— Детройт? Я слышала, что это место кишит бандами. Думаю, у тебя не будет проблем с тем, чтобы в Бруклине чувствовать себя как дома. — Это не проблема вообще. — А как ты оказался в Бруклине? Он не успел ответить, потому что в этот момент Халлетт открыла дверь. Она была крупной женщиной с глазами, как у прокурора. — Привет Эрик. Заходи. — Ее взгляд остановился на мне. — Я могу тебе чем-нибудь помочь, Джулия? — Ну… Мисс Ховард хотела, чтобы я поговорила с вами. — Хорошо. Увидимся через несколько минут. — Она запустила Эрика в кабинет и закрыла дверь. Я вздохнула. Посмотрим, что она скажет, когда узнает почему я здесь. Глава 2 Кью Пока мы добирались на автобусе до дома, моя лучшая подруга Кью умоляла меня рассказать, как все было. Она уже знала о моем походе в кабинет директора и о том, что я была замечена за разговором с сексуальным парнем. Мы ездили на специальном автобусе, который останавливался прямо возле школы. Это было очень удобно. К тому же, все знали, что болтаться на автобусной остановке на Ностранд-авеню — не самая умная идея. Там всегда что-нибудь происходило, и мы не хотели иметь к этому никакого отношения. — Да ты должно быть шутишь. Что, правда, одну минуту? — Правда-правда. Одну минуту и тридцать секунд максимум. Я рассказала ей о том, что произошло, и она попросила в следующий раз не вступать в дискуссию, чтобы не расстраивать миссис Ховард. Вот и все. — Должно быть, она тебя любит. — Она любит нас, — улыбнулась я. — Потому что мы хорошие. Кью рассмеялась. Мы не были отличницами, но и от большинства остальных учеников тоже отличались. Мы затесались где-то между членами банд и ботаниками. В школе, где правили бандитские группировки, было сложно оставаться в стороне от них. Но мы с Кью заключили соглашение в седьмом классе, что не будем вступать ни в одну из них. И с тех пор придерживались его. В школе действовало несколько банд: «Настоящие сучки» и «Настоящие ниггас» (группировка «Бладс1»), «Руки вверх» («Бладс»), «Мафия 66» («Крипс2»), «Крипсы с Флэтбуша» («Крипс»). Мы знали, кто является нашим другом и внимательно следили за тем, что говорим. Если бы кто-то решил, что мы ненавидим банды, то нападение на нас — было бы всего лишь вопросом времени. У Кью была кофейного цвета кожа и широкий, подвижный рот, а также отличная фигура, изящная, но с грудью, которая привлекала бешеное внимание. Ее настоящее имя было Латиша Стэирс, но с годами оно трансформировалось в Королеву Латифу, Королеву и, наконец, просто в Кью. — Зайдешь? — Приглашать ее в гости было нашим ежедневным ритуалом. Если у нее не было занятий по танцам, она проводила у меня пару часов практически каждый день. Мне нравилась ее компания, а ей — возможность отдохнуть от матери и назойливых младших брата и сестры. Кью всегда нужно было возвращаться домой на ужин ровно в пять тридцать. Иначе ее ожидала бы лекция о том, что молодежь совсем не уважает своих родителей. Лекция постоянно была одинаковой, однако периодически в нее вносились небольшие отклонения и изменения, как например, «Ты бы видела, как та мамаша ударила своего ребенка в магазине — радуйся, что я не обращаюсь с тобой также» или «Ее дочь пропустила один ужин — и забеременела, а ведь ей еще нет четырнадцати. Ты слышала меня? Четырнадцати!» Да, вот такая была мама у Кью. Ее отец работал пожарным в городе, но с тех пор, как ее родители развелись, она видела его всего лишь пару раз в месяц. Мы вышли возле сорок четвертого дома на углу Ностранд и Флэтбуш и перебежали дорогу на красный свет к зданию напротив стройки, где располагалась моя квартира. В пасмурные дни оно выглядело серым и депрессивным, как ад. Сегодня, в лучах сентябрьского солнца, отражающегося от кирпичей, я практически гордилась тем, где живу. Большинству моих друзей были доступны куда более худшие условия. Я засунула руку в карман джинсов и достала ключ. Квартира Де Вино была довольно стильной: черный кожаный диван, кресло, овальный стеклянный столик, бежевый ковер и мультимедийная система, к которой папа купил плоский телевизор с диагональную пятьдесят дюймов пару месяцев назад. Возле окна стоял стол с компьютером. Папа посчитал, что мне нужны современные технологии, чтобы делать уроки; он не знал, что большую часть времени я проводила на Facebook и в You Tube. Как только Кью вошла в квартиру и нашла «Доритос», то сразу попросила меня рассказать ей о парне возле кабинета директора. — Его зовут Эрик. Он из Детройта. Это все, что мне известно. — Я предпочла не упоминать о том, что поначалу не была с ним вежливой. Кью считала, что я занимаюсь самоуничтожением в присутствии привлекательных парней. — Он второкурсник? — Не знаю. Но выглядит, скорее, как выпускник. — Что ж, тебе нужно найти способ пообщаться с ним еще раз. Может, он будет на танцах в пятницу. Я слышала, что он милашка, — поиграв бровями сказала она. — Ммм… — Не нужно на меня так смотреть. — Дай угадаю. Он не в твоем вкусе? — Совершенно верно. — Ты всегда так говоришь, Джулия. Расслабься. Не все парни такие, как Джо. Я пристально посмотрела на нее. Она знала, что не стоит упоминать его имя. Она знала, что это приведет меня в дурное расположение духа на весь оставшийся день. Единственное чего она не знала — это всей истории. — Прости Джулия. — Кью облизала с пальцев порошкообразный сыр. — Я просто говорю, что пора приложить усилия и найти парня. — Я не собираюсь не прилагать никаких усилий. — Хорошо. Значит, ты не собираешься не прилагать усилий в пятницу на танцах. — Может, так. А может быть, и нет. Кью, ухмыляясь, продолжила грызть «Доритос». Глава 3 Тони Де Вино, также известный, как мой отец Я была дочерью дьявола. Так однажды сказала моя итальянская бабушка и мне это понравилось. — У меня было три сына, — рассказывала она мне одним жарким летним вечером на крыльце своего дома в Астории, Квинс. — Один был поваром, другой таксистом, а третий — дьяволом. И не спрашивай который из них был твой отец. Я улыбалась своей самой свирепой улыбкой пока она внимательно смотрела на меня поверх очков для чтения. Кажется, она считала, что я пошла в отца. Но я также знала, что бабушка гордилась своим младшим сыном с тех пор, как он начал водить электропоезда в метрополитене. Тони Де Вино попадал в переделки с пеленок. Самой худшей стала женитьба на моей маме, Марисоль — дочери пуэрториканских иммигрантов. Я наслушалась достаточно бабушкиного ворчания, чтобы знать ее отношение к латиноамериканцам. Золотоискатели, карманники, магазинные воришки — все, без исключения. Мне всегда было больно за маму, потому что я понимала, как они, скорее всего, обращались с ней. С их стороны было глупо думать, что она вышла замуж за папу не по любви. Когда они поженились, он раскладывал продукты по полкам в продуктовом магазине. Даже самый тупой золотоискатель выбрал бы вариант получше. Если бы она хотела денег, то поощряла бы его стать торговцем наркотиками, а не машинистом электропоезда. Я оторвалась от еды и посмотрела на фотографию мамы на каминной полке. Она улыбалась мне с нее столько, сколько я себя помнила. Мама умерла в автомобильной аварии, когда мне было шесть и я знала ее только по фотографиям. Но я никогда не забывала, как она пахла. Иногда я неожиданно ловила ее запах — на улице, в торговом центре, дома. И вспоминала, каково это находиться в ее объятиях. Из задумчивости меня вырвал звук открывающейся двери. — Папа? — Привет, милая. — Отец принес пиццу. — Ты уже поела? А я взял «пепперони» у «Анджело»! — сказал он, посмотрев на измазанную сыром чашку на кофейном столике. Откуда мне было знать, что он собирался это сделать? Меня удивило уже то, что он пришел домой. Но я не высказала этих мыслей в слух, потому что папа все равно никогда бы не изменился. У этого мужчины, определенно, был синдром дефицита внимания. Большинство моих слов влетало в одно ухо и тут же вылетало в другое. — Снова макароны с сыром? — нахмурившись, произнес он. — У меня не было времени сходить в магазин. — Обычно я готовила себе что-нибудь нормальное. Кью говорила, что у меня выходит изумительное жаркое. — Но я все еще голодна, поэтому съем ломтик-другой пиццы. Конечно же, я уже объелась, но отец не слишком часто приходил домой с подобными сюрпризами. Мне нужно было убедить его, что это того стоило. Папа пошел переодеться. Я достала тарелки и открыла для него пиво. Он вернулся в старой футболке «Янкиз» и джинсах. Как-то отец сказал, что самое главное различие между работниками метрополитена было не в цвете их кожи и не в поле, а в том, за кого они болели — за «Метс3» или за «Янкиз». Лично я не увлекалась бейсболом, хотя у меня сохранились замечательные воспоминания о том, как в детстве мы с отцом ходили на матчи. Я до сих пор старалась держаться в курсе количества набранных очков на случай, если отец поинтересовался бы моим мнением по поводу игр. Мне хотелось, чтобы он думал, что я смотрела их даже в его отсутствие. Когда папа не работал, то тусовался с друзьями или своей девушкой Джиной, тридцатипятилетней секретаршей, которая работала в агентстве недвижимости. Она напоминала мне Полу Абдул — невысокая, стройная и милая настолько, что сводило зубы. Они встречались уже пять или шесть месяцев, но я видела ее всего несколько раз. Я знала, что это временные отношения, потому что папа никогда не задерживался с девушками надолго. А значит, не было причин для нашего с ней более близкого знакомства. Отец был похож на Бенисио дель Торо и, несмотря на пару лишних фунтов, нравился женщинам. Естественно, не стоит забывать и о божественном (по его собственному утверждению) итальянском шарме. — Я собираюсь в пятницу на танцы в Саут Бэй, — сказала я. Отец обычно не запоминал таких вещей, но я все равно решила ему об этом сообщить. — Не забудь одеть бронежилет. Я закатила глаза. — Все не так плохо. — С каких это пор стрельба в раздевалке — это не так плохо? Ладно, соглашусь, несмотря на синдром дефицита внимания, отец все-таки кое-что помнит.