— Как ты квалифицированно! Да отметил я все его финты. Конечно, то «компра» на Кострецова по служебной линии. Если он за нашу «дезу» поднимется, я ему это и впаяю. Будь здоров! По Серченко докладывай мне ежедневно. Яша положил трубку и подумал: «Так я и разбежался с твоим Серченко. Есть дела и поважнее». Самым важным делом для Тундры оставался Ашот. На следующий день Яша плотно взял под наблюдение его закусочную. На этом сретенском посту Тундра контролировал и будущую жертву, и возможное появление Кострецова, предупреждая неожиданности. Ашот, немного успокоившись, хлопотал в своем заведении. Яша наблюдал за ним до обеда и наконец решил, что вечером стоит пообщаться с армянином, употребив все свои многообразные навыки Яша отправился к Зине и стал собирать «спецбаул». В этом саквояже он хранил оружие, инструменты для пыток и средства для наркодопроса, который весьма подходил Ашоту. Наркоман Ашот и так был человеком «сумеречной зоны». Постоянно растормаживая героином сдерживающие центры мозга, он являлся отличным объектом для наркодопроса. Малые дозы наркотика вызывают эйфорию, большие — оцепенение и глубокий сон с полным отключением сознания и болевой чувствительности. Яше с помощью наркотиков требовалось добиться от Ашота болтливости и получения от него исчерпывающей информации о его финансах. В технике наркодопроса весьма важен подбор оптимальной дозы препарата. Она должна исключить способность к сознательному сопротивлению и не допустить, чтобы объект заговаривался. То есть необходимо довести допрашиваемого до такого состояния, когда он не понимает, что у него спрашивают, иначе он сумеет скрыть правду. Яша просматривал свою «аптеку», скрупулезно перебирал препараты. Дело в том, что сопротивляемость наркотику — вещь субъективная. Зависит она от физического состояния человека, его мышечной и психической выносливости. Особенно важен психический тип допрашиваемого. Иногда жертва выдает нужную информацию лишь после бомбежки третьей-четвертой дозой любой из «сывороток правды». Тундра сначала подумал о замедленной внутривенной инъекции Ашоту небольшой дозы скополамина. С этим надо быть осторожным: излишне быстрое введение или большие порции опасны для жизни. Эффект скополамина — в ощущении потери веса и парения. Субъект не контролирует себя, становится избыточно общителен и с предельной откровенностью выбалтывает то, что обычно скрывает. Яша прикинул, что с таким снадобьем есть риск переборщить. Работать ему придется одному, Ашот может дергаться, мешая медленно ввести препарат. Не угробить бы армяшку прежде времени. Ашот и так худой, дошел по «гере», а тут еще почует, будто бы невесомый. Как бы и впрямь не улетел… «Неплохо было бы уколоть Ашота в вену раствором пентотала, — размышлял «доктор» Тундра. — Через четверть часа у субъекта в глазах тускнеет свет, предметы уменьшаются, скрываемые мысли выскакивают, сметая всякую осторожность. Но тут скорость введения сугубо мизерная — мл в минуту. Причем потребности в обшении у клиента обычно нет…» В общем-то, все препараты на наркодопросах требовалось вводить замедленно. Поэтому Яша решил, что как-нибудь приловчится, и стал думать дальше: «Шарахнуть по Ашоту раствором барбамила! После отключки довести его мощной дозой психостимулятора — амфетаминчиком. Пробудился бы Ашотка вмиг. Прилив энергии и страстное желание говорить, — как красиво пишут в специнструкциях. — Звуки и все образы вокруг становятся яркими и очень рельефными, пульс и дыхание учащаются, мысли проясняются, хочется кричат от осознания своей силы. Поскольку человека перед этим связывают, вся мощь двигательной энергетики активно сублимируется в неудержимые словесные потоки… — Яша порадовался цепкости своей профессиональной памяти и заключил: — Не подходит. Много возни: свяжи, усыпи, пробуди… А вдруг не проснется, душонка-то еле в теле». В конце концов Тундра остановился на барбамиле. Повторил в уме инструкцию, как опытный нарколог перед выездом к богатому пациенту: «Замедленное введение в вену 0,5–8 мл десятипроцентного раствора барбамила, то есть амитал-натрия. Его воздействие проявляется в снижении общей активности и замедлении речи. При этом ощущается головокружение и сухость во рту, а окружающие предметы теряют очертания. Затем возникает эйфория с повышенной общительностью и дружелюбием в сопровождении многословия с исчезновением сдержанности. Это длится от десяти минут до часа, сменяясь оглушением и сном на время от нескольких минут до нескольких часов. Для продления нужной эйфории наркотик вводят с максимально малой (за четыре-двадцать минут) скоростью, а передозировку устраняют уколом кофеина». Яша проверил нужные медикаменты и инструменты в саквояже, положил туда еще наручники и запасную обойму для пистолета. Потом стал гримироваться: надел седой парик, затер дермаколом свою пятнистую рожу, приклеил пышные брови, усы и бороду. Надел длинный, потертый, богемного фасона плащ «под художника», нахлобучил шляпу с широкими полями. Внимательно осмотрел себя в огромное трюмо, специально для этого стоявшее в спальне. — Зайди, глянь, — крикнул Зине в кухню. Она вошла. Поглядела на него с разных сторон, оценивая. Подняла ему воротник плаща, выпустила седые пряди парика из-под шляпы на лоб. — Нормально, Яш. Тундра сунул пистолет за пояс, прикрыв плащом. Взвесил в руке «спецбаул». Саквояж был старый-престарый, с клоками изношенной и выдранной кожи по краям. Яша молча двинулся к дверям, сгорбившись, развинченной походкой. Входил в роль. Зинка перекрестила ему спину тонкими пальцами с коротко остриженными ногтями завзятой домашней хозяйки. К вечеру Яша в роли престарелого художника подобрался к закусочной на Сретенке. Заглянул в окно: Ашот высился за стойкой, бдительно озирая почти пустой зал и дверь на улицу. «Со двора-то ход, наверное, забаррикадировал», — усмехнулся Тундра. Наклонив голову и ссутулившись, он открыл дверь закусочной. Неуклюже переступил порог, перебросив саквояж в левую руку, потому как стрелял с правой. Радикулитным дедом Яша проволокся к стойке и остановился напротив ничего не подозревавшего Ашота. Головы с низко надвинутой шляпой Тундра не поднимал. — Что ты забыл у нас, старичок, честное слово? — небрежно бросил Ашот. Яша запустил руку под распахнутую полу плаща. Выдернул пистолет, прижимая его ствол мушкой к груди, чтобы не заметили из зала. Вскинул подбородок, упираясь угольями узких глаз в Ашота. Тихо прорычал: — Стоять, Ашотка! Делай, что скажу. У Ашота на полке под стойкой лежало давно приготовленное заряженное, со взведенным курком помповое ружье. Оставаясь один в закусочной, Ашот все эти дни тренировался его моментально выхватывать. Но Яшин фокус с гримировкой и переодеванием представить себе не мог. — Руки со стойки не снимать! — приказал Яша. — Командуй народу и своим девкам, что лавочка закрывается! — Дорогие посетители, — пролепетал Ашот, — мы закрываемся. Прошу освободить помещение. — Лепи натурально, сука! — прошипел Яша, пряча пистолет за борт плаща. — Девочки! — крикнул Ашот официанткам. — На сегодня свободны. Они за минувшие дни привыкли, что хозяин чудит. Он то неожиданно появлялся по утрам и так же внезапно рано уходил, то один оставался в закусочной, выпроваживая всех домой. Персонал быстро засобирался вслед уходящим посетителям. — Бармен, — громко раздался писклявый голос Яши-«старичка», — будьте добры, стаканчик ситро! Освежусь и сразу уйду. Ашот стал наливать ему лимонад. Хлопнула дверь за последней официанткой. Яша поставил саквояж на пол. Дулом пистолета сдвинул шляпу со лба. — Закрывай ворота! Не вздумай на улицу дернуться! Пуля догонит. Ашот, ссутулившись, прошел к двери и замкнул ее изнутри. Еще раньше перехватив затравленный взгляд Ашота на тайник, Тундра зашел за стойку, извлек помповик. — Ну! — Он повел уже двумя стволами в сторону подсобки. — Руки по-тюремному! Ашот привычным зэковским движением скрестил кисти сзади и побрел впереди Яши, захватившего саквояж, в подсобку. По пути Тундра погасил в зале свет. В подсобке Тундра приказал: — Садись на диван. Сам с пистолетом в руке устроился напротив, прислонив помповик к низкому столу рядом с поставленным на пол «спец-баулом». Продолжая держать Ашота под прицелом, Яша сбросил шляпу и отер лоб рукавом: — Ну чего, Ашотка? У петуха крылья есть, но он не летает. Доставай свою наличность и бумаги на закусочную. Будем ее на меня оформлять. Ашот нервно проговорил: — Бумаги, пожалуйста, можем оформить. Бери мое заведение. А какая наличность, понимаешь? Тебе закусочной мало? — Ты, сука, через Маврика моего человека завалил и зал сжег, это раз. — Яша грозно усмехнулся. — А два — то, что был должен еше до того. Одной своей забегаловкой не рассчитаешься. — А Молота вы завалили? Это не в зачет, честное слово? — Я тебе сейчас свинцовой дозой зачет устрою, — пригрозил Тундра. — Как хочешь, Яша, — устало сказал Ашот. — А какая у меня наличность? Бери, что найдешь. Больших денег давно нету. — А я здесь и искать не буду. Повезешь сейчас туда, где нормальные бабки хова-ешь. Там и бумаги на закусочную оформим. Ашот покачал головой с обвисшими усами. — Ошибаешься, дорогой. Нет такого места. Что имел, все вкладывал в дело. Именно такой поворот в «базаре» Яша и ожидал. Рванувшись через стол, он ударил рукояткой пистолета Ашота по голове. Тот клюнул носом, потеряв сознание. Тундра отволок Ашота за шкаф, там приковал его правую руку наручниками к трубе. Перенес туда стол со стульями. Скинул с себя плащ, стеснявший движения. Хотел содрать и накладные брови, усы, бороду, от которых потел, но подумал, что в данном случае лучше уйти в том же виде, в каком пришел. Снял только парик. Раскрыл «спецбаул». Четкими движениями выставил на стол все необходимое для наркодопроса, который за свой «профстаж» проводил неоднократно. Наполнил шприц «сывороткой правды» из барбамила. Стал ждать, когда Ашот очухается. Наконец армянин зашевелился. Помассировав сгиб его неприкованной левой руки, Тундра стал медленно вводить в вену раствор. Полуопомнившийся Ашот, почуяв столь знакомый укол у локгя, не трепыхнулся. Привычно предвкушал уже раскрошенным сознанием наркотическое блаженство. Так он от барбамила себя вскоре и почув ствовал. На наркодопросе вопросы требуется формулировать кратко: при затянутом изложении допрашиваемый может забыть их начало. Причем в случае с невротиком Ашотом вопросы должны были ставиться предельно конкретно, то есть не позволять ему фантазировать. Времени у Яши было верных полчаса, и он начал: — Ашот, какие проблемы? Тот, уперев бессмысленный взор в потолок, сначала улыбнулся, а потом ожесточенно забормотал: — Яша Тундра… Сука он, сука… Что по его розыску? Что, честное слово? Тундра, отчетливо выговаривая слова, спросил: — Где ищут Яшу? Кто? Подсознание Ашота, реагируя на это как на вопрос его куратора из ГУОПа, вытолкнуло: — Вы обещали. Где Яшин заныр? Он меня достает. Маврик тоже достает, понимаешь… Почему не принимаете мер по Яше? — Ашот, кто ищет Яшу? — насторожился Тундра.