А они – так и не одни, их трое! Три подруги, и уже не один пуд соли вместе съели, переживали и размолвки, и примирения. У Вали же, похоже, таких подруг не было. Бедняга! А с молоденькой квартиранткой они, наверно, нашли общий язык. Так сам собой завязался разговор. Естественно, одной из главных обсуждаемых тем была смерть Оли, а если хозяйка меняла тему, гостьи ненавязчиво ее к ней возвращали. Но для Бурлакова ничего интересного ими услышано не было: так, садово-огородная тематика. Как прижились орех и айва, какими семенами и рассадой можно обменяться в перспективе, да какие вкусные у Вали баклажаны, не даст ли рецепт? Ничего интересного, пока речь не зашла о сережках. – Ой, – сказала Валя Зое, – какие у тебя сережки симпатичные! – Подарок покойного мужа! – похвасталась Зоя. – Он мне на дни рождения все сережки дарил. Почему-то любил сережки, а не брошки там или цепочки-кулоны. – Да уж, и вкус него был, – не без зависти вздохнула Люся. Ей никто не дарил ни сережек, ни цепочек. Когда жила с мужем и еще была у них любовь, на дорогие подарки просто не было средств, тем более на золотые украшения. А когда возможность появилась, кончилась любовь. После развода с предателем-мужем Люся так и прожила полжизни бобылкой, в трудах и заботах, нехватках-недостатках, и сережки у нее были одни-единственные, родителями подаренные на свадьбу. – А мой мне деньги даст и говорит: «Сама купи, что хочешь, что я в этих ваших берендюльках понимаю?» И правда, ничего не понимал! Я куплю сережки – думаю, ну похвалит, на комплимент, может, какой расщедрится. Леня, говорю – вот, твой подарок! А он: – Ну, и ладно. Носи себе на здоровье, – даже не взглянет толком. И вдруг она застыла с открытым ртом. – Ты чего, Валь? – Что случилось? – Сейчас вспомнила… Оля, буквально перед смертью, сережки купила. Красивые такие, с рубином! У нее были простенькие, родители на восемнадцатилетие подарили. А тут чуть не половину сбережений своих потратила! Крутилась перед зеркалом, пока я здесь, в кухне пирогами занималась. Выходные у нас совпали, такая редкость, хотели вечером пирогами побаловаться! Мурлыкала она себе что-то под нос, а потом говорит: – Лене должно понравиться! У меня тогда мысль мелькнула – при чем тут мой Леня? Да пирог подгорал, пока вытаскивала да новый ставила… Потом соседка заглянула… Я и забыла напрочь! Леня, значит… Наконец, пришла пора и попрощаться. В коридоре Зоя мучилась с незастегивающимся замком на ботинке. Новые ботинки она жалела надевать в этакую хлябь, а на старых давно уже надо было поменять замки – в самый неподходящий момент не застегнутся. И, похоже, час икс настал. – Да что ж ты мучишься, – посочувствовала Валя, – купи замки да поменяй! – Да будка у нас поблизости закрылась, мастер то ли место другое нашел, то ли прогорел… Много ли на нашем старье заработаешь! А отвезти куда-нибудь еще никак не соберусь. – Не надо никуда везти! У нас тут неподалеку мужик хорошо ремонтирует, и берет недорого. Только замки купи! Я тебя отведу. – Правда? А когда? Завтра можно, чего откладывать? – Завтра-то я работаю в день, и на ночь останусь, подменять… Потом поспать нужно… – А ты скажи адрес, что я тебя беспокоить буду! Найду поди, взрослая тетя. – Да найти несложно, на нашей же улице, двадцать четвертый номер дома. Светка, есть тут у нас одна беспутная бабенка, приняла мужика, да такой деловой оказался! Как он на эту шалаву позарился?! И во дворе порядок навел, и калитка теперь не на распашку, и тише стало, а то к ней кто только не шел! Прямо трактир устроила в доме. Мужик ее, похоже, не работает нигде, раз целыми днями дома, хоть и не совсем старый. Но без копейки не живут, обувку ремонтировать ему со всех сторон несут! Только они все больше под запором сидят, Светку разок побили ее гости, чего-то не поделили. Может, ее саму не поделили, вот она и остерегается. Ну или, может, и мужику самому этот шалман не по сердцу. Так что вы калитку толкните, у Светки собаки нет, а если будет на запоре – покричите. Звонок у нее сломан. Хотя, может, новый муж уже и звонок починить успел? – Что, давно живет? Уже столько трудовых подвигов совершил! Другому на пятилетку хватило бы. – Моему-то точно хватило бы, – вздохнула Валя. – Не энтузиаст был в работе, упокой его Бог. А этот-то? Нет, не так давно поселился. Бурлаков, провожая дам на задание, предупредил про любознательного и любвеобильного Блэка. – Если выскочит – ноги на ширину плеч и в землю до упора! Укусить не укусит, но с ног свалит, – напутствовал он. Едва Блэшка выметнулся из-за сараев, хозяйка оперативно гаркнула «фу, Блэк»! Пес с галопа перешел на медленную рысь, а приблизился вообще танцующим шагом. Изначальные бурные эмоции его утихли, только повилял хвостом, блюдя приличия. И где тут Бурлаков углядел тормоз? К Светкиной калитке был прибит старый ботинок с ощерившейся пастью. В средневековых городах мастеровые вывешивали над дверью сапоги, подковы, деревянные раскрашенные калачи, чтоб человек не мучился догадками, что производят в этой мастерской. У Светкиного сожителя с юмором все было в порядке. Надо полагать, ботинок специально разодрали до середины для наглядности: здесь чинят обувь эконом-класса, в любом состоянии, не робейте, заходите. Тем не менее, калитка была на запоре. Звонок, однако, работал, мужик и в самом деле не был лодырем или же имел на беспутную бабенку серьезные виды. Наверное, была она красоты неописуемой. Звонить пришлось несколько раз. Причем, не слишком высокий забор не скрывал окон, и подруги заметили, что в одном из окон штора шевелилась – их явно разглядывали. Непонятно, что хотели увидеть хозяева, над забором торчали только две женских головы: одна в вязаном берете, другая в суконном. Наконец, входная дверь открылась и выпустила из глубин домика хозяйку, в старенькой куртке-пуховике и «прощайках» на голых, не по сезону, стройных ногах. По цементированной дорожке к калитке не лебедь белая плыла – вихляла бедрами манекенщица из провинциального салона моды. Не слишком высокого пошиба, только-только осваивающая азы походки от бедра, и не слишком успешно. Причем, вихлялась Светка совершенно бескорыстно, всей публики было – две старые кошелки за калиткой. Видимо, спектакль был рассчитан на того, кто смотрел ей вслед из окна. Была она ничего себе бабенка, симпатичная, если бы не общая помятость. Конкретно, обращали на себя внимание нос и щеки, начинающие приобретать сизый цвет. Положение пока можно было, наверное, спасать макияжем: невнимательный глаз еще мог принять благоприобретенную сизоносость за врожденную, которая объяснялась бы близким расположением к кожному покрову сосудов. Но когда Светка заговорила (даже если бы дамы не были предупреждены Валентиной), все заблуждения рассеялись. Изо рта красотки заструилось такое амбре, что впору было кричать «закусить мне, закусить!» Причем, не надо было быть профессиональным дегустатором с нюхом от Бога, чтобы понять: Светка, однозначно являясь поклонницей Бахуса, никогда не предпочитала сок виноградной лозы. Ее вкусовые пристрастия не распространялись дальше паленой дешевой водки и даже, возможно, «фанфуриков». Голос ее тоже отстоял на весьма приличном расстоянии от трелей соловья, а гораздо ближе был к немелодичному «кар» родимой поволжской птички, которую местные так и называли – карга. Впрочем, низкие посаженные голоса в нынешние времена – принадлежность едва ли не половины представительниц прекрасного пола уже с юных лет. Отстаем мы от Запада в борьбе с курением, ох, отстаем! Выслушав лепет подруг, хозяйка сделала широкий приглашающий жест рукой: – Милости просим! Собак не держим – сами как собаки! Полагалось посмеяться. Шутка. Введя женщин в дом, хозяйка крикнула: – Витек! К тебе клиентки! В последнее время на Люсю имя «Витя» действовало как красная тряпка на быка. Она сделала стойку. Появившийся из другой комнаты мужик был в годах, много старше сожительницы. Когда-то и он, наверно, был интересным, из десятка не выкинешь: не слишком высокий, но крепкий. Теперь же лицо свидетельствовало о том, что он многократно вступал в схватку с жизнью, и если между ними выпадала ничья, то было это нечасто. А уж победителем ему бывать доводилось и того реже. Люся буквально ела его глазами. Он это почувствовал, спросил: – Мы что, знакомы? – Да вроде нет, но, может, встречались когда-нибудь случайно, на улице. В Артюховске же живем! – Я б такую симпатичную женщину запомнил, – разродился комплиментом мастер. Выражение его лица свидетельствовало как раз об обратном. Двусмысленный комплимент, учитывая разные возрастные категории и непрезентабельный вид Люси, не готовившейся никого поражать. Она, впрочем, никогда и никого поражать не стремилась даже смолоду. Начисто была лишена природой этой типично женской черты. Не зная, то ли поблагодарить за комплимент, то ли посмеяться как шутке, Люся кисло улыбнулась. Светка заржала. – Ты у меня смотри! – погрозила пальцем Витьку. …Вечером Люся докладывала по телефону Бурлакову о результатах своей разыскной деятельности. – Леня, говорите? – Бурлаков был крайне заинтригован. – И знаете, Вадим Сергеевич… не знаю даже, стоит ли говорить… – Ну-ну? – Может, просто совпадение… Но я недавно с Дуней Гороховой разговаривала, то есть с Евдокией Валерьяновной… Так тоже имя Леня мелькнуло. …Юля пошла на поправку. То ли общее горе сблизило мать и дочь, то ли в Юлькиной душе накопилось столько всего, что пришла пора выплеснуть и выговориться, а рядом неизменно была только мать. Юля рассказала, что, скорее всего, никакую операцию по смене пола Кира делать не собиралась. Юля видела ее однажды с незнакомым парнем, и понятно было, что это не просто случайный спутник. Когда спросила у Киры, та отмахнулась: – Не помню! Может, просто прицепился, шел рядом. А потом как-то Юля услышала разговор Киры по телефону, и, обращаясь к собеседнику, та называла его Леней. – А Стас? – осмелилась спросить мать, поскольку уже была немного в курсе дел. – Нет! Стас ей не нужен был, она ему просто голову морочила, не знаю, зачем. И со мной не ссорилась. Хотя теперь понятно, зачем: деньги ей бабушкины нужны были. – А зачем они ей теперь-то нужны были? – Ну, не знаю… Может, хотела перед парнем своим покрасоваться, шикарно выглядеть. Может, замуж за него собралась, а ему нищета такая не больно нужна. Мы в последнее время совсем не откровенничали. Кира другой стала: злой, вредной. – А что ж за парень? – Говорю же, не знаю. Один раз только, мы почти поссорились, и она крикнула: «Да забери ты себе этого коротышку. У него даже имя куцее – «Стас». Огрызок какой-то!