорные баки. Управдом утверждал, что мусоровоз приезжает в половине седьмого утра, а он в такую рань вставать не собирается, и потому выставляет баки накануне вечером. «Да, если б ты их приволок сюда вечером, я бы тебе слова не сказал, – возмущался полицейский. – Вот только сейчас не вечер, а день. Ты на часы посмотри – всего половина третьего! Расставил здесь свои баки, вонь на весь район такая, хоть святых выноси. Скажешь, это не нарушение правопорядка? Еще какое нарушение – это ясно как божий день!» Управдом на это заявил, что поступает так уже сто лет и регулярно выставляет баки на улицу в районе половины третьего – трех часов дня. Патрульный, что работал тут раньше, никогда против этого не возражал. Может, кто-то хочет, чтобы ему дали на лапу? Так вот, он не такой человек, чтобы приплачивать из своего кармана тому, кто и так сидит на зарплате и должен выполнять свои прямые обязанности. Полицейский взъярился и осведомился, не намекает ли управдом на то, что он, страж закона, берет взятки. На это управдом ответил, что ему известно лишь одно – он всегда выставлял мусорные баки в половине третьего – три, а теперь, оказывается, это грубое нарушение правопорядка. На это полицейский возразил, что нарушение это на самом деле мелкое, но все равно является нарушением, и потому управдому нужно поживее убрать баки обратно в подвал, пока из-за них не успел провонять весь район. Управдом в сердцах плюнул. Плевок приземлился на тротуар в шести сантиметрах от начищенных ботинок полицейского. Управдом плюнул еще раз, громко заявив, что его поступок, скорее всего, тоже является нарушением право-порядка. Всем своим видом выражая возмущение полицейским произволом, он все-таки взялся за первый бак и потащил его обратно в подвал. Утром работникам мусоровоза предстояло увидеть баки на прежнем месте, загрузить их содержимое в машину и отвезти на побережье в Риверхед, где неподалеку от моста Коз-Корнер находилась свалка. Главное, что вплоть до этого момента мусор не будет вонять на весь район. Из записей в блокноте Кареллы следовало, что Мюриэль Старк работала счетоводом в тресте «Меркантайл», располагавшемся на углу Нестор-авеню и Шестой улицы. Карелла кинул взгляд на часы. И впрямь – едва успело перевалить за половину третьего. Если он хочет успеть в банк до закрытия, ему нужно поторапливаться. VII Карелла не собирался усложнять себе жизнь. Патриция Лоури заявила, что убийца – ее собственный брат, большое жюри, несомненно, примет решение о передаче дела в суд, и у следствия имелись все шансы ожидать обвинительного приговора без всяких дополнительных доказательств. Таким образом, Карелла, отправившись в банк, не собирался искать там на свою голову лишних хлопот. Однако Стивена ожидал сюрприз. Начальник счетного отдела Джек Армстронг оказался голубоглазым обладателем темно-каштановой шевелюры. Карелла не мог забыть, что, согласно изначальным показаниям Патриции Лоури, когда девушка лгала, чтобы покрыть своего брата, напавший был ростом со Стивена, голубоглаз, а волосы его были «либо темно-каштановые, либо черные, но что очень темные – это точно». И вот теперь, когда Стивен стоял и пожимал Армстронгу руку, детектив не мог не обратить внимания на то, что мужчина идеально подходит под описание. Ростом Джек тоже был вровень с Кареллой. Стив прекрасно понимал, что в городе, вероятнее всего, живет больше двух миллионов темноволосых, голубоглазых мужчин (между прочим, на одного из них Патриция указала во время процедуры опознания), однако то, что начальник Мюриэль Старк тоже оказался голубоглаз и темноволос, представлялось полицейскому совершенно невероятным стечением обстоятельств. Карелле не хотелось усложнять себе жизнь, однако он невольно задумался. Вдруг Патриция была знакома с Джеком Армстронгом, и его образ спровоцировал некую подсознательную ассоциацию? Когда девушка врала про убийцу, она вполне могла сказать, что на них с кузиной напал зеленоглазый блондин, или кареглазый брюнет, или рыжий с голубыми глазами. Почему в ее вымышленном описании он был именно темноволос и голубоглаз, совсем как начальник Мюриэль Джек Армстронг? А его имя и фамилия! Начальник счетного отдела тут же посетовал Карелле, как он из-за них успел намучиться за всю свою жизнь. – Была такая передача по радио «Джек Армстронг – стопроцентный американский паренек». Ох и настрадался я из-за нее. Мы-то с вами слишком молодые, ее уже не застали, но всякий раз, когда я встречаюсь с человеком старше сорока, стоит мне представиться, как мне тут же начинают напевать мелодию из заставки. Ну, может, такое происходит и не всякий раз, но что-нибудь по поводу моей фамилии с именем непременно скажут. Мне тридцать четыре, я в основном в детстве смотрел телевизор. Однако стоит вам пообщаться с людьми постарше, и у вас сразу создается впечатление, что они знают все радиопередачи, которые когда-либо передавали в эфир. А «Джек Армстронг» пользовалась успехом – вы уж мне поверьте. Они сидели в кабинете Армстронга, расположенном в самом конце офиса. Рядом со столом Джека находилась прозрачная стеклянная панель в половину квадратного метра, позволявшая наблюдать за работающими девушками. Мужчина курил сигару, которую то и дело, порой без всякой надобности, стряхивал в пепельницу. – Я полагаю, вы пришли ко мне из-за этой девушки… Мюриэль Старк, – промолвил он. – Да. – Чудовищная трагедия… Просто чудовищная… – Вы с ней были хорошо знакомы? – спросил Карелла. – Боюсь вас огорчить, но я практически ее не знал, – развел руками Армстронг, – я раньше работал в другом отделе, в «Калмз-пойнт», а сюда меня перевели только в начале августа. Мы так толком и не успели познакомиться. Но она производила впечатление очень милой девушки. – Мистер Армстронг, возможно, вы знаете, что по обвинению в ее убийстве мы задержали одного молодого человека. Его зовут Эндрю Лоури. Он приходился ей двоюродным братом. Вполне допускаю, что вы читали об этом в газетах. – Да-да, – покачал головой Джек. – Кошмар. Настоящий кошмар. – Его сестру зовут Патриция Лоури, – продолжил Карелла. – Именно она указала на него. – Да. – Вы с ней знакомы? – С кем? – чуть сдвинул брови Армстронг. – С Патрицией Лоури. – Нет. Как я могу быть с ней знаком? – Ну… – протянул Карелла, – у вас работала Мюриэль… Я подумал, что ее двоюродная сестра могла как-то раз заглянуть к ней и… – Нет, я никогда ее не видел, – помотал головой Джек и стряхнул пепел. – Я и с Мюриэль едва был знаком, куда уж тут до ее кузины. Кстати сказать, я вас не понимаю. Вы сюда пришли только ради этого? Выяснить, был ли я знаком с… – Нет-нет, – ответил Карелла. – Честно говоря, мне бы хотелось поговорить с кем-нибудь из друзей Мюриэль… Ее коллег. Тех, кому она… – В таком случае вам имеет смысл побеседовать с Хейди, – решительно произнес Армстронг. – Она сидела рядом с Мюриэль – буквально за соседним столом. Нисколько не сомневаюсь, что они дружили. Ее фамилия Бэк. Хотите, я ее позову? – Будьте любезны. Армстронг нажал кнопку коммутатора и попросил секретаршу пригласить к нему в кабинет мисс Бэк. Минуты через три в дверь робко постучали. «Заходите», – бросил Джек. Хейди Бэк оказалась миловидной блондиночкой чуть за двадцать в облегающих брюках, туфлях на высокой платформе и свитере с коротким рукавом поверх блузки. Когда Армстронг представил ей Кареллу, девушка с облегчением вздохнула – по всей вероятности, она опасалась, что ее вызвали для выволочки. Джек встал из-за стола, сказал Карелле, чтобы тот никуда не торопился и чувствовал себя как дома, после чего вышел из кабинета. Кинув взгляд на стеклянную панель, Стив увидел, как Армстронг идет по счетному отделу, время от времени останавливаясь, чтобы перекинуться парой фраз с той или иной девушкой. – Мистер Армстронг сказал мне, что вы дружили с Мюриэль Старк, – начал Карелла. – Да, – ответила Хейди. – Ну, вроде того. Не скажу, что я была ей близкой подругой, но мы часто с ней вместе бегали обедать. Еще общались в течение дня. Наша дружба не выходила за рамки работы. Понимаете, что я имею в виду? Мы никогда не виделись с ней за пределами банка. Разве что иногда ходили вместе перекусить во время обеденного перерыва. Впрочем, я вам уже об этом сказала. – Скажите, а вы с Мюриэль говорили о личном? – Видите ли, у нас все-таки достаточно серьезная разница в возрасте, – промолвила Хейди. – А сколько вам лет, мисс Бэк? – поднял бровь Карелла. – Мне двадцать четыре. А Мюриэль было всего семнадцать. Так что мы о личных делах практически не упоминали. – Своих молодых людей когда-нибудь обсуждали? – Нет. – Хейди решительно покачала головой. – Иногда у нас в разговоре проскакивало, мол, тот парень из нашего треста вполне себе ничего, а этот – так себе, но мы никогда не говорили о своих молодых людях. – То есть Мюриэль находила кого-то из своих коллег привлекательным? – Естественно! – О ком конкретно шла речь? – навострил уши Карелла. – Да я уже и не вспомню. Но на парней она поглядывала, они ей нравились. По крайней мере, вначале. – Что вы имеете в виду? – не понял Стив. – Ну, когда она устроилась к нам на работу. – И когда это было? – Она попала к нам в феврале, – промолвила Хейди. – И в то время она… даже не знаю как сказать… Засматривалась на парней… А потом словно как отрезало. У нее просто пропал к ним интерес – и все. Думаю, у нее появился молодой человек. – Она когда-нибудь о нем упоминала? – Нет, никогда. – С чего в таком случае вы взяли, что он у нее вообще был? – Понимаете, раньше ребята время от времени останавливались у ее стола, чтобы переброситься с ней парой словечек, – сами понимаете, Мюриэль была очень привлекательной девушкой, темные волосы, обворожительные карие глаза, да и фигурка что надо… Вот ребята и болтали с ней… Ну, флиртовали, заигрывали. Сначала она это очень даже поощряла, а потом ее отношение к ним изменилось. Она больше не обращала на них особого внимания. – И когда это произошло? – подался вперед Карелла. – Когда у нее пропал интерес к молодым людям? – Даже не знаю. Вроде где-то в апреле. Да, точно, еще до Пасхи.