– Я уверял себя, что это было сказано в бреду, потому что тогда, перед самой смертью, Рина не всегда сохраняла ясность рассудка… может, поэтому и сказала… Во время нашей последней встречи… Рина сказала, что на мысу они принесли жертву. – Человека? – Да. – Пауза. – Скорее всего, это была девушка, потому что Рина сказала: «Эта сучка не помогла». Именно так: «эта сучка не помогла». Именно так… Представляете? Меня до сих пор трясёт, когда я об этом вспоминаю. Григорию было очень грустно от того, что девушка, которую он любил, назвала жертву сучкой. А может, не грустно – противно. Отняла жизнь – и наградила презрительным ругательством. – Она хоть сожалела? – очень тихо спросил Вербин. – Рина жалела только о том, что ничего не получилось, – глухо ответил Григорий. – Она очень хотела жить. Проклинала всех за то, что мы остаёмся, а она уходит. В ней было столько ненависти, что я… Я заставлял себя верить, что о жертве Рина сказала со зла. – Он наконец-то посмотрел Вербину в глаза: – Я должен был пойти в полицию? – У вас не было никаких доказательств. Только слова человека, сказанные в бреду, – твёрдо сказал Феликс. – Вам бы не поверили. – Но ведь вы кому-то поверили, – вздохнул Григорий. – Поверили без всяких доказательств и стали искать преступника. – Он помолчал. – Чтобы наказать. * * * Аркадий вновь пришёл, когда она спала. Спала крепко и сладко, как у неё давно не получалось. Спала очень спокойно и поэтому, почувствовав нежные прикосновения умелых мужских рук, Лера улыбнулась и прошептала: – Милый… Такой ненасытный. Но не пошевелилась, изображая спящую и медленно распаляясь от его ласк. Чувствуя, как возбуждение смешивается с нереальностью сна, создавая восхитительное ощущение пребывания в сладкой сказке. Охватившая девушку нега казалась тёплой ароматной водой, в которую она погрузилась, как в ванну. Только ещё лучше, потому что ванна была на двоих. Просыпаться не хотелось, но очень хотелось проснуться, чтобы реальность сказки стала сказочной реальностью. Ведь непонятно, что лучше: оставаться в восхитительно приятных грёзах или же почувствовать всю остроту реальных чувств? Хотелось быть и там, и там. Ведь и там, и там – невыносимая сладость… Лера потянулась. Звякнул проклятый «браслет». Глаза закрыты, но ей не нужно их открывать – она чувствует мужчину и предугадывает его движения. Шепчет: – Хочу тебя… Переворачивается и оказывается сверху. Аркадий не против и улыбается, лёжа на спине. Его руки мягко скользят по бёдрам девушки. Она наклоняется и целует его в губы. – Хочу тебя… Он громко дышит. Чувствуется – напряжён до предела, но сдерживается изо всех сил, не хочет торопиться. Он не трахает её, а получает изысканное наслаждение от близости. Но он напряжён, Лера это чувствует и умело подводит Аркадия к финалу. Лера молода, но большая мастерица, превосходно владеет своим телом и мышцами. Будучи сверху, она полностью контролирует происходящее, и в тот момент, когда Аркадий перестаёт сдерживаться, скатывается направо и вперёд, слетает с кровати, одновременно перехватывая цепочкой шею проклятого мучителя и, крича что-то невнятное, начинает с силой давить на неё. Всей силой рук. Всем своим весом. В стороны и вниз. Не видя, но чувствуя, как стальная цепочка впивается в кожу и сдавливает горло мужчины, полностью перекрывая доступ воздуха. Секунды экстаза, во время которых Аркадий стал полностью беззащитен, Лера использовала идеально – он пропустил удар, растерялся, а сейчас и вовсе запаниковал, не понимая, как справиться с удушьем. Она боялась, что Аркадий сообразит сделать обратный кувырок, скатится с кровати и так освободится, но он не додумался. Аркадий хрипит, стучит ногами по кровати, сжимает простынь руками, но не делает ничего правильного. И постепенно затихает. Но Лера продолжает сдавливать его горло, отсчитывая про себя секунды. Возможно, счёт идёт слишком быстро, зато до двух тысяч – так девушка решила. Она называет числа, глядя на душевую кабинку. Считает сначала молча, про себя, затем начинает произносить числа вслух; она заставляет себя не сбиваться и возвращается, если пропустила хоть одно число. Она не может позволить себе ошибиться. Ведь слишком многое поставлено на карту. И лишь произнеся: – Две тысячи! Лера ослабляет хватку, отползает от кровати и без сил падает на пол. Дрожит. От напряжения, эмоций и… страха. Дрожит и не спускает взгляд с раскинувшегося на кровати Аркадия. Боится, что он поднимется, покрутит головой, откашляется и скажет: – Не получилось. Боится, что он начнёт её избивать, но знает, что продолжит драться. До конца. Насмерть. Дрожит. Боится. Но Аркадий лежит недвижно. Грудь не вздымается. Дыхания не слышно. Не двигается. Лера встаёт, медленно подходит к похитителю и касается пальцем запястья. Пульса нет. Пробует нащупать на шее. Пульса нет. Лера улыбается. /// Лера открывает глаза и улыбается. «Какой чудесный сон!» Приятный во всех отношениях сон, обещающий великое счастье свободы. Он снился девушке трижды, и каждый раз обрастал новыми важными деталями. Причём детали были настолько точными, что Лере начинало казаться, что она не сон видит, а тренируется. Оттачивает движения, учится правильно дышать и до миллисекунды угадывать момент атаки. И у неё всё получается. И вот уже трижды девушка просыпалась в отличном настроении. И даже собачий корм не вызывал привычного отвращения. Лера сделала зарядку, приняла душ, съела горсть еды, сделала пару глотков воды и медленно прошлась по комнате. Сон не отпускал. Уже после первого раза он навсегда застрял в памяти и ощущениях, не позволяя думать ни о чём другом, и очень быстро превратился в постоянный фон. А сразу после пробуждения мысли о нём, а особенно – чувства, были невероятно яркими. Острыми. В первые мгновения Лере всегда казалось, что это уже случилось – и поэтому она улыбалась. Потом её охватывала лёгкая грусть, а потом – неуверенность. Сумеет ли она претворить задуманное в жизнь? Точнее – в смерть. Ведь одно дело – быть яростной и сильной во сне, и совсем другое – наяву. Сумеет ли? Лера села в кресло, сделала маленький глоток воды, несмотря на то, что воды теперь было вдоволь, бутылку она расходовала экономно, подняла левую руку и посмотрела на «браслет». Совершенно понятно, что какой бы девочкой она ни была: послушной, покорной, страстной, искренне любящей, особенной – она всё равно умрёт. Не в том смысле, что все мы однажды умрём, а умрёт очень скоро и, возможно, в этой комнате. И не нужно обольщаться: что бы Аркадий ни говорил, каким бы восхитительным любовником ни был, он привёз её сюда не для того, чтобы отпустить. Или убьёт, или будет держать в плену очень и очень долго, пока не встретит другую «особенную» женщину. Или его не переклинит. Или Лера попросту ему наскучит. И тогда – убьёт. Без сомнений. Лере была отвратительна мысль, что её убьёт Аркадий. Когда-то от осознания этого делалось страшно, но девушка постепенно заставила себя сменить страх на отвращение к будущему убийце. К своему будущему убийце. К человеку, который лишит её жизни. Если она ничего не сделает. Если позволит себя убить. Если окажется слабой. Вот почему к ней приходил сон – напоминал, что нужно быть смелой, решительной, опасной. Напоминал, что жизнь – это дар, который нужно отстаивать. И если нет того, кто за неё вступится – нужно драться самой. Или умереть. * * * – Вы позволите называть вас Светой? – мягко спросила Дарья. Девушка вздрогнула, подумала, внимательно разглядывая следователя, после чего неуверенно спросила: – А я останусь с вами? Вопрос, мягко говоря, получился нестандартным. – Что вы имеете в виду? – удивлённо поинтересовалась Дарья. – Я устала ходить по кабинетам. – Света говорила неспешно, ровным, почти бесстрастным тоном, однако следователь видела, что девушка едва сдерживается. – Я не думала, что в нашей стране настолько сложно подать заявление в полицию. – Теперь вы добрались до нужного кабинета. – Дарья позволила себе чуть улыбнуться. – И поверьте, это произошло очень быстро. Но помыкаться девушке пришлось.