Трейси осветила просторную гостиную, наверное, уютную в прошлом. Но сейчас оборванные занавески, пустые рамы от картин и разбитые светильники производили пугающее впечатление. Она опустила телефон и, вздрогнув, сделала маленький шаг к низкому столику. Почему-то первое, что бросилось в глаза — туфля. Меган была утонченной, всегда идеально выглядевшей, а сейчас лежала в одной туфле, вторая валялась рядом. Трейси захотелось вернуть ее на место, а еще поправить задравшуюся юбку светлого платья, прикрыть оголившиеся бедра. Потому что это было неправильно. Меган выглядела неправильно. Все в этой комнате выглядело неправильно. Трейси зажала рот ладонью, полностью осознавая, принимая увиденное: хрупкую тоненькую фигурку на полу, светлые волосы, тонущие в темной луже крови, и распахнутые глаза, красивые, голубые… Но сейчас они походили на стеклянные окна в пустом доме — там внутри никого нет. Трейси присела рядом и протянула руку: проверять пульс бессмысленно, но это была соломинка, и она схватилась за нее. Даже сейчас Меган оставалась красивой. Грациозная и изящная, профессиональная балерина, женщина, которая просто хотела счастья, танцовщица, которая не исполнит больше не одного па. Трейси всхлипнула и поднялась, отступая, отгораживаясь от захватывающей разум истерики. — Служба спасения, что у вас случилось? — раздался из трубки голос оператора. — Убийство, вызовите полицию. — Мэм, где вы находитесь? Чувства, обменянные на гордость — Что с ублюдком Кастелло? — спросил мужчина, отходя от узкого вытянутого окна. Дождь, начавшийся около часа назад, отбивал мерную дробь об подоконник, четко совпадая с секундной стрелкой огромных старинных часов, успокаивая и расслабляя. Только сегодня терапия не действовала: Марко чувствовал, как шею больно сводит от напряжения, а руки непроизвольно сжимаются в кулаки. — Похоронен на свалке. — И? Эдди Ликозе отрицательно покачал головой и провел рукой по бритому затылку: время было далеко за полночь, и его день еще далек от завершения. — Это плохо, Эдди. Очень плохо. — Марко присел на край стола. — А его женщина? — Когда я приехал, она уже не могла говорить. Кто-то грохнул сучку. Марко забарабанил пальцами по коленке. Были две вещи, в которые он не верил: совпадения и чудеса. — Я обыскал квартиру — ничего, — продолжил Эдди. — В конуре Кастелло тоже. Если ее замочил кто-то из наших… — Эдди, об этом знали только твои мальчики. — Марко смотрел на него прямо и жестко. Ликозе он доверял полностью, но либо в его команде завелась еще одна крыса, либо под Семью копает кто-то еще. — Прощупай своих людей, только нежно, чтобы вопросов никто не задавал. — Сучка могла спрятать чип в надежном месте или послать копам. Марко бросил взгляд на часы: — Если бы схема была у копов, мы бы уже лежали мордой вниз. А спрятать… — Он задумался, сопоставляя факты: Кастелло собирался бежать из страны, хотел скрыться от Семьи, а это было бы возможно только с помощью властей. Мог ли он заключить сделку с федералами? Еще вчера Марко сказал бы «нет!». Алессандро Кастелло никогда не блистал умом, его ценность для Организации заключалась в другом: он беспрекословно выполнял приказы. Но не в этот раз. Только что это было: величайшая глупость или обдуманное взвешенное решение? Он, не думая о последствиях, тупо украл то, что плохо лежало, или точно знал: что и где искать? Марко склонялся к первому варианту, но и второй со счетов не сбрасывал. Но в любом случае их провел тупоумный солдат, рядовой исполнитель. «Когда начинаешь считать себя умнее других, тебя обводит вокруг пальца бутылка кока-колы*» — в свой адрес сыронизировал он, а вслух произнес: — Эдди, нужно узнать все о его бабе. Если Кастелло не лгал… — Он не лгал, — уверенно отозвался Ликозе. Никто не лжет, глядя в глаза смерти. Марко кивнул, продолжая: — То у нее не много времени было, чтобы спрятать чип. Подключи Леонелли, потрясите людей, просмотрите записи с камер: с кем она встречалась, куда ездила. Используйте все ресурсы. Эдди легко поднялся, словно только встал с мягкой постели, разом вспоминая всё, что знал о женщине Кастелло. Непростая штучка. В сторону правильных ребят такие обычно не смотрят. Но Алека не зря прозвали «Красавчиком»: женщины его просто обожали, буквально вешались на шею, а он всегда был не прочь продемонстрировать свое хваленное обаяние. Вот и ему подвернулся шанс подкатить к фирменной девочке. Сотрудничество с чиновниками и полицией строится на взятках, компроматах и шантаже. Сажать на крючок продажных политиков и копов — постоянная практика. Когда Марко шепнули, в какие игры любит играть помощник мэра, он решил покрепче ухватить того за яйца. Тогда никто всерьез не верил, что дело выгорит, и все благородное семейство будет в кармане у мафии. Жена влияла на мужа, муж на мэра, мэр на всю городскую структуру. Они не засветили основной компромат, позволяя борделю кормиться за счет фантазий извращенца-политика, не разыграли раньше времени крупную карту, а деньги, легальные деньги, текли из бюджета по выигранным тендерам и оседали на их банковских счетах. И за это можно благодарить Дональда Палмера и его жену. Сам Эдди женщин презирал: все до единой — слабовольные подстилки. Дуры, которые думают только тем, что у них между ног. Кто лучше трахает, — к тому и бегут. Но эта Меган оказалась умнее прочих, или была настолько хороша в постели, что ради нее Кастелло предал Семью, подставил самого Эдди, а ведь он ручался за него. — Он начал спать с ней год назад, — заговорил Ликозе. — В задницу все, что было год назад! — наконец сорвался Марко. — Важно узнать, что за херня происходит сейчас! Эдди, — спокойнее добавил он, — Кастелло был твоим человеком, ты привел его в Семью… Дальше можно было не продолжать, они оба прекрасно знали, что будет, если быстро не найдут чип и не замнут эту историю. Когда за Эдди Ликозе закрылась дверь, Марко нервно взъерошил модно подстриженные темные волосы. Как же это все не вовремя! Сейчас внимание властей может стать фатальным. Скоро должна быть крупная поставка, и если они засветят канал, если накроют склады — конец всему, и не только в фигуральном смысле. А сколько было потрачено сил на восстановление репутации! Закон Рико** больно ударил по всей организованной преступности, перекрыв кислород и ставя точку в золотом веке Коза Ностры. Сорок лет назад Комиссия*** единогласно выбрала Доминика Мариотти — одного из боссов «Пяти Семей», контролировавших Нью-Йорк — для воплощения в жизнь грандиозного плана: отказаться от нелегального бизнеса, покаяться, отдать долг обществу, а его семье заниматься исключительно законной деятельностью. Им нужно было заручиться дружбой и поддержкой, заслужить доверие влиятельных, а самое главное, — законных представителей бизнеса и власти. Спрятать лицо преступности за маской респектабельности. И им это удалось! Отец Марко, Антонио Мариотти — уважаемый человек, который в силу возраста ушел на покой, передав финансовый бизнес сыну. Сам живет в Неваде, управляет сетью отелей и казино. Правда, в прошлом году ему предъявили обвинение в мошенничестве, но ничего не смогли доказать, да и в игорном бизнесе это не редкость. Марко же стал своеобразным доказательством, что не все американцы итальянского происхождения связаны с мафией. Он, в отличие от остальных лидеров Организации, вел публичный образ жизни, освещал свою деятельность в прессе и не имел проблем с законом. Услугами его финансового конгломерата пользовались крупнейшие компании страны, а сам он имел акции или долю в бизнесе многих предприятий. Сфера интересов Марко была разнообразна: от производства полуфабрикатов и строительных организаций до автозаправок и пиццерий. Он и его партнеры, не вызывая подозрений у властей, отмывали солидную часть незаконных капиталов мафии, за что получали щедрые комиссионные. Но все это было мишурой, верхушкой айсберга. Только боссы «Пяти Семей» и посвященные — люди, которым доверяли безоговорочно — знали, что самый большой денежный поток — наркотики — контролировался Мариотти. Марко и его люди наладили бесперебойную поставку опия-сырца из Афганистана в Калабрию. В самой бедной провинции Италии, под чутким руководством местной мафии, его перерабатывали, очищали и синтезировали, затем через Канаду в Штаты поступал высококачественный героин, часть которого сбывали в Южную Америку. Иногда меняли на чистейший колумбийский кокаин, расползавшийся из Нью-Йорка по всему Восточному побережью. Колоссальные объемы, баснословные деньги, сумасшедший риск. Если Марко проколется, то может самолично отрезать себе яйца и съесть их. Ему еще ни разу не предъявляли обвинений, и он верил, что так будет и впредь. Формально он входил в Семью Коломбо, но не имел там определенного статуса. Официально боссом был Чарли Франчезе, и Марко это вполне устраивало. На деле же они давно поделили сферы влияния: когда он обделывал дела, Чарли не лез, получая свой жирный кусок и обеспечивая прикрытие, в ответ Марко не претендовал на доходы от прочей криминальной деятельности. Между его приказами и людьми, которые их исполняли, всегда была длинная цепочка, своеобразный и очень плотный буфер, вот только карту с маршрутом транспортировки и точками сбыта, ехавшую к нему из Бостона, украл ублюдок Кастелло. Если она попадет в руки окружного прокурора, никакой адвокат не поможет, и дело даже не в том, что там есть и его имя, дело в людях. Наркотрафик — это огромный срок, а гнить за решеткой до конца жизни никто не хочет. Даже самые верные люди могут начать «петь»****, и если споют о его делах — эта песня станет самой сладкой в карьере окружного прокурора — Роджера Холдера. Последний год он то и дело присматривается, принюхивается к его бизнесу. Пристально следит, пожимает руку с улыбкой, а в глазах желание дернуть посильнее и вскарабкаться с помощью Марко наверх, в Вашингтон, чтобы плюхнуться толстой задницей прямиком в сенатское кресло. Боро Манхэттен до сих пор самый важный участок, и правит им самый жесткий и бескомпромиссный прокурор. Холдера не купить и договориться с ним не получится. В прошлом году он нанес ощутимый удар финансовым корпорациям с Уолл-Стрит, теперь, возможно, собирался устроить крестовый поход против грязных денег, спрятанных в «АМ Уиллс Груп»?.. Наверняка Марко не знал, но готовился к худшему. — Лучше перебдеть, чем недобдеть, — вслух рассудил он, вставая из-за стола. Марко тяжело рухнул в кожаное кресло, стараясь расслабиться, хоть на секунду забыть о куче дерьма, свалившегося ему на голову, но не получалось, а этот дом только ухудшал ситуацию. Он всегда наводил на него тоску: тяжелые массивные двери, лакированные оконные рамы, антикварная мебель угнетали и сковывали. Марко словно бы не хватало места, казалось, что здесь все дышало старыми традициями, не признавало новых веяний, а он был новатором, любил эксперименты: и в бизнесе, и в жизни. Но старый особняк в историческом квартале — тихо и безопасно. Его никто не сможет связать с мафией, а зря, потому что вопросы, решавшиеся здесь, способны сделать карьеру десятку окружных прокуроров. Он посмотрел на большие напольные часы в деревянном футляре. Поздно. Поехать домой или?.. Марко взял телефон и, ткнув пару раз пальцем в экран, приложил к уху. Длинные протяжные гудки через несколько секунд сменились сонным женским голосом. — Буду через двадцать минут — раздевайся. *** Трейси приехала в офис прямиком из полицейского участка. Изматывающие допросы длились уже два дня, в какой-то момент ей даже показалось, что скоро придется требовать адвоката. Адвокату нужен адвокат — такой вот парадокс. Смерть Меган Палмер выбила ее из колеи, Трейси чувствовала себя уставшей и от этого нервной и злой. При других обстоятельствах она вряд ли бросила бы в лицо капитана полиции обвинение в бездействии: ее они мариновали по несколько часов в день, когда надо искать убийцу! Вчера она столкнулась с Дональдом Палмером: он не заламывал рук и не рыдал из-за смерти жены — ведь они так и не успели развестись, — но выглядел подавленным. Брендона с ним не было, значит, адвокат ему не требовался. Одна из отрабатываемых версий — ограбление, больше Трейси было неизвестно. Она бросила на стоявший в углу узкий диванчик сумку и устало обняла высокую спинку кожаного кресла. Хотелось ни о чем не думать, забыть всё, что случилось с ней за последние трое суток, взять передышку хоть на несколько минут, но и этого ей позволено не было. Телефонная трель разбавила монотонное тихое жужжание включенного компьютера, заставляя Трейси тяжело вздохнуть. — На второй линии мистер Стеклер, — прозвучало в трубке. — Скажи, что меня нет. — Говорить с Брендоном сейчас хотелось в последнюю очередь. — Я уже сказала, что ты вернулась, — осторожно ответила Сидни. — Значит, скажи, что я опять ушла! — вспылила Трейси. — Придумай что-нибудь. Она бросила трубку, но не успела даже присесть, как в сумке зазвонил мобильник. «Брендон» высветилось на экране. Она не стала отвечать, просто перевернула телефон, а когда мелодия резко оборвалась, вообще выключила. — Можно? — после тихого стука в двери появилась русая голова секретаря. Трейси флегматично махнула рукой, приглашая войти. — Ты как? — устроившись напротив, сочувственно спросила Сидни и обеспокоенно покачала головой: темные тени, залегшие вокруг глаз подруги, внушали тревогу. - Плохо, — честно призналась Трейси. Они обе — женщины, и хорохориться не было необходимости. Перед коллегами-мужчинами — да. Даже в самом современном и толерантном обществе женщина в первую очередь ассоциируется с излишней эмоциональностью, плаксивостью и слабостью. В их профессии — это непростительные качества, и если хоть одно из них продемонстрировать на публике, этого никогда не простят и не забудут. — Давай сходим вечером в бар: выпьем, поплачем, — предложила Сидни, снимая очки и протирая их краем белой хлопковой рубашки. — Я с Кеном рассталась. Трейси невесело хмыкнула. Их обоих бросили мужчины, а у нее еще и клиента убили, напиться и разрыдаться — хорошая идея. Она искоса посмотрела на телефон, — возможно, ее еще не совсем бросили… — Брендон, это очень влиятельный человек, и я хочу, чтобы ты помог ему. — Сложив руки в замок, Адам Стеклер серьезно посмотрел на сына. Они уже около часа обсуждали дело Тима Карни — нью-йоркского строительного магната, который попал в пренеприятную ситуацию в Аргентине. Ему необходим был высококлассный специалист, чтобы не просидеть в южноамериканской тюрьме следующие лет двадцать. Брендон не имел права представлять его интересы в суде, но мог выступать консультантом, работая в паре с местным защитником. Искать лазейки в законах и вытаскивать людей из тюрьмы он умел лучше многих. — Секунду, пап, — повременил с ответом Брендон, делая звонок. Он знал, что поедет, но уезжать вот так — без объяснений — не хотел. Если первые дни после ссоры он ждал действий со стороны Трейси, то после ночи с Наташей сам стремился прояснить ситуацию. Не то чтобы он чувствовал вину — это для него ничего не значило, — но поговорить им было необходимо. Только вот Трейси избегала его, и это злило. Она поступила подло по отношению к нему, но за неделю не предприняла не единой попытки объяснить свой поступок, как-то оправдаться. Они ведь не чужие друг другу люди, и дело даже не в сексе. Их объединяло гораздо большее, она дорога ему, дороже прочих женщин. Будь на ее месте любая другая, после первого же непринятого звонка он к чертям стер бы номер, но не в этом случае. Смерть Меган Палмер и его обескуражила, что уж говорить о Трейси, которая как бы ни пыталась доказать обратное, была ранимой и впечатлительной, проникалась чужими бедами и испытывала искреннюю симпатию к клиентам, если они того стоили, конечно. Сейчас он хотел поддержать ее, утешить, просто быть рядом. Брендон дважды к ней приезжал, но ни разу не застал, а телефон отвечал исключительно длинными гудками. Звонок прервался, и он набрал номер повторно, но телефон уже был выключен. Он надменно вздернул подбородок, бросая мобильник в карман пиджака. Он сделал достаточно, чтобы связаться с ней: переступил через гордость, задвинул подальше высокомерие, коим был щедро наделен природой, отбросил обиду, которая, признаться, была самым меньшим из этих трех составляющих, первым пошел на контакт, а Трейси носом воротит?! «Значит, тебе моя поддержка не нужна…» — раздраженно решил он. — Ну что же, детка, раз ты недоступна для меня, — тихо проговорил Брендон и уже громче обратился к отцу: — Я вылечу сегодня. *** Трейси, стоя у окна, задумчиво разглядывала деревья на другой стороне улицы. Весна полностью вступила в свои права, наполняя город сочными красками и вдыхая жизнь в уставшую за долгую зиму природу. Почки на деревьях набухли, лопаясь и расцветая глянцевыми молодыми листьями, солнце еще не грело, но светило ласково и приветливо, отражаясь яркими искрами в витринах магазинов. Люди начали скидывать тяжелую одежду и больше гулять, наслаждаясь ароматным весенним дыханием. Она тоже хотела вырваться из душной квартиры, чувствовала острую необходимость глотнуть звенящего, наполненного жизнью и свежестью воздуха и потеряться среди сотен людей. С отъезда Брендона прошла неделя. Злой ли это рок или же судьба — ей неизвестно, но они так и не встретились, ничего не решили и даже не попрощались. Тем вечером, неделю назад, они с Сидни завалились в бар, Трейси деликатно обрисовала ситуацию, и коллективным женским умом они вынесли вердикт: она поторопилась, сделав определенные выводы о Брендоне и его подруге детства. Может, между ними ничего и не было? Может, стоило позвать его и заставить себя выслушать? Может… Между ними всегда были одни «может», «если», «возможно». Разве на такой зыбкой почве можно построить что-то крепкое?.. Она взяла телефон и снова набрала его номер. - Недоступен! — Трейси бросила мобильник на диван, злясь на весь мир и в первую очередь на саму себя. Она каждый день звонила и каждый раз натыкалась на равнодушный голос автоответчика, а написать ему на почту или взять контакты у семьи, друзей не позволяла гордость. Где-то в глубине души Трейси надеялась, что Брендон сам свяжется с ней, избавит от неловкости, сделает вид, что ничего не произошло. Он умел так, а вот она нет. Ее сотни раз оскорбляли — такова работа: обращаться к адвокату — стресс, а в стрессовой ситуации многие ведут себя некорректно. И Трейси давно нарастила защитный панцирь, позволявший не придавать значения агрессивным выпадам и воспринимать всё исключительно как рабочий момент, а не личную обиду.