Лицо у меня зарумянилось. – Ты не просил. Это я предложила помолвку. – А я брак. Он все еще держал меня за руку. Он впервые меня коснулся в отсутствие орды фотографов. Я высвободила пальцы и широко раскинула руки. – Добро пожаловать домой. К нашему договору требовалась роскошная свадьба. Я обедала с журналистами основных нью-йоркских газет и журналов мод, изучала журнал «Форбс» и через две недели составила список гостей, включавший знаменитостей, без которых не обходилась ни одна свадьба, а также незнакомых, но тем не менее нужных людей. Потом подбросила несколько друзей из богемы, чтобы добавить эпатажа. Конечно, пришлось придумать платье и отдать сшить, но это уже были мелочи. Нужно было бы нанять организатора свадеб, но я слишком хорошо знала, чего хочу, и, откровенно говоря, сильно сомневалась, что кто-нибудь сможет воплотить это в жизнь. Я посещала торговцев канцтоварами, поваров, флористов, компании проката лимузинов, портных для Джима; встречалась со священниками и юристами, ходила в церкви, отели, в банкетные залы. Раньше я понятия не имела, насколько сложно организовать свадьбу – это был отдельный бизнес. И каждое утро просыпалась с головной болью, пульсировавшей весь день, не настолько сильной, чтобы уложить меня в постель, но надоедливой, мешавшей думать и принимать решения. Мне каким-то образом удалось попасть к врачу, где я была разочарована, получив заключение «здорова». Диагноз – стресс. Я была озадачена. Раньше запарки на работе никогда не доводили меня до стресса. Мы с Грасой не возвращались к спору, разгоревшемуся в тот вечер, когда я пришла домой с подаренным Джимом кольцом. Но в день свадьбы, утром, попросили Алехандру, экономку из Коста-Рики, засвидетельствовать передачу квартиры Грасе. Когда мы остались одни, Граса смотрела на меня через кухонный стол. К еде мы обе едва притронулись. Сложив документы в конверт, я подтолкнула их через стол к Грасе. – Они твои. Квартира теперь твоя. Она подхватила конверт из оберточной бумаги, сверкнув ногтями, как жемчужинами; хозяйством она теперь не занималась, так что отрастила ногти подлиннее. – И у тебя есть все необходимое для работы? – спросила я. Когда я путешествовала, то оставляла Грасу генеральным директором дома моды Дюмаре. Она все чаще работала со мной и знала все тонкости бизнеса наизусть. Я набросала предварительные эскизы для нового сезона, чтобы они с командой модельеров поработали над коллекцией. Мы обе знали, что с этим она легко справится. – Вы знаете, что у меня все под контролем, а если возникнут вопросы, я с вами свяжусь. У меня есть ваш план маршрута, и, если я с чем-нибудь не справлюсь, всегда могу позвонить или послать факс. Она постучала по конверту. – Есть кое-что еще, Роза. – Что? – Ты уверена? Она уставилась на меня темными глазами. – Еще не поздно, можем разорвать бумаги и жить как прежде. Если дело просто в самолюбии, лучше вовремя остановиться. Я взяла ее за руку. – Все получится. Все будет хорошо. Она высвободила руку и встала. – Тогда, сеньора Дюмаре, нам пора переодеться. Граса была у меня «подружкой невесты». В цельнокроеном кремовом шелковом платье с бретельками, ниспадавшем до колен и облегавшем фигуру, она выглядела изысканно, а сверху накинула красивую шелковую дымчатую шаль, прикрывавшую ее от шеи до запястий. Наряд был прост, идеален и со вкусом. Мой наряд был сложнее. Не знаю, что стало со свадебным платьем от Диора, в котором я вышла замуж за Шарля. Диор тогда уловил романтику, восторг, нашу пьянящую любовь. Платье странно выглядело в мэрии округа, в маленьком кабинете, где мы регистрировали брак. А теперь мне предстояла свадьба в высшем обществе, где будут камеры, пресса и разнаряженные в пух и прах гости. Я устала и валилась с ног в поисках сил для грядущего мероприятия. Потом меня осенило. Это было всего лишь деловое соглашение, и в нормальных условиях два партнера обычно подписывают контракт в костюмах. Пока Граса вела меня по проходу между рядами в церкви, некоторые фотографы принимали ее за невесту, которую я выдавала замуж, потому что на мне был белый шелковый брючный костюм. Фасон шелкового жакета походил на осовремененный вариант костюма «Бар», складки были свободнее, но так же подчеркивали талию, и застегивался он не на три, а на две огромные перламутровые пуговицы. К жакету подходили широкие, как у матросов, брюки из тонкого белого атласа. Хотелось напомнить Джиму, что у нас не сказочная свадьба, а деловое соглашение. Свадьба проходила днем, но Джима было не уломать не надевать смокинг. Однако я добилась уступки, что он будет белого или кремового цвета. Объяснять Джиму, что смокинг носят только вечером, было бесполезно. Я терпеть не могла, когда одежду надевали не по назначению, и уж, конечно, не добилась бы высоких продаж, если бы люди не покупали одежду для разных целей. Я присоединилась к раскрасневшемуся Джиму у алтаря. Мы заранее репетировали свадьбу – надо было понять, где будут стоять фотографы – и уже тренировались произносить клятвы, но все это ровным счетом ничего не значило. Я стояла перед заполненными рядами, смотрела на Джима, вторящего священнику в католическом ритуале, и нервничала. Мой голос дрожал, когда я повторяла за ним клятву: – …в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии… Торжественность клятв меня неожиданно тронула. Когда священник сказал, чтобы мы поцеловались, Джим театрально обнял меня и, чуть наклонив, поцеловал в губы. Когда гости зааплодировали, он помог мне выпрямиться. – Мне повезло, – прошептал он, прежде чем отпустить, и с улыбкой поклонился гостям. Я изобразила на лице широкую улыбку и крепко прижала к себе дрожащими руками букет. Если я до этого еще не оценила по достоинству, насколько изменится моя жизнь, то быстро исправилась, как только вошла в салон первого класса реактивного лайнера. Раньше я никогда не летала первым классом – не удивляйся, ma chère. Как деловая женщина, я не переставала считать каждый потраченный цент. На мой взгляд, траты вычитаются из доходов. Это мне внушил Иззи. А будут ли доходы? Он всегда боялся, что его перестанут приглашать играть. И перелеты с Иззи меня не подготовили к реактивным самолетам. Лайнер редко летал в течение года. Когда мы вошли в салон, я поразилась его вместимости. Потом мы будем летать в Лондон на «Конкорде». При этом я всегда вспоминала о «Титанике», где первый класс был забит сливками общества Нью-Йорка и Лондона. От одной мысли о сосредоточении богатства я занервничала. Ни бесплатная икра, ни шампанское не убедили меня, что я не селедка в бочке. Но все это в будущем. Реактивный лайнер отличался от других самолетов. В нем я чувствовала себя в безопасности, словно в коконе. В аэропорту Хитроу в VIP-зоне нас встретил шофер в форме и фуражке и покатил наши горы багажа. В последнюю минуту Граса съездила в торговый центр Неймана Маркуса и обеспечила нам важную сцену прибытия в аэропорт с подходящими пирамидами «его и ее» чемоданов Луи Виттона, украшенными знакомым узором ЛВ. А потом мы сидели одни в кабине «Роллс-Ройса», отгороженные от шофера дымчатым стеклом, пробиваясь сквозь пробки в час пик, и другие машины уступали нам дорогу. До этого момента я никогда не оставалась с Джимом наедине. В самолете он почти все время проводил в баре салона первого класса, пил шампанское и общался с другими мужчинами, они пристально рассматривали и оценивали друг друга. В машине мы сидели молча. Хотелось спать, и раскалывалась голова. День выдался нелегкий: свадьба, банкет и ночной перелет. Мы заказали люкс в отеле «Савой». Я не привыкла к такой роскоши, но она была необходима. После медового месяца мы должны были вернуться в Нью-Йорк новой, самой могущественной парой. Королевский люкс включал две спальни, каждая с пирамидами чемоданов Луи Виттона и ванной, а между спальнями со вкусом меблированная гостиная и столовая. Мебель и люстры были родом из belle époque[39]. Джим обходил номер, рассматривая столики-подставки для ламп и пепельницы, а я выглянула на реку Темзу, мрачную и темную под тусклым серо-белым небом, но прямо передо мной в садах отеля было полно деревьев, декоративного кустарника и цветущего рододендрона. В зеленой траве то тут, то там кучками цвели белые и желтые нарциссы. Головная боль, постоянно преследовавшая меня, отступила. – Знаешь, Роза, женитьба – великое дело, – сообщил Джим. – Я умею хорошо зарабатывать, а ты, вижу, поможешь хорошо тратить. Я так и не поняла, то ли он говорит серьезно, то ли на самом деле одобряет мои действия. – Нам придется останавливаться здесь или в подобных местах, чтобы создать нужный образ в обществе, – ответила я и отвернулась. Он подошел и стал рядом у окна. Потом схватился за ручку и вышел на балкон. – Ух ты! – воскликнул он, поворачиваясь ко мне, и на его обычно непроницаемом лице появилась ухмылка. Он казался моложе и удивленно смотрел широко открытыми глазами. Я отнесла это на счет новой стрижки, которую заставила его принять: волосы коротко постригли, и лысина не выделялась, не пряталась под жирными волосами, а была частью стильного целого. – Выходи сюда. Я подхватила кардиган и присоединилась к нему, опираясь на оштукатуренные перила. – Я не жалуюсь. Сейчас я понимаю, что даже не задумывался о путешествиях. Быстрые машины, красивые женщины – это было. Но Лондон – боже мой! Такое мне и в голову не приходило. – Не только Лондон, Джим. У нас намечается большое турне. – Что это? – То, что все богатые американцы делали веками в поисках культуры и утонченности. – Ха! – засмеялся он. – Тут у тебя работы непочатый край. Я взглянула на него. Он смотрел вдаль. Его было не узнать, улыбка до ушей не сходила у него с лица, как у взволнованного мальчишки. Заразительная улыбка. Я немного расслабилась. – Соглашение, которое мы заключили, Роза, – очень удачное вложение средств. Я нисколько не сомневаюсь. Я словно получила пощечину и отвернулась, чтобы смотреть, как лодки борются с волнами грязно-коричневой воды. Я любила свое дело, но никогда не сводила все события к инвестициям и сделкам. – Расскажи мне, куда мы отправимся, – попросил он, не сводя глаз с Темзы. – Париж, Женева, Венеция, Флоренция, Рим и Неаполь.