Которому очень хотелось стать своим. Тем не менее, когда ребята ушли, Шумахер скомкал салфетку и угрюмо бросил: – Ты рано их отпустил. – Продолжив давить, мы бы всё испортили, – хладнокровно ответил Бочка. – Откуда ты знаешь? – Наблюдал за девчонкой. – Ты как чёртов Шерлок Холмс! – Я как чёртов здравомыслящий парень, у которого нигде не свербит и он способен мыслить здраво, – с прежним хладнокровием произнёс Бочка. – У кого свербит? – У тебя. – С чего ты взял? – С того, что ты на Свету запал, вот и прыгаешь вокруг неё, как ошалевшая горилла. Бочка ждал, что друг начнёт отнекиваться, но Шумахер неожиданно замолчал, вновь потаращился на улицу, словно ожидая, что по ней проедет знакомый, а потом спросил: – Заметно? – Мне – да. А Ляпа, похоже, ни черта не видит. Шумахер побарабанил пальцами по столешнице и усмехнулся: – Ляпа хочет в нашу компанию, думает, мы ему в жизни поможем. – Я понимаю. – А Света классная… Стройная русоволосая красавица с высокой грудью и ямочками на щеках. Юная, но уже сформировавшаяся, с большими лучистыми глазами и бархатным голосом. И видно, что чистая, воспитанная в строгости, что заводило парня ещё больше. – Даже странно, что она такому кретину досталась. – Шумахер выдержал многозначительную паузу. – Пока досталась. Девчонка его волновала. Бочка хорошо понимал состояние друга, видел, что он не отступит, и предложил: – Трахни её на стороне. Закружи голову деньгами, подари что-нибудь… ну, не мне тебя учить. Зачем в зал вести? – Не даётся. – А в зале дастся? – А куда ей деваться? – Только никакого насилия, – предупредил Бочка. – Я серьёзно. – За кого ты меня принимаешь? – Шумахер округлил глаза. – Ты не хуже меня знаешь, что ни один гость не остался равнодушным. Всех затягивает. Что верно, то верно. Шабаш, который Шумахер назвал «косплеем», возбуждал неимоверно и устоять перед водоворотом страстей ещё никому не удалось. Свою роль играли и раскованная обстановка, и раскованные участники, и лёгкий наркотик, помогающий преодолеть внутренние запреты. – А Ляпа? – А что Ляпа? – Он же наверняка догадывается, что там будет. – Ляпе хочется быть с нами и ещё ему хочется новых ощущений, – хохотнул Шумахер. – Кристина рассказала, что он её лапал на концерте и номер телефона попросил. – Дала? – поинтересовался Бочка. – Телефон – да. Сказала, что всё остальное – дело времени. Кристина, что ни говори, девушка эффектная: яркая, энергичная, умелая, задорная… Она не только производила на мужчин сильное впечатление – она этому впечатлению полностью соответствовала. Но Бочка прекрасно понимал разницу между ней и Светой, поэтому вздохнул: – Дурак он. – Дурак, – не стал отрицать довольный происходящим Шумахер. – Но, когда такая девчонка, как Кристина, согласна на тебя запрыгнуть – тут у кого угодно мозг отключится. И в этом тоже была правда. Бочка мысленно согласился с другом и тут же перешёл к действительно волнующей его теме: – Я бы не стал рисковать с новенькими, после последней поездки на кладбище. – А что не так с кладбищем? – не понял Шумахер. – Дед наверняка в полицию заявление подал. – Ну, подал, и что? К тебе кто-то приходил? – Нет. – И ко мне нет. Дед старый, видел нас в темноте, опознать не сможет. Камер там не было, телефоны мы выключили, «симки» вытащили, так что о кладбище забудь. Нехитрым мерам предосторожности Бочку и Шумахера научил Каин. Велел строго их соблюдать и никогда не забывать, и друзья, понимая их важность, не забывали. И про телефоны девушек не забыли. Другими словами, со всех сторон подстраховались. – Не было никакого кладбища, – закончил Шумахер. – И нас там не было. Поскольку предпоследний аргумент – необходимость затаиться после избиения сторожа – не сработал, Бочка, поколебавшись, выложил на стол главный и последний козырь: – Давай дождёмся Каина? – Он сказал, что явится не раньше понедельника, – ответил Шумахер. – Не хочу ждать. Потому что лидеру, возможно, не понравится предложение привести в зал новых людей. Точнее, ему наверняка не понравится причина, по которой Шумахер хочет их привести, и он предложит подождать, чтобы самому убедиться в надёжности новичков. Шумахер же ждать не хотел. – Вдруг Каин разозлится? – Почему он должен разозлиться? – Потому что мы приведём ребят без разрешения. – Уверен, Каин будет рад новым адептам, которых мы как следует подготовим к его появлению. – А если разозлится? Бочка чётко дал понять, что считает вопрос важным – а он действительно был таким! – и не согласится с предложением друга, пока они его не обсудят. Шумахер это понял, но сглупил, задав совершенно неуместный вопрос: – Боишься Каина? И тут же о нём пожалел, услышав абсолютно уместный и логичный ответ: – А ты нет? Коротко выругался и насупился. Они оба понимали, что Бочка прав, однако признавать это Шумахеру было неприятно. Потому что он давно сказал себе, что не боится ничего на свете. Прыгал с самых высоких «тарзанок», без раздумий лез в драку с явно превосходящими соперниками и кличку свою – Шумахер – заработал, доказывая себе и друзьям, что не боится сумасшедших скоростей, что на машине, что на мотоцикле. Привык жить без страха, но Каин… Каин стал первым человеком за много-много лет, в присутствии которого у Шумахера иногда подгибались ноги. – Я тебе не рассказывал, да? – медленно произнёс он, вертя в руке маленькую ложку. – Не рассказывал о том, как всё началось? – Я не спрашивал, – ответил Бочка. – Думал, не моё дело. И вдруг сообразил, что Каин с пугающей простотой вошёл в их жизнь – Шумахер привёл его на встречу, сказал: «Мой хороший друг», и с тех пор завертелось. Ведь Шумахеру Бочка доверял со школы. – Ты тогда с отцом в Шанхае был, а я тут зависал в одиночестве. В целом, как обычно шло, но в один из вечеров застрял в «Либре». Просто подбухивал тихонько, настроение такое было – одному побыть, никого не хотел видеть. Там он ко мне и подсел. Слово за слово, разговорились, ты сам знаешь, как он умеет говорить. Я заинтересовался. Потом в другой бар перешли… – Шумахер помолчал. – А потом оказались на кладбище. Не спрашивай как – не помню. Помню только, что стою среди могил, а Каин говорит: «Ну, раз ты не веришь, то я покажу». Руки в стороны разводит, голову задирает и замирает так. Я стою, глазами хлопаю, пытаюсь понять, о чём мы говорили, чему я не верю, и вдруг чувствую – чернота из могил к нему ползёт. Не ко мне – к нему. – Ещё одна пауза. – Если бы ко мне – точно бы помер от страха. А Каин ничего, улыбается, на меня не смотрит, но спрашивает: «Видишь?» Я сначала кивнул, потом понял, что он вверх смотрит, и говорю: «Да». Он смеяться начал. «Подойди», говорит. Я подошёл. Он меня за руку взял, и мы… Мы вверх полетели.