– Моей – нет. Но я консультировал ее психиатра. – А что же он в этом всем не участвует? – Ушел из жизни. – Ах вон оно что… Ладно, я прослежу, чтобы для нее нашлось место. Если вы уверены, что с ее стороны не будет агрессивных действий. – Гарантировать что-то я, понятно, не могу, но и на подобный риск пока ничего не указывает. – Ценю вашу честность, доктор. Пойдем старым проторенным путем. – Вы же сказали, она у вас провела целый месяц. – Относитесь как хотите, но мы не храним клинических или личных данных. – Кстати, а почему она вообще ушла? – Понятия не имею. В один прекрасный день просто взяла и исчезла. Как и многие из них. – Какие-нибудь проблемы с алкоголем или наркотиками? – Я бы не сказала. А что, сейчас они есть у нее? Я покачал головой. – Есть ли за ней еще что-нибудь, кроме проникновения на территорию? – Да вроде нет. – В данный момент она получает какие-то медикаменты? В нескольких кварталах отсюда есть психиатричка, и если понадобится, я могу прикрепить ее туда. – Врач, который ее принял, ввел ей сильную дозу ативана и прописал недельный курс. Сейчас она в полусонном состоянии. Не знаю, как она себя поведет, когда препарат перестанет действовать. – История знакомая. – Шерри Эндовер вздохнула. – Ну что, Зельда, добро пожаловать обратно… Приятно познакомиться с вами обоими. Вон ту кнопочку нажмите и сразу выйдете. – Еще один нюанс, – сказал я. – Зельдой я занимаюсь потому, что по профессии являюсь детским психологом, а ее психиатр в свое время попросил меня провести оценку ее сына. У вас нет никаких соображений, где он может быть? Шерри Эндовер нахмурилась. – У нее есть сын? Когда она была здесь, никакой информации на этот счет не имелось. И вообще, мы по профилю детей сюда не принимаем, так что его, наверное, поместили куда-то еще. – При этом я никак не могу его найти. – А вас это, извините, волнует потому, что… – Просто хочу знать, что с ним всё в порядке. – Не хочу быть мисс Всезнайкой, но вы пробовали обращаться в социальные службы? Я с ходу перечислил несколько агентств, с которыми созванивался. – Ничего к этому добавить не могу. – Она развела руками и, глубоко вздохнув, спросила: – Вы ведь не думаете, что она могла применять к нему насилие? Поскольку если да, то на повестку автоматом выносится вопрос. В виде красного восклицательного знака размером с Аляску. – Пять лет назад она была заботливой любящей матерью, – сказал я, – которая никого пальцем не трогала. Не говоря уже о насилии. Теперь она обитает на улице, и дать ей крышу над головой будет уместнее всего. Мне просто хотелось в этом удостовериться. – То есть пять лет назад Зельда уже была не в ладу с рассудком, но при этом хорошей мамой? – У нее получалось работать в полную силу да еще и заботиться о том, чтобы мальчик получал хороший уход. Затем работу она потеряла, а обо всех ее передвижениях известно лишь то, что она гостила в том другом заведении, а затем какое-то время у вас. – О ребенке она ничего не рассказывала? – Она и сейчас о нем не заговаривает. Единственно, о чем упоминает, это об исчезновении своей матери. Эта деталь здесь не всплывала? – Лично я ни о чем таком не слышала. Хотя, может, она делилась этим с кем-то другим из наших дам… У всех наших постоялиц, знаете ли, есть свои истории. И при этом нельзя сказать, что все они сплошь вымышленные, – а вдруг она, скажем, потому и вторгается в чужие дворы, чтобы в каком-то смысле, символически, вернуться к себе домой или еще что-нибудь в этом роде? Ого, как вам моя популярная психология? Может, мне уже пора начать вести свое ток-шоу? Я ответил улыбкой. – Шутить не следует, но определенный смысл в этом есть, – сказала она. – Просто я – дурёха, поступившая на эту работу из-за того, что приказало долго жить мое преподавание в Нортридже. – Вовсе нет, – подал голос Майло. – Что «нет»? – Дурёхой, мэм, вы мне вовсе не кажетесь. А что вы преподавали? – Государственное управление. Вообще я организатор, терапию не практиковала ни минуты. Во всяком случае, официально. – И все равно вечерами отправлялись домой со знанием, что сделали за день что-то важное. Шерри Эндовер распахнула на него глаза, а затем зарделась. – Это наиприятнейшее, что мне от кого-нибудь доводилось слышать. Исключение составляет предложение о замужестве – и я не скажу, чем обернулось оно. Вы сами женаты? Майло с улыбкой качнул головой. – Ладно, ставлю зачет, – улыбнулась и она. – А теперь хорошие манеры предполагают, чтобы я ответила, что то же самое относится и к вам. А ведь и в самом деле относится. К вам обоим. – Рассмеялась жестковатым смехом. – Полюбуйтесь на нас, компашку святых. * * * Когда мы отъехали, Майло спросил: – Зачем ты спрашивал ее о бухле и наркоте? – Зельду дважды брали именно за пьяный дебош в общественном месте. И меня посещают мысли, не забурится ли она со всей своей неуемностью в какую-нибудь пивнуху. – Или на чей-нибудь задний двор. – И это тоже. – Я бы над этим не парился. Как я уже сказал, правоприменение – форма политики, и людей вроде нее не просят дыхнуть в трубочку, а сразу хвать за шкварник и в обезьянник. Копам, что ее вязали, нужно было лишь обвинение, которое можно на нее навесить, вот они и назвали ее пьяной. – Значит, по барам мне ошиваться смысла нет? – Тема отдельной беседы. – Майло рассмеялся. – Какие еще будут предложения, мой собрат по компашке святош? Глава 10 Уже по возвращении в участок мы сошлись во мнении, что сделать остается не так-то много. Майло свяжется с Центральным отделом и попробует выяснить, есть ли там что-нибудь насчет Зельды и Овидия; ну а я двинусь «гламурным маршрутом» в попытке выйти на кого-нибудь из прямо или косвенно связанных с «Субурбией». После этого останется только отступиться. Майло говорил начистоту; я слегка кривил душой. Через считаные минуты после того, как он меня высадил, я принялся составлять список из калифорнийских школ-интернатов, принимающих детей дошкольного возраста. Список получился ничего себе: тридцать девять учреждений с образовательными функциями, начиная от вундеркиндов до детей с «особыми потребностями» (читай, неспособных к обучению) и (или) испытывающих проблемы с весом. Последних я откинул, что сократило перечень на пятнадцать пунктов. Почти каждая из школ располагалась там, где земля обильна и живописна. Опубликованные цены за обучение вполне могли потягаться с Лигой плюща[17]. Быть может, Зельда до своего срыва сумела создать некий образовательный фонд и даже наняла для защиты сыновнего благосостояния попечителя? Или… Я взялся за работу, прокручивая от администратора к администратору одну и ту же пластинку: дескать, я дядя Овидия Чейза, а его мать только что госпитализирована в связи с острым заболеванием («Овидий знает, каким»), и мне необходимо поговорить с ее сыном. Реакция была неизменно сочувственной, но затем, когда поднимались записи, а имени Овидия не высвечивалось, растерянность сменялась подозрением, и я сразу вешал трубку, благо мой домашний номер пробить было нельзя. Два с лишним часа полной безнадеги. Я набрал Кевина Брахта и спросил, как там Зельда.