– Да что ж это такое творится? – взмолился Степан Иванович. – Ну полно, Максим, не дури! Убери от меня это проклятое острие, а то ведь, не ровен час, и вправду беда случится. – Не дергайтесь, так и не случится, – невозмутимо отвечал Максим. – Уразумели? Прекрасно. А теперь медленно поворачивайтесь и идите в коридор. Да не вздумайте поднять шум, а то, клянусь честью, продырявлю! – Господи, да что ж это… – запричитал Остолопов, но, почувствовав легкий укол в поясницу, благоразумно замолк и послушно двинулся к дверям. – Мари, – бросил Максим, – быстро одевайся, хватай мою одежду и найди веревку в шкафу. А потом – за нами, в кабинет Остолопа. – В кабинет? – насторожился Степан Иванович. – Зачем это, сынок? – За своим добром, папенька, – ласково пояснил Максим. – Ключ от сейфа, я надеюсь, у вас при себе? – От сей… – от сильнейшего волнения Остолопов не мог говорить. – Открывайте, – приказал Максим, войдя в кабинет. – Ну же, быстрей, что вы возитесь! Хорошо. А теперь мы отойдем в сторону и пропустим вперед Мари. В сейфе обнаружился увесистый мешочек с монетами. Не мешкая, Мари схватила его и опустила в карман плаща Максима. – Грабят! – протянул Остолопов. – Средь бела дня грабят, лиходеи! – Во-первых, сейчас вовсе не день, а ночь. А во-вторых, милый папенька, грабят – это когда чужое берут, – пояснил Максим. – А когда берут лишь свое, это не ограбление, а справедливое и законное действие. – Законное?! – возмущенно вскинулся Остолопов. – Ну, постой, стервец. Натравлю на тебя полицию, тогда поглядим… Он приглушенно ойкнул, почувствовав очередной укол шпаги. – Ах ты, старый мерзавец, – ласково упрекнул его Максим. – И как тебе только не совестно угрожать мне полицией? Ладно, хватит болтать. Мари, где веревка? Нужно хорошенько связать его, чтоб не поднял тревогу. – Неблагодарный сын! – проблеял Остолопов. – Да умолкни ты, наконец! – прикрикнул Максим. – Садись в кресло. В это, возле стола. Мари, привязывай его крепко! Так. А теперь поищи какую-нибудь тряпицу и заткни Остолопову рот. – Злодеи! – в последний раз проблеял Степан Иванович. – Все, – выдохнул Максим, убедившись, что отчим надежно привязан. – Теперь осталось одеться и заложить карету. Ну, папенька, прощайте! Счастливо оставаться. И смотрите, – он покачал перед носом Остолопова шпагой. – Не вздумайте бросаться в полицию, когда вас развяжут. Я еду в свой полк. Командир меня может защитить. А вот я вам тогда не спущу, – чмокнув отчима в лоб, он ушел. Вскоре удобная дорожная карета, запряженная четверкой лошадей, отъехала от особняка и покатила по набережной Фонтанки. – Ну-с, и куда мы теперь? – растерянно поинтересовалась Мари. – Мне придется бросить театр: когда хочешь, Остолопов упрячет меня в тюрьму! Максим ободряюще потрепал ее по макушке. – Забудь о театре, моя радость. Все равно, большого таланта у тебя нет, а получать роли через любовников можно не всегда. Лучше поезжай со мною в Москву и займись каким-нибудь выгодным дельцем. Скажем… – он задумался, – открой модную лавку! Вкус к нарядам у тебя имеется, а денег на обустройство я дам. – В любом случае, выбирать мне теперь не приходится, – со смехом отозвалась Мари. И устроившись на обитом бархатом сиденье, прислонилась к плечу Максима и задремала. Глава 1 Смоленская губерния, февраль 1817 года Свернувшись калачиком в кресле, Ольга Чижевская хмуро смотрела в окно. Сразу за домом начиналась просторная лужайка, обсаженная с двух сторон липовыми аллеями. За лужайкой виднелся замерзший пруд с покосившимся от времени розовым деревянным павильоном, а дальше тянулся парк – привычная, опостылевшая картина. Правда, летом парк выглядел чудесно. А также ранней осенью, поздней весной и в морозную зимнюю погоду. Но сейчас, как назло, стояла оттепель. Солнце уже неделю не показывалось из-за серых туч. Несносный ветер согнал с деревьев весь снег, обнажив темные стволы. Словом, день выдался унылым и мрачным. – Вот и моя жизнь такая, – грустно промолвила Ольга. – Безнадежно-тоскливый зимний день… – Что ты говоришь, милочка? – встрепенулась ее тетушка Анна Егоровна, задремавшая над рукодельем. – Тоскливый день? И, правда твоя, эта проклятая оттепель надоела! Все раскисло, боишься со двора выехать, чтобы где-нибудь не увязнуть. Сидим восьмой день взаперти: ни в картишки с соседями перекинуться, ни посплетничать. – Кушать подано, – объявил заглянувший в гостиную дворецкий. – Наконец-то! – обрадовалась Анна Егоровна. – А то я боялась, что наш гусь до вечера не стушится. Идем, Оленька, пока обед не простыл. – Да какая мне разница, – проворчала Ольга, неохотно поднимаясь с кресла. – И вообще, больно нужен мне ваш противный гусь! – Отчего же противный? – возразила Анна Егоровна. – Вовсе не противный, а вкусный. Между прочим, его прислал твой давний ухажер, Терентий Наумыч Бобров! Пропустив мимо ушей последнюю реплику, Ольга пошла в столовую. Там уже находился ее дядюшка Тихон Васильевич Киселев. Первая половина трапезы прошла в тишине, нарушаемой лишь звяканьем вилок о тарелки да похвалами Анны Егоровны в адрес замечательного гуся. И лишь за десертом тетушка решилась возобновить прерванный разговор. – Нет, что ни говори, а приятный человек наш Терентий Наумыч, – она выразительно глянула на племянницу. – Не жадный, но хозяйственный, домовитый. За таким, милочка моя, не пропадешь. И имение хорошее – четыреста душ. Ольга раздраженно вздохнула. – Вы опять начинаете, тетушка? Да сколько же можно повторять! Не пойду я за вашего Терентия. Не пой-ду! – А за Антона Кирилыча Мухина? – И за Мухина не пойду. – Но почему? Ладно, я согласна, Терентий Наумыч и впрямь не совсем подходящая для тебя партия: необразован, грубоват, да и возраст… А вот Антон Кирилыч Мухин – самое то! Молод, собой недурен и такой смирный, почтительный, – Анна Егоровна издала мечтательный вздох. – Вот уж про кого сказано: мухи не обидит. – Да ведь на то он и Мухин, чтоб мух не обижать, – усмехнулась Ольга. И еще решительней повторила: – Нет, тетушка, как хотите, а за Мухина я не пойду. Ну, сами посудите: зачем мне супруг, которого я даже уважать не смогу? – Да, помилуй, отчего ж его нельзя уважать? – Оттого что он – подкаблучник! Анна Егоровна недоуменно пожала плечами. – Но ведь это славно! Будешь им помыкать, как захочется. – Да на что он мне сдался, чтоб им помыкать? Вот велика радость! – А то будто нет! – сердито воскликнула тетушка. – Ладно, Бог с тобой. Не хочешь Мухина, выходи за Валобуева. – Еще лучше! Такой же подкаблучник да вдобавок и любитель выпить. – Зато образован больше других. А, Тихон Василич? – Анна Егоровна посмотрела на мужа, ища поддержки. – Ну скажи, ведь правда, что Валобуев – умный человек? Тихон Васильевич откашлялся. – Да уж, – пробормотал он. – Валобуев – малый не дурак. Но и дурак не малый… – Да сам ты дурак! – рассердилась Анна Егоровна. – Племяннице двадцать второй год, а он сидит и не чешется. Что смеешься? – обернулась она к Ольге. – Вот останешься в девках, тогда не до смеха будет. Я ночей не сплю, все думаю, как тебя пристроить, а ты… Неблагодарная! – Не сердитесь, тетушка, – примирительно сказала Ольга. – Я очень признательна вам за заботу, поверьте. Да только, что ж я могу поделать, если во всей округе нет ни одного приличного жениха? – Да как же ни одного, когда целых три! А раньше было еще больше. Вот только, пока ты привередничала, твои подружки всех их расхватали. И этих подхватят, поверь! А ты, милочка моя, опять останешься с носом. Бросив на племянницу красноречивый взгляд, Анна Егоровна вышла. – Ничего, Оленька, не печалься, – утешительно промолвил Тихон Васильевич. – Встретишь ты еще своего принца. – Принца? – усмехнулась девушка. – Где? В этой глуши? Нет, в нашем захолустье принцы не водятся. Здесь обитают лишь Мухины, Бобровы да Валобуевы. А принца… принца нужно искать в других краях. Вскочив со стула, Ольга в волнении заходила по комнате. – Боже мой, дядюшка, – проговорила она с нервным смешком. – Да разве… разве о такой жизни я когда-то мечтала? Разве думала я, что проведу свои лучшие годы в глуши? И что мне придется выбирать мужа среди трех деревенских олухов! – Да уж, – протянул Тихон Васильевич. – Перспектива малоприятная. – А кто, кто во всем виноват? – продолжала Ольга, все более распаляясь. – Он – этот ненавистный Бонапарт! Это он спалил мое именье и сделал меня бесприданницей. И вот, вместо того чтобы блистать на столичных балах, я провожу вечера в обществе наших скучных соседей. Ужасно! Чудовищно! Нес… Она не договорила, потому что в комнату влетела Анна Егоровна. – Ну, Оленька, хватит бездельничать, принимай гостей, – торжественно объявила она. – Подружка твоя к нам пожаловала, Зинка Лопухина! – Боже! – заметалась Ольга. – Вот уж не ждала! Где она сейчас? – Пошла в гостевую спальню, чтобы привести себя в порядок с дороги, – иронично изрекла Анна Егоровна. – Не иначе, задумала поразить нас, провинциалов, какой-нибудь новомодной причудой. – А я – в таком ужасном допотопном платье! – воскликнула Ольга. – Но какая разница? Все равно, за богатой петербургской графиней мне не угнаться.