Но целью была не гора. Они шли к леднику. – На открытой местности долго оставаться нельзя, – нарушил молчание Игнат, подняв на лоб очки и внимательно осматриваясь через прищуренные веки. Снег слепил, даже несмотря на отсутствие солнца, и Змей почти уже потерял направление. Они остановились, чтобы перевести дух, – очень быстро наступала усталость – то ли от ледяного воздуха, то ли от тяжести многослойной одежды и снаряжения. – Мерзляки следят за створами, у них тут регулярные рейды. Хреново, если следы заметят, так что надо побыстрее на чистый лед выбираться. Побыстрее не получилось. Шагов через двести они снова выдохлись. К тому же стал нарастать ветер, поднялась пурга. Змей слышал, что такое бывает, но имел смутное представление о снежных вихрях, в которых полностью теряешь ориентацию. А ведь был день – что же будет, когда стемнеет? Это был хороший вопрос для человека, привыкшего к круглосуточному освещению в подземных секторах. И фонари, которые они несли с собой, в новых обстоятельствах мало что решали. – Черт… – Змей закашлялся, хрипя и отплевываясь. – Мы здесь сдохнем на хрен! – Сюда! – позвал связной. Сейчас был виден лишь его смутный силуэт. Голос почти потонул в свисте ветра. Скользя и падая на покрытом слоем снега льду, Змей добрался до спутника. Тот похлопал по какой-то кособокой снежной стене. Змей не сразу понял, что это борт вмерзшего в поверхность бронетранспортера. Боковой люк у него был распахнут, вход внутрь почти засыпан, оставив лишь тесный лаз. – Давай внутрь! – почти приказал Игнат. На этот раз Змей не стал привередничать с распределением ролей в маленькой группе. Приказал и приказал, черт с ним. Пригнувшись и упав на четвереньки, отчаянно скользя, он влез-таки в эту снежно-железную нору. Бесцеремонно подталкивая его, Игнат полез следом. – От радиации не сдохнем? – Голос Змея звучал глухо и как-то ватно в тесной железной коробке. – Фонит немного, но в пределах нормы, – бросив взгляд на экранчик радиометра, отозвался Игнат. Внутри было люто морозно, снежно и темно. Единственным плюсом было отсутствие ветра, продолжавшего завывать снаружи. Тут Змей отдал должное опыту спутника: тот быстро организовал пригодную для отдыха стоянку. Распаковал рюкзак, бросил Змею плотный резиновый квадрат – специальный «поджопник», он же теплоизолирующая «пенка», на которой можно было сидеть прямо на снегу, не рискуя окончательно отморозить «носимое имущество». Вскрыл армейский паек, полученный Змеем от Шайтана в счет организации экспедиции. Шайтан, разумеется, не знал, что Змей отправляется не один, и пайков получил всего пару штук – «туда» и «назад». И без того эти древние контейнеры с давно мумифицировавшейся снедью были на вес золота. Во всяком случае, Игнат лишь языком прищелкнул: – Кучеряво живете, бандиты. Вот, значит, куда армейское имущество со складов исчезло. – А вам такие разве не выдают? – равнодушно спросил Змей, наблюдая за действиями связного. Тот как раз сооружал крохотную горелку из таблеток «сухого спирта». – Откуда, – проворчал Игнат. – Склады разворовали еще при Первом голоде. Кое-кто из начальства неплохо тогда поднялся. Правда, многих и к стенке поставили. – Коррупция, – с удовольствием произнес Змей. – Любимое развлечение власти. Да и неприкасаемых – тоже. Правда, в последнее время с вашими стало сложнее договариваться. Но это не мое дело – посредник в эти сферы уже не вхож. Другое дело – ты. Как ты только можешь служить Директории, зная, что у власти такие подонки? Игнат ответил таким взглядом, что Змей пожалел о затронутой теме. Однако парень не промолчал, заметив: – Я не начальству служу. Людям. Если бы не армейский спецназ, да и блюстители тоже, Карфаген давно утонул бы в собственной крови. Вы, неприкасаемые, сначала терзали бы умирающих от голода людей, а потом разъяренные люди разорвали бы вас на части. В результате сдохли бы все, и мерзляки на поверхности станцевали бы на наших замерзших костях свой победный танец. – Это теория, – усмехнулся Змей. – А практика в том, что у меня свобода и полные карманы фрамов. А тебе даже полагающийся паек зажали. Игнат сжал зубы, собираясь что-то ответить, но лицо его вдруг смягчилось, он усмехнулся, глядя в глаза Змея: – Да я тебя уже раскусил, приятель. Это же твой метод: вывести из себя собеседника, поймать на слабине и дальше уже манипулировать им как тебе вздумается. Может, это работает при разборках неприкасаемых, но у меня не прокатит. Змей молча пожал плечами, Игнат же продолжил: – Я же вижу, как тебе страшно. Не спорь – ты крутой мужик, спору нет. Но ты выпал из привычной среды и теперь пытаешься самоутвердиться. В учебке нам объясняли, как поступать в такой ситуации: смотри на самого приспособленного и делай, как он. Вот и ты делай, как я. А как дойдет до переговоров с бандюками – тут уж я отойду в сторону. Змей хотел ответить, что он думает про эту самую учебку, отцов-командиров и прочее солдафонское дерьмо, но решил: это ниже его достоинства. Если паренек хочет поиграть в супермена – флаг ему в руки и первую встречную пулю. Пока же хотелось лишь одного: согреться. Он протягивал руки к крохотному огоньку, на котором разогревалась плоская банка тушенки из комплекта пайка. По съедобности она теперь вряд ли отличалась от размороженного из вечной мерзлоты мяса мамонта, но выбирать не приходилось. Игнат тем временем покопался в собственном вещмешке, откуда достал грубый пластиковый сверток. На немой вопрос Змея ответил: – А это наш сухпаек. Производство вооруженных сил Директории. Внутри оказалась приличная пачка сушеных лепешек, сушеное же мясо неизвестного происхождения и мешочек с плотными черными брикетами, которые и были целью Игната. Брикеты оказались какой-то разновидностью топлива и, зажженные от огня спиртовки, образовали крохотный, но куда более эффективный источник тепла. – Другое дело, – констатировал Игнат, протягивая руки к трепещущему дымному пламени. – Жить можно, – усмехнулся Змей. Немного согревшись, принялись есть, прикидывая дальнейшие действия. – Хрустальный город, – протянул посредник. – Я думал – это легенда. – Как же, легенда, – грея руки о жестяную кружку с кипятком, отозвался Игнат. В кружке плавали чаинки суррогатного чая. На вкус – мало похоже, однако бодрило. – Ты же видишь: жизнь на открытом пространстве невозможна. Нам еще повезло, что такая оттепель. А если «дыхание смерти придет»? – Что еще за дрянь? – поморщился Змей – Нисходящие потоки воздуха, с гор, – Игнат с наслаждением хлебнул горячего варева. – Говорят, человек, попавший в такой поток, застывает как ледяная статуя. – Да, слышал. Вот срань… – Так точно, срань редкостная. Сам я не видел, но знал ребят, которые пошли в рейд и не успели вернуться. Поток идет быстро, засечь приближение можно, но потом три минуты, чтобы найти укрытие. А не каждая нора спасет от «дыхания смерти». Наш БТР, к примеру, замерзнет мгновенно. – Чую, пора валить отсюда. – Вот именно. Потому на открытом пространстве не живут. Когда говорят про мерзляков с поверхности, имеют в виду именно Хрустальный город. – И что про него известно? – Практически ничего. Разведка несколько раз брала пленных, но ни один не дожил до допроса. – Небось пытали их, сволочи? – Даже не приступали. Они умеют «выключаться». Просто останавливают дыхание – и умирают. Совершенно непреклонный и бескомпромиссный народ. И самое неприятное – население там растет. Есть мнение, что через какое-то время они нападут первыми. – Кто? Эти мерзавцы? – Мерзляки. – Ну да, мерзляки. А что у них есть против Карфагена? У нас – мощно укрепленная крепость в толще скалы, у них – один сплошной лед. – У нас – только то, что мы сохранили под землей с момента Катастрофы, да еще что клепаем на поземных заводах с горем пополам. – А у них? – А у них – все. В смысле вообще все, что осталось на поверхности. А осталось тут много чего, поверь мне. Змей с треском оторвал зубами кусок сушеного мяса от задеревеневшего бруска из запасов Игната, задумчиво пожевал. Произнес: – Чего-то я расхотел лезть в этот Хрустальный город. А другого пути нет? * * * Вопрос был риторический. Другого пути на схеме Шайтана не было. И сейчас они крались по скользкому склону в сторону ледника. Вблизи ледяная махина казалась еще грандиознее и стало видно, как оголившийся лед под обвалившимися серыми кусками отливает густой синевой. Это было бы потрясающе красиво, если бы не было так жутко. Ледник был сравнительно молодой, поглотивший собой реку Баксан, когда-то протекавшую по дну ущелья. По словам Игната, этот ледяной «язык» обладал особой, не свойственной другим ледяным рекам, прочностью. Непонятно, с чем это было связано – возможно, с измененными свойствами воды после ядерных ударов и регулярными волнами космического холода. Так или иначе, твердость, сравнимая с бетоном, позволила мерзлякам бурить в нем туннели, не боясь, что все начнет смещаться и рушиться. Это было идеальное укрытие, сравнимое разве что с шахтами в горных массивах, из которых вырос сам Карфаген. Получалось, что при всей своей ненависти к счастливчикам, занявшим лучшие места в подземелье, эти ребята стали делать то же самое, только на поверхности. Если можно считать поверхностью запутанные лабиринты в кристально чистом и прочном льду. Собственно, эту систему камер, туннелей и всего, что их заполняло, и стали называть Хрустальным городом. Как и у Карфагена, у Хрустального города должен иметься главный, хорошо укрепленный вход. Возможно, таких входов было даже несколько. Но, естественно, пришельцы из враждебного мира не могли явиться сюда открыто. Поэтому существовали тайные ходы, известные узким и, как водится, криминальным кругам. Забавно – несмотря на то что официальным властям так и не удалось договориться хотя бы о перемирии, аутсайдеры обоих миров давно и успешно, мало-помалу налаживали контакты. Это не означало взаимных симпатий, но означало вполне конкретные интересы. Как минимум Хрустальный город выполнял транзитную функцию: иначе было просто не попасть в Нейтрино, как назывался когда-то научный поселок вверх по течению замерзшей реки, рядом с подземным обиталищем шаманов. Путь вне ледяных туннелей был смертельно опасен, некоторые же считали, что невозможен в принципе. Начинало темнеть, а значит, холодать, и следовало во что бы то ни стало попасть внутрь Хрустального города, под защиту ледника. Пока Змей сверялся со схемой, показанной Шайтаном и которую пришлось восстанавливать по памяти, Игнат беспокойно озирался. – Что-то не нравится мне это затишье, – сообщил связной. – Если верить инструкциям, так приходит «дыхание смерти». – Не каркай, – огрызнулся Змей, водя пальцем по мятой бумажке. – Дай ориентиры увидеть… Черт, как они вообще тут ориентируются? Легкий ветерок осторожно коснулся щеки – ее как кислотой обожгло. Змей настороженно поглядел на Игната. – Чувствуешь? – напряженно проговорил он. – Это оно! Сжав зубы, Змей всматривался в белесый пейзаж, где не было ничего похоже на обозначенную Шайтаном природную пирамиду из обвалившихся камней – это был главный ориентир трещины, в которой прятался тайный лаз контрабандистов. Взгляд с непривычки отказывался цепляться хоть за что-то в этом чуждом пространстве. В воздухе послышался тревожный свист. Он нарастал, усиливался, переходя в гул. Самое неприятное, что ветра при этом не было. Но не было и сомнений – источник звука приближается. – Все, хватит таращиться! – крикнул Игнат. – Бегом к машинам – попробуем хоть там укрыться! Даже неискушенный в местной природе Змей понимал: укрыться в ледяном металле от зловещей волны холода не удастся. В отчаянии он снова взглянул в карту, крутанулся вокруг собственной оси. И увидел. Он просто не туда смотрел – слишком условной была карта, воссозданная по памяти. И пирамида оказалась совсем не такой, как он себе представлял, – просто горка каменных обломков, почти скрытая снежными наносами. – Туда! – заорал Змей, указывая в расщелину слева от пирамиды. – Там должна быть трещина! Не тратя времени на обсуждение, рванули со спринтерской скоростью в надежде обогнать ледяную смерть. Гул тем временем нарастал. И когда они уже кубарем катились в незаметную до того расщелину, и без того сумеречное небо налилось свинцом, задрожала земля, и перед глазами изумленного посредника все еще остававшиеся чистыми камни стали на глазах покрываться густым инеем. Он рефлекторно задержал дыхание, одновременно ища взглядом дверь. Шаман так и сказал: «дверь в стене». Змей не стал тогда спрашивать, в какой именно стене – ведь, по логике вещей, стена в леднике должна быть изо льда, но здесь был сплошной камень. Рядом, задыхаясь, корчился Игнат – он тоже не спешил сжигать себе легкие «дыханием смерти». Когда в глазах уже стало темнеть от недостатка воздуха, а лицо потеряло всякую чувствительность, сквозь мутные стекла заиндевевших очков Змей увидел его – массивный железный шестиугольник, утопленный в склон.