– А я на тебя, Круча, ставить не буду. Потому что грохнут тебя, как козла последнего. Чтобы ты над людьми не куражился. – Это угроза? – Да нет, пророчество. Такие, как ты, долго не живут. – К цыганам его давайте… – приказал Степан. – Какие, на хрен, цыгане? – задергался Сафрон. – Где ваш главный начальник! Я хочу с ним говорить! – Завтра и поговоришь. После цыганского завтрака… Они, слышал, с ножа любят есть. – Ну, мы обыщем камеру? – спросил Толстогаев. Он открыл четвертую камеру и скрылся там вместе со своим помощником. – Не хочешь к цыганам? – усмехнулся Степан. – Да я их влет уделаю!.. – раскинув руки, крутнул телом Сафрон. – Просто меня здесь быть не должно. – Но ты же здесь. – А я всегда теперь здесь буду! Это мой город, понял? И все у меня здесь на задних цырлах прыгать будут! – Тсс! – Степан приложил палец к губам. Сафрон стал успокаиваться. Губы его медленно растягивались в торжествующей улыбке. Он уверен был в том, что ему ничего не будет. Да и Степан понимал, что завтра утром его выпустят, а раз так, то и не стоит толочь воду в ступе. – Я тебя отпускаю, можешь уходить. – А куда ты денешься? – Только у меня одно условие… – Условия буду ставить здесь я! – распалился Сафрон. – Будешь. Но потом… – Когда потом? Степан ударил без предупреждения. В живот. Сафрон скорчился от боли. – Что такое? – выскочил из камеры Толстогаев. – Аппендицит, наверное, – усмехнулся Степан. – В больницу его надо! – оживился Елеев. – Пусть идет. – Я провожу? – Толстогаев схватил Сафрона под руку, потащил к выходу. – Круча, мы с тобой еще поговорим! – бросил через плечо бандит. – Буду ждать. Если не дождусь, сам за тобой приду. – Да пошел ты! Сафрон исчез, а Степан вперил взгляд на Елеева. Тот молчал, опустив голову. – Я, конечно, никому не скажу… Но если еще раз, у тебя будет… двойной аппендицит. Вопросы? – Да не будем больше. – К кому он приходил? – Ну, к этой… – Елеев скосил взгляд на дверь, за которой содержали Агнессу. – А к этому? – Степан кивнул в сторону Ската. – Ну, к этому потом… На минутку… – Давай и я на минутку. Елеев кивнул, открыл камеру, и Степан вошел внутрь. Скат стоял у окна, лицом к двери. – Поспать дашь? – зло спросил он. – На том свете отдохнешь. – Чего?! – скривился Скат, пытаясь скрыть за презрительной гримасой страх перед смертью. – Сафрон тебе спуску не даст. Не успокоится, пока не грохнет. – Кишка тонка! – Ну, не знаю… Агнесса «пулю пустила», что Жука ты убил. И Жука, и Бублика. – Дичь! – Вот и я говорю, что «утка» уже по городу летает. Как думаешь, что скажут твои пацаны? – Да то и скажут! – Ската аж затрясло от дурных прогнозов на будущее. – Только я могу тебе помочь, – с долей сочувствия в голосе проговорил Степан. – Не надо мне помогать! – резко ответил Скат, но в глазах его мелькнула надежда. – Я знаю, кто убил Жука. – Кто? – Но мне нужны доказательства. – Это не ко мне! – Кто насиловал дочь Ягодина? – неожиданно спросил Степан. – Что?! – дернулся Скат. – Я все знаю. Осталось только уточнить состав… участников. Агнесса говорила, что Жуков и Бубликов насиловали Ягодину. Верить ей – себя не уважать. Но в данном случае Степан просто не мог не верить ей. – Что ты знаешь? – Заявления нет, дела нет. А факт есть. И по этому факту убит Кокошин, Жуков и Бубликов. Все они участвовали в том паскудстве, которое ты устроил… – Я не устраивал… И Бублика там не было… – А Жуков? – Жуков был. – Кокошин? – Был. – Кто еще? – Бублик. – Ты же сказал, что его не было. – Я сказал, что меня не было, – усмехнулся Скат. Степан ему, конечно, не поверил. – Но все равно ты следующий на очереди… – сказал он.