Что тут у нас? Раньше я сюда лишь заглядывала. Чтобы, например, позвать Тоху похавать или разбудить по его же просьбе. Останавливаюсь в центре комнаты и не могу сдержать усмешку. В очередной раз чересчур резко бросается в глаза то, что территория будто бы чётко поделена на две зоны. Хаос и кавардак справа. Образцовый порядок слева. Нетрудно догадаться, что и кому принадлежит, правда? Постель Антона не заправлена. Одеяло в цветной ромбик свисает до самого пола. На подушке — горкой джинсы и свитера. Судя по раскрытому шкафу, Череп явно собирался впопыхах и не мог решить, какой шмот выбрать. Посередине кровати валяется большая игрушка-гусь, с которой он спит. Тут же лежит какой-то порнушный журнал с силиконовой красоткой на обложке и большая, квадратная коробка с шоколадными конфетами, а точнее с золотистыми фантиками от них. На полке у Патлатого царит такой же бедлам. Плюшевый заяц, диски с играми, карты-фэнтэзи с полуголыми девушками, деревянная модель самолёта, чупа-чупсы, пачка чипсов, жвачки. Все эти вещи фактически кричат о том, что здесь, в этой комнате, обитает мальчишка-подросток. И, хотя Антону уже за двадцать, мне тоже часто кажется, что в душе он и есть ребёнок. Добрый, весёлый, милый, улыбчивый и совершенно бесшабашный. Полная противоположность соседа по комнате… Перевожу взгляд на идеально заправленную постель Дымницкого. Чёрное бельё выглядит так, как будто на нём и не спят вовсе. Капец, ни складочки. У меня в жизни вот так не получится всё заправить. Обязательно где-нибудь что-то загнётся. Шагаю к тумбочке, на которой стоит ночник. Нехорошо лазить в чужих вещах, но любопытство… не помню что-то там. Короче, думаю, заглянуть осторожненько можно. Чтобы узнать объект поближе. Выдвигаю первый ящик. Боксеры. Пардон. Выдвигаю второй. Носки. Сложенные, блин, рядами, один к одному. Ещё и по цветам, к тому же. Пффф. Закатываю глаза. Наклоняюсь. В нижнем ящике обнаруживаю ноутбук и толстый блокнот, исписанный длинными, абсолютно непонятными буквенно-цифровыми кодами. А ещё нахожу кольцо. Широкое такое, из белого золота. Очень похожее на обручальное в мужском варианте. Точно. Обычно он носит его на… Сглатываю. Правой руке и безымянном пальце. Что-то горячее взрывается в груди. Возвращаю кольцо, задвигаю ящик и выпрямляюсь, поднимая голову, дабы переключить своё внимание на верхнюю полку. Чистота и минимум вещей. В основном книги. Лермонтов «Герой нашего времени», Достоевский «Братья Карамазовы», Пьюзо «Крёстный отец», Чак Паланик «Бойцовский клуб», Энтони Бёрджесс «Заводной апельсин», Ремарк «Три товарища». Мне, чессказать, из всего этого знакомы только Лермонтов, да Достоевский. Снимаю массивные наручные часы с полки. Рассматриваю, примеряю на своё тощее запястье, любуюсь и тоже возвращаю на место, цепляя следом CD-плеер с наушниками. Господи, на фиг он нужен, если сейчас вся музыка может находиться в плэйлисте твоего телефона? И наушники эти ещё… Знаете, такие большущие и мягкие. Водрузив их себе на голову, нажимаю на воспроизведение, и в уши мне льётся одна из самых известных песен Наутилуса «Последнее письмо» или, как её чаще называют «Гудбай Америка». Земляки мои. Прикрываю глаза, слушая первый куплет и припев. Щёлкаю на следующую. Смысловые галлюцинации «Вечно молодой». Губы помимо воли растягиваются в улыбке, а сердце ускоряет ритм. Жму дальше. Бутусов «Песня идущего домой». Сплин. Би 2 «Мой рок-н-ролл». Вот оно! Все песни как на подбор. Хоть в чём-то мы совпали. Нам с Кириллом совершенно точно нравится одна и та же музыка. Прям удивительно даже. Довольная щёлкаю назад до Наутилуса. Кто знает этого Дымницкого? Не удивлюсь, если он запоминает, на какой песне остановился. Ещё заподозрит чего-нибудь, а мне это не нужно. Вырубаю плеер. Снимаю наушники и кладу на место, оставляя всё, как было. Спешу уйти из комнаты, пока меня не застукали. До кухни так и не добираюсь. Позабыв про голод, сворачиваю к себе, укладываюсь на раскладушку и долго ещё размышляю. О Дымницком. О песнях. О кольце… Обручальное же. И надпись на внутренней стороне… Аж на сетчатке отпечаталось. DANA Что если та девушка с фотографии (которую я, к своему стыду до сих пор не вернула, кстати) — жена Дымницкого. Была ею или всё ещё ею является. Хм. Последний вариант мне вот как-то вообще-вообще не нравится. Вроде бы ни о чём таком пацаны не рассказывали. Да и здесь она не показывалась. Твою мать! Резко подскочив с подушки, не моргая, таращусь в темноту. Портмоне. В памяти всплывают слова Паровоза, сказанные им после нашего визита к барахольщику. «Неважно, сколько стоит вещь. Для него ценность в том, что её подарил близкий ему человек». Близкий человек. Слушайте, а не эта ли Дана, чьё имя выгравировано на внутренней стороне кольца, подарила ему то портмоне??? Блииин… *** В размышлениях о неизвестной девушке проваливаюсь в беспокойный сон. Краем уха в начале пятого слышу шум и какое-то движение, но усталость плюс лень, на пару, не дают подняться с раскладушки и я продолжаю лежать. Правда ровно до того момента, как кто-то… очень назойливый и настойчивый не начинает трезвонить и дубасить в нашу дверь. — Все внезапно оглохли, что ль? Протяжно вою. Соскребаю себя с «постели» и босиком шагаю в прихожую. Чирик. Чирик. Чирик. Чирик. Да ёпрст! Подхожу к двери. Сперва зыркаю в глазок, как велел Илюха. В поле зрения попадает зарёванное лицо девчонки, держащей на руках какое-то животное. Ну. Явно не бандюганы на пороге. Проворачиваю щеколду и открываю. — Тебе кого? — спрашиваю, зевая. Подняла ни свет, ни заря. Я даже не успела посмотреть сколько сейчас времени. Рыжеволосая гостья поджимает губы, хмурится и подозрительно прищуривается. — Ты кто? — осведомляется с наездом.