– Нет! Я это все в первый раз вижу. Я ничего не знаю! – Да прекращайте, Легостаев! Все вы знаете. На сундуках полно ваших отпечатков. У старинных зданий есть свойство – рождать в людских головах фантазии. Привидения, клады, легенды… Когда Легостаев впервые появился во дворе терема, он не стал исключением. Тем более, что по городу спокон веку бродила легенда про клад купца Тихановича. Это была фишка Артюховска. Городишко маленький, должны же у него быть какие-то достопримечательности, кроме деревянной архитектуры да воблы, которой в Волге почти уже и не осталось? В комнаты ему доступа не было, а вот просторный подвал, забитый, правда, до отказа всякой скопленной за век житейской рухлядью, поступил в его полное распоряжение. Тем более, был повод стены простучать – приказ директора, на предмет проверки прочности кладки. Сроками их не ограничивали – договор был на сдельную оплату, а не на почасовую. Когда очистили подход к стенам, Легостаев с энтузиазмом взялся за дело, а Гарик все посмеивался: – Таким, как мы с тобой, судьба подарков не посылает. Мы на хлебушко ручками должны зарабатывать. – А вдруг?.. Неужели тебе без разницы? – Я свой подарок от судьбы уже получил! – Это Лидку, что ли?! – Ее… Лиду! – Гарик щурился счастливо, как кот, объевшийся сметаной. Он часто выходил на перекуры, то есть просто отдохнуть, поскольку давно уже бросил курить. Потаскай-ка ящики по крутой лестнице! Это в подвал по одной вещичке десятилетиями сносили… Интеллигент, что вы хотите, да и образ жизни здоровье подкосил. Витек же всю жизнь ручками вкалывал, на воздухе, да и пил меньше. Основной рабочей силой в их тандеме был он, Легостаев. И, обстучав добросовестно и безрезультатно кирпичные стены, – отовсюду шел одинаковый глуховатый звук – до деревянной он добрался, когда Гарик вышел во двор на очередной перекур. По доскам стучи – не стучи, ничего не поймешь. Тем более, что доска толстая, пластина из лиственницы. А тайник, по логике, вполне мог быть там. Иначе с чего это среди трех кирпичных стен затесалась одна деревянная? Когда Гарик после очередного дежурства ушел домой поспать, Виктор сразу приступил к делу, чтобы Херсонский не помешал отдирать доски. Он уперто шел, как будто на чей-то зов. Тогда он думал – Бог ему помогает, и только теперь стало понятно, что черт его искушал. Он все успел до возвращения Гарика. И, матерясь, чертыхаясь, доску отодрать, а потом и еще одну, и слазить в образовавшуюся щель – обследовать нишу. Потом приладил доски на место, чтобы напарник ничего не заметил. Гарик был не любопытен, интеллигент, одно слово. Легостаев ему ничего не сказал. Он еще сам не знал, что лежит в обнаруженных двух сундуках, так чего раньше времени языком молоть? Он представлял, как вскроет эти сундуки, полные – чего? Драгоценностей, золотых монет, а то и слитков?.. Как подзовет вернувшегося бестолкового своего напарника и откинет крышки с сундуков, а там!.. И, не скрывая торжества, скажет «ну, а ты не верил!», и будет с чувством превосходства поглядывать на очумевшего Гарика. Еле пережил два бесконечно тянувшихся дня, когда Херсонский не дежурил, и они вдвоем работали полный рабочий день, без его уходов на отсып. Потом дождаться не мог его дежурства и того момента, когда уйдет домой – позавтракать и поспать пару-тройку часиков. Он ведь, блаженный, добросовестно бдил всю ночь, охраняя музейное добро, никому не нужное. Книжки читал во время дежурств. И вот момент настал, сундуки были вытащены из схрона, ветхие мешки разорваны, а крышки с мясом выдраны вместе с петлями. И у Витька не иначе как помутился разум. Мысли заметались: ну вот увидит это все Гарик, и тут же побежит звать своих теток и директора. А какое к этому они имеют отношение? Этот дом им достался по счастливой случайности, они его два года обживали, и ни одному не доперло поискать, как следует, пошуровать в доме. Где же и искать клады, как не в старинных купеческих зданиях, раз в Артюховске князья да графы сроду не водились? Так нет же, ждали прихода его, Виктора Легостаева! А теперь делиться с ними положенными процентами, а то и вообще ничего не получить? Получается, они с Гариком на пару клад нашли, но он-то, Витек, к этому дому никакого отношения не имеет! Легостаев был невеликим знатоком по части кладов и связанных с ним юридических тонкостей. Знал, что по старым советским законам полагалось нашедшему четверть стоимость, но как-то оно сейчас? И сколько это? И положено ли? Он затащил сундуки назад, приладил доски и решил обдумать ситуацию. Время на обдумывание еще имелось, хотя работа шла к завершению. Чем больше он размышлял, тем больше склонялся к мысли, что не стоит предавать широкой гласности свою находку. Золотых слитков сверху не наблюдалось, а то, что имелось, вполне можно постепенно распространить по скупкам да перекупщикам на рынках. Они чуть ли не за рукава хватают, в областном городе, конечно, не здесь. Тут он надеялся на помощь своего смышленого и продвинутого крестника. Сынок – дитя своего времени, в нынешней обстановке прекрасно разбирается, и компьютер у него имеется, может, дельное что-то присоветует. В конце концов, можно их с Ленькой домишки продать и уехать куда-нибудь, начать новую прекрасную жизнь. С чистого листа, так сказать. Ленька только и мечтает об этом. Но как вынести ящики из подвала и увезти их?! Он упустил время: Гарик, как конь, почуявший родное стойло, стремился поскорее с работой покончить, даже перекуры сократил. А тут и расчет подоспел. Другого выхода не было, как его посвятить. Виктор пришел в музей рано утром, к окончанию дежурства Гарика – тот уже собирался уходить. Завел песню про свою благодарность, показал бутылку беленькой, Херсонский, как и следовало ожидать, усмехнулся, покачал отрицательно головой. – Ну, тогда хоть чайку давай попьем, не обижай меня. – Чайку давай! Виктор вытащил кулек с шоколадными дорогими конфетами – Гарик был сладкоежкой, как все алкоголики, и бывшие, и настоящие. Вынул пару пирожных, вытащил термос с крепко заваренным чаем, почти чифирем, чтобы Гарик не сразу почувствовал за горечью заварки вкус спирта, добавленного в термос. О том, что Витек пьет экстракрепкий чай, почти заварку, Гарик знал, и почти черному его цвету не удивился. Но плеснул себе в чашку кипяченой водички из чайника, разбавляя. Впрочем, той мизерной дозы спирта, что попала в чашку, ему для начала, после крайне долгого воздержания, было вполне достаточно. Но и этим Легостаев не ограничился. Как опытный шпион, откуда что взялось, дома он подготовил из «коньячных» конфет другую «отраву». Одноразовым шприцем с толстой иголкой прямо через фантики он накачал каждую конфетку чистым спиртом. Гарик еще поржал, что крепость конфет скоро достигнет градуса водки и выведет их в разряд «детям до шестнадцати». Но тут же сунул в рот вторую, и глаза у него заблестели. Угощения хватило, чтобы Гарик «поплыл». Вскоре он заявил, что имеет право в кои-то веки расслабиться после работы. Хоть раз в жизни, тем более, на природе. Правда, он все порывался позвонить жене, но не мог найти телефон, который куда-то задевался. Легостаев знал, куда именно. Увы, в маршрутке к ним присоединился сосед по даче. Не то, чтобы ближний, но на даче все соседи, и дальние, и ближние. Он просто прилип, как репей, и невозможно было от него отделаться. Пригласил к себе, у него там и обогрев, и выпить-закусить найдется. Давно, мол, не сидел в приятной компании. Сидевший как на иголках Легостаев еле дождался момента, когда сосед – да, Зварыкин его фамилия, зовут Сергеем, – выйдет во двор перекурить да по малой надобности. Он хотел переговорить с Гариком, пока тот совсем не окосел и еще соображал. С пьяным разве можно решить такое серьезное дело? Но уже и окосевшего, уговорить Гарика оказалось совершенно невозможно. Он слушать не хотел никаких резонов. Разгорячившийся Легостаев сам не заметил как беседа их стала вестись на высоких тонах, а прервал ее только вернувшийся с улицы Зварыкин. Едва войдя в комнату, он буром попер на Гарика. Оказывается, у него давно был на него зуб – когда-то жена Сергея бегала к Гарику и даже хотела уйти к нему совсем. Легостаев как самый трезвый видел, что градус конфликта растет. Он все гадал, пора вмешаться или обождать, но тут все внезапно решилось само собой. Хозяин со всей дури, а дури там было немало, огрел гостя табуреткой по голове. Ветхая, прослужившая не одно десятилетие табуретка рассыпалась, но удара в висок оказалось достаточно. Гарик рухнул на пол. А потом Зварыкин еще и пригрозил Легостаеву, что с ним будет то же самое, если он не поможет утащить тело подальше от дома, в поле. – Вы и помогли? – Ну да… А там нашли колодец… Туда и сбросили… – А потом? – Потом, когда вернулись, Зварыкин сказал, что все слышал. Что, если бы он Херсонского не убил, тот бы меня выдал, и тогда не видать мне клада, как своих ушей. А так – проблема решена, его там никогда не найдут, а мы все поделим поровну. Типа, он свои пятьдесят процентов сполна отработал. Сказал, что так сильно его ненавидел… Что собаке – собачья смерть. – С чего же он тогда вас так зазывал к себе, если ненавидел? С какой целью? – Не знаю. Может быть, он с самого начала все планировал? Он же страшный человек, я это только потом понял. Я испугался. Он сказал, что и меня прибьет, если я вздумаю идти на попятный. Да и прибил бы, он ведь сидел уже по сто четырнадцатой, по-пьяни забил кого-то до смерти. Не сам, он шел за соучастие, поэтому ему не много и дали. – Чего ж он вас не прибил сразу, такой страшный человек? – А как бы он без меня добрался к сундукам? – Ну хорошо, допустим. Как вы собирались вывозить сундуки? – Я бы попытался устроиться сторожем на место Херсонского. Директор брал только людей знакомых, а меня-то он уже знал. Думаю, не отказал бы. Но потом Гарика нашли… – Как вы проникли в больницу? – Я? В больницу? Зачем? – Ну как зачем? Добивать Херсонского. – Да разве ж это я? Гарик же мой друг. Нет, я бы не смог! – Ой ли? В колодец бросить смог! – Там другое. Там я думал, он уже мертвый! – Тогда кто был в больнице? – Да Зварыкин же! Ему ведь вообще не проблема, он санитаром в травматологии работает, на первом этаже. А Гарик лежал на втором. У них там даже ключи общие, дежурные врачи и медсестры все время с этажа на этаж бегают – помогают друг другу, когда вызов к тяжелым, да к экстренным. – Зварыкин вам это все сам рассказал? – Ну да. Он как-то узнал, где меня искать. И потом несколько раз приходил. Проверял, наверное, не сбежал ли я. Обсуждал, как клад вывозить будем. – Ну и как же? – Ну я-то не мог, я в розыске. Зварыкин хотел сам устроиться сторожем. А если бы не вышло – подкатиться к музейной тетке. Гарик говорил, она одинокая. У старух сейчас мода – с молодыми жить. Бедная Зоя Васильевна! Не ведала, какие сети плелись вокруг нее. Может, и не стоит ее посвящать – поберечь пожилые нервы? …Зварыкин на очной ставке с Легостаевым сказал, хищно осклабившись: – Сдал, крыса? Ничего, попомнишь! Что ж, думаешь, я твоего поганца не потяну за собой? Даже не мечтай! И он свое получит, и ты тоже! Ходи теперь и оглядывайся. Я выйду, я вам еще раздам, всем сестрам – по серьгам! * * * Когда Легостаев обнаружил сундуки, он решил до времени не посвящать крестника в происходящее, и уж тем более – в историю с Гариком. Ну, а когда пришлось, так сказать, уйти в подполье, затаиться, то позвонил, предупредил, чтобы встреч пока не искал и сам не звонил.