– Я намекаю? – Что вы знаете? – Что вас ограбили. – А еще? – И еще… – Это неправда! Не было ничего! – Так я и не утверждаю. – И не утверждайте… – тихо проговорила она. И вдруг перешла на истерический крик: – И не утверждайте! – Все, все! – Степан вскинул руки вверх, давая понять, что сдается. – Не надо мне ничего говорить! – взвизгнула она. – Я молчу. – Никому не говорите! От ее крика зазвенело в ушах. Как после выстрела в закрытом пространстве. – Никому не скажу. Степан поднялся со стула. Зря он сюда пришел. Не заявит Лена в милицию, не сдаст Ската. А без заявления и смысла к нему соваться нет. Не было смысла и в том, чтобы связываться со Скатом. Сказал же Кузовиков, что не надо лезть к нему, даже от дела отстранил. Не надо – значит, не надо… Но так думать Степан мог до недавнего времени. А сейчас вдруг ощутил потребность свести со Скатом личные счеты. Лена не была его девушкой, он не имел перед ней личных обязательств. Но личные счеты вдруг появились… Тем более что у него была сестра, над которой Скат так же мог надругаться. Ворваться в дом к родителям Степана, ограбить, изнасиловать. Нет, не зря он продолжал копать под Ската. Не зря пришел сюда. Но и рану теребить не стоит. Не хочет Лена заявлять, не надо. Рано или поздно Скат проявит себя в чем-то серьезном, тогда Степан его за жабры и возьмет. Все сделает, чтобы земля горела у него под ногами. – Я пойду, – сказал он. – Да, уходите! – И никому ничего… – Так ничего и не было, – жалко посмотрела на него Лена. – Не было. – Но ты все равно никому не говори. – Нет. Он вышел из кухни, направился к выходу. – Эй, а чай? – В другой раз! Лена догнала его в прихожей, улыбнулась и, взяв под локоть, вернула в кухню. Он сел, она поставила перед ним чашку чая, тарелку с печеньем. – Сама пекла. – Спасибо. Она села напротив него, сомкнула под подбородком ладони и какое-то время смотрела на Степана с застывшей полуулыбкой, а потом наконец спросила: – А зачем тебе все это знать? – Как зачем? Подонков нужно привлечь к ответу. – Кого именно? Кто они такие? – Ну, пока я располагаю только оперативной информацией. – Кто? – Наши, битовские бандиты. Их еще называют рэкетирами. – Да, я слышала. В Москве их много. Я в МГУ учусь, у меня подруга, у нее парень – бандит. И она этим гордится. – Этим можно гордиться? – Я ее презираю! – А бандитов боишься. – Очень… А ты? – Мне не положено их бояться. – У них оружие. У них пистолеты. – Ты видела? – Если бы только видела… Был там один, он мне пистолет к голове приставил… – Кто такой? – Я видела только глаза сквозь маску… Эти глаза смотрели на меня… – Лена страдальчески зажмурилась. – Я всегда буду помнить эти глаза… Хочу забыть, но буду помнить. – Надо бы забыть. – Я стараюсь… А ты пришел, напомнил… Знаешь, как только всех этих уродов пересажаешь, приходи еще! – вдруг истерично выкрикнула она. Степан кивнул и поднялся. Он не обижался на нее, потому что все понимал. Психологическая травма еще долго будет напоминать о себе. Долго, если не всю жизнь. И снова Лена догнала его в прихожей. Набросила на себя пальто, сунула изящные ножки в грубые валенки. А у калитки спросила, взяв за руку. – Ты их посадишь? – Обязательно. – Пожалуйста! Она вдруг приподнялась на цыпочки и поцеловала Степана в щеку. И тут же вытолкнула его за калитку, с грохотом закрыв ее. Степан усмехнулся про себя. Он обязательно закроет Ската. И конечно же скажет об этом Лене. Да, он бы хотел вернуться в этот дом. Затвор пистолета двигался туго, но легко. Возбуждающее ощущение. Загоняя патрон в патронник, Сафрон чувствовал себя богом. Он запросто мог забрать жизнь у любого, кто встанет у него на пути. И Борю мог убить, этого ничтожного червя, который осмелился ему перечить. – Я сказал, что половина зала моя, значит, моя! – Сафрон приставил ствол к его лбу. – Ты меня понял? – Понял, – жалко пробормотал усатый толстяк. – Завтра здесь должна стоять перегородка. Рюмочная у автовокзала имела форму пенала, которую нетрудно было перегородить по длине. Кирпичная кладка, доски, да что угодно, лишь бы не видеть пьяные рожи посетителей. И отдельный вход не помешало бы устроить. – До завтра не успею, – качнул головой Боря. – А гроб сделать успеешь? – Ну хорошо, завтра к вечеру… – Сунешься к ментам, пристрелю, как падлу! – Да нет, какие менты!.. – А платить мне больше не надо. – Сафрон бросил ложку сахара в кислый уксус. Он, может, и бог, но человека в угол загонять не стоит. Там, где отчаяние, там и безумие. – Нет? – повеселел Боря. – Ну, мы же не звери…