Я вспомнил, что когда ходил с вещами, то задержался возле приоткрытой двери. За ней несколько женских голосов делились впечатлениями: «— Видали, бабы, странников? — Ага. Пять мужиков и две девки. — Обе с голыми пузами, охальницы, да в портках. А у той, белобрысой, ещё и пистоль здоровенный — страсть. — Известно — нехристи. Я слыхала, что так у них все бабы ходят. Господи, и как им не совестно? Я бы со стыда сгорела, с голым-то пузом перед мужиками. — И не говори. А та, вторая, совсем девчонка ещё. И как же они среди мужиков живут? Стыд-то, стыд какой. — Ох, бабы… Не дай Бог — батюшка их узрит. Не миновать греха. Ведь отец Пётр очень строг в одежде. — Надо им подарить хоть по платью. И непотребство прикроют, и гостеприимство проявим. — А и верно! Умница ты, Ириша! — Слышь-ко, бабы. А мужики они красивые, ага? Особенно тот, с усами. — Бесстыдница! Вот отец Пётр узнает — будет тебе епитимья. — А то ты, Наташка, на них не смотрела? — Смотрела. Ну и что?!». Я тихонько прошёл тогда дальше, не оставшись выслушивать женские дрязги. А вот теперь вспомнил. — Ты, главное, так и ходи в доме. — Почему?! — Э… Здесь так принято. — Ах вот как… Ну что ж. Марика больше ничего не сказала, только неопределённо поморщилась. Кстати сказать — платье ей к лицу. Пусть оно было вовсе и не обтягивающим, но придавало женственности. Лекс дураком будет, если не обратит на Калинину внимания попристальней. Хотя, я вроде бы замечал, что их притяжение стало взаимным. Интересно, как Марика обойдёт своё же правило? Потом был обед. Давешние женщины принесли утварь — ложки, тарелки. Водрузили на стол большой чугун с наваристым супом, каравай хлеба. Это просто сказка. Вечером был не менее сказочный ужин. А ночью кончился дождь. После завтрака я оделся в свою полевуху, исключая РПС и пошёл на улицу. Надо машину проверить. Излишек воды с грунта уже сошёл и под ногами уже не чавкало, а только тихонько хлюпало и мягко проседало. Я обошёл грузовик, проверил шнуровку тента, замки ящиков. Никто тут не лазил? Вот и хорошо. Забрался на бампер, открыл капот. Проверка воды и масла, осмотр фильтров и топливной аппаратуры заняли не так уж много времени. Не смог только себя заставить лезть под машину. Встал вопрос о том, чем заняться. Сидеть вторые сутки в четырёх стенах с нашим отрядом не интересно и обременительно для психики. Опять же, во время безделья вновь начинают одолевать мучительные вопросы о странных артефактах из земного будущего, христианской церкви в мире, где никто и слыхом не слыхивал о Боге-отце, Христе и Святом духе, о казаках и казачках, говорящих на абракадабре местного фарша из земных же языков. Из-за всего этого можно голову основательно сломать. Чем же занять ум? Пока думал, глядя в небо, до слуха дошли странные звуки. Кто-то, не подберу другого слова — насиловал мотоциклетный или другой двигатель с ручным запуском. Движок сопротивлялся, судя по отчаянным хлопкам в глушитель, и заводиться категорически не желал. Это может быть интересно. Я пошёл на звуки чихающего мотора. Обошёл церковь и за живописным плетнём нашёл большой сарай с открытыми воротами. А вот и «насильник». Около ворот на относительно сухом пятачке вихрастый паренёк лет шестнадцати пытался завести хорошо поезженный драндулет. И если паренёк кроме полуказачьей одежды ничем не выделился бы из толпы шестнадцатилетних пацанов, то его «луноход» представлял собой гораздо более интересное зрелище. Истинно, это был классический квадроцикл. Но вот его вид! Если бы рядом с ним поставить современный мне сиятельный квадр от «Ямахи», то сравнение было бы примерно такое же, как между бородатым партизаном с ППШ и в ватнике с лощёным, прости Господи, метросексуалом из понтовой «Масквы». Квадр был с большими задними колёсами и меньшего размера передними. Судя по этому — заднеприводный, потому как у полноприводных колёса обычно одного размера. Да здесь и не делают полноприводных квадроциклов, только-только автомобилям передний ведущий мост придумали, я уж молчу про независимую подвеску и ШРУСы. Пока правит жёсткая балка, рессора и карданный шарнир. У этого драндулета передняя балка была качающаяся, на маятниках и пружинных амортизаторах. Громоздко, но надёжно. Похожие подвески популярны у рассенских мотоциклов, которых выпускается чуть ли не с десяток марок. Автомобили не всем по карману, да и местами на двух или трёхколёсном «скакуне» ездить проще и удобней. Жаль, что я не любитель этого вида техники, а то бы прикупил себе нечто на двух колёсах. Видавшее виды двухместное сиденье этого самохода светило свежими и старыми заплатками. Неровная покраска крыльев и бака напоминала камуфляж, если бы не видневшиеся тут и там подтёки ржавчины. Большая фара перед рулём зияла отсутствием оптики. В моём мозгу само откуда-то всплыло определение этого шедевра дизельпанка — «трофейный». Я стоял облокотившись на плетень и любовался на аппарат. Парнишка что-то ощупал на движке (что?), заглянул в бак. Мне вспомнилась часто встречающаяся в инструкциях по эксплуатации техники строчка, описывающая метод определения причины того, что двигатель не заводится: «Пункт первый. Проверьте наличие топлива в топливном баке».. Видимо горючее было, потому что водитель «трофея» закрыл пробку и снова принялся топать на кикстартер. Двигатель ответил презрительным чихом. Похоже, движок выигрывал поединок между человеком и кучей бездушного железа. Из солидарности между человекообразными гуманоидами (я таки учил биологию в школе ещё советских стандартов, ага) мне стало неловко. Ну сколько можно парню мучаться? — Эй, погоди!. Дай я посмотрю. Парень оглянулся, живо спустился с драндулета. Я подошёл к машине, осмотрел мотор. Так — двухцилиндровый искровой двигатель с принудительным воздушным охлаждением. — Давай сюда «свечник», парень. Парнишка поколебался, но принёс из сарая свечной ключ. Я выкрутил обе свечи. Батюшки! Сколько нагара! Вот и причина — слой углерода и шлака надёжно изолирует электроды и даже восемнадцать тысяч вольт не пробивают эту корку. Я поманил мальчишку к себе и сунул одну из свеч ему в руку: — Смотри. Вот и причина. Видать топливо у вас грязноватое — смолы много. Вот она на свечах и выгорает. — А что делать-то? — Чистить конечно. Желательно раз в два дня при таком топливе. А вообще — по обстановке. Как только начинаются хлопки в глушитель, так надо чистить. Или использовать топливо хорошего качества. Возьми щепочку и осторожно нагар соскобли. И ни в коем случае не железкой! — Почему? — Наделаешь царапин на контактах — начнут раковины выгорать, потом совсем контакты разрушатся. Понятно? — Ага. — Чисти тогда. А я зажигание проверю. Но перед тем как проверять зажигание, я сходил к грузовику и принёс набор инструментов. Предпочитаю работать своими. У парнишки при виде них натурально загорелись глаза. Я усмехнулся, снял куртку и вооружившись отвёрткой полез откручивать крышку зажигания. Работа захватила меня, как и любое любимое дело. Я отрегулировал зазоры на кулачках, подтянул клеммы катушки зажигания. Парень тем временем очистил свечи. Я закрыл и затянул крышку, вкрутил свечи, отошёл в сторону, захватив с сиденья ветошь. Вытирая руки скомандовал: — Заводи! Парень с готовностью сел верхом на своего «жеребца», топнул на кикстартер. Двигатель завёлся, выбросив клуб сизого дыма. М-да, топливо не очень. Но двигатель работал устойчиво. Водитель восхищённо оглянулся и что-то сказал, но за треском двухтактного искровика я ничего не разобрал. Парень погазовал, разогревая мотор, потом лихо проехал круг по двору, разбрасывая комья грязи из-под колёс. Я оттирал грязь с рук и довольно лыбился. Всегда приятно видеть оживлённую технику. Сравнение, конечно, некорректное, но в такие моменты понимашь — что чувствует врач, поставивший на ноги больного. А парень заглушил мотор и спрыгнул на землю, довольный как слон. Подошёл: — Здорово! Как новый! — Тебя как зовут, механик? — Мишкой. — Просто Мишкой? — Михаилом Степановым зовут. — А я — Фрам Корбин. Ты тут, что ли, главный по технике? — Да не, я так — на подхвате. У нас дядька Семён по машинам. — А где же он? — Ещё до дождя в Хуторовку уехал. Скоро, чай, вернётся. А пока я за него тут. — Понятно. И много у вас техники-то? Мишка подзамялся. Я успокоил: — Да понимаю, тайна. — Ну… Не то чтобы… Да только Фрол отругает, что лясы с чужаками точу. — Да мы ж познакомились. Вон там, за церковью, мой грузовик стоит. Хочешь поближе посмотреть? А можно? — Пошли. Я подтолкнул Мишку в сторону храма, а сам пошёл следом. Инструменты пока оставил в сарае. Это была местная мехмастерская. Половину сарая занимал всякий металлический хлам и запчасти. На второй половине притулились кузнечный горн, верстак, стеллаж с инструментом, наждак с ножным приводом. Очень даже неплохо для дикого захолустья. Им бы ещё сварочник — было бы вообще шикарно. Продать, что ли, мой походный? Только чем они заплатят? Небось натуральным хозяйством живут. Ну да посмотрим. Мишка стоял перед ТЗГМом и восхищённо цокал языком. А то! На него и в Рассене частенько оглядывались. Брутальный аппарат получился, сам тащусь. А тем более в таком виде как сейчас — забрызганный грязью. Понимающий человек сразу поймёт, что это зверь-машина. Мишка же человек был с понятием. Он медленно ходил вокруг вездехода, то привставая на цыпочки, то приседая и заглядывая под раму. Я забрался на бампер, открыл капот. Мишка ловко забрался следом и уставился на движок: — Вот это — да! Компрессионный?.. — Ага. Мы полюбовались на мотор, спрыгнули на землю. Я открыл дверцу и показал парню: — Залазь.. Он сначала не поверил в такую доброту. Но потом решился и забрался в кабину. Поёрзал, устраиваясь за рулём. Осторожно потрогал рычаги трансмиссии, оглянулся на меня восторженным взглядом: — Ажно дрожь пробирает. Вот это машина, вот это я понимаю. А у нас.. Мишка грустно махнул рукой. — А что у вас? — У Семёна грузовая, на четыре галота. Но не вездеход, а так. Обычная. И у Фрола почти такая же, только марки другой… Ну вот ещё самоход мы с Семёном из запчастей собрали. Мишка огляделся по сторонам. Сообразил, что сам всё рассказал. Нехотя спрыгнул на грунт, насупился: — Фролу не говори, что я. — Не скажу. А что, больше ничего механического? — Да ещё тягач. Но он не рабочий. Так то не машина. — Презрительно сплюнул Мишан. А я прищурился: — Да не скажи, братуха. Тягач — машина, да ещё какая.