— Не замечаешь очевидного? Не видишь, как тянусь к тебе? Не понимаешь, что чувствую? Что испытываю всякий раз, когда ты меня обижаешь? Именно ты, а не кто-то другой! — Ясь… — Ты слепой? — прямо в глаза ему смотрю. — Я… — голос садится, горло немеет. — Впервые, блин, так сильно, что… не знаю, что с этим делать. Вот и почти сказала. Провела жирную черту. Раскрыла себя наголо. — Ты… Я думала, что он выглядел ошарашенным пять минут назад, но нет. То, как он смотрит на меня сейчас… Растерянно. Изумлённо. Не веряще. Кирилл несколько мучительно долгих секунд пребывает в полнейшем замешательстве, но, увы, Дымницкий не был собой, если бы не сумел быстро взять себя в руки. — Ясь, ты просто слишком молода ещё. Тебе кажется, что ты… — Влюблена? — выпаливаю отчаянно, хоть и не собиралась произносить это слово. — Мне не кажется. — Абсурд. — Нет. Качнувшись на носках, дёргает головой. Как будто отказывается воспринимать озвученную мной информацию. — У тебя сейчас такой возраст… — Как ты задолбал! Причём тут грёбаный возраст? Что за пунктик? Тебе ведь не шестьдесят, ёлки-палки! Всего-то двенадцать лет разницы, Дымницкий! Что в этом страшного? — Это очень много. — Это всё твои загоны. Вон даже Шекспир писал: «Любви все возрасты покорны». — Это Пушкин. — Да пофиг. Я про саму мысль. — Бортич, ты не понимаешь… — Я сказала тебе, что испытываю, — на этот раз перебиваю его сама. — Что насчёт тебя? Если отбросить обиды и прочее. Ты… Ты чувствуешь что-то тоже? Я нравлюсь тебе, Кирилл? Мы могли бы попробовать… — Нет, — обрубает так жёстко и сердито, что разбушевавшийся в моей груди ураган закручивается в тугую спираль, стиснувшую рёбра. — Почему так категорично? — шепчу, осипнув. — Ты полнейшую чушь несёшь. — Это не чушь, — задыхаюсь от обиды. — Ты… Чёрт, — проводит рукой по короткостриженным волосам. — Маленькая и такая глупая. Придумала себе то, чего нет. — Придумала? — Фильмов своих дебильных пересмотрела? — Я задала вопрос и жду ответа. — Какого, нахуй, ответа? Ты спятила? — окончательно выходит из себя. Прощай, выдержка! — Просто скажи. Я приму любой. Давай хоть раз поговорим честно. — Что ты хочешь от меня услышать? — Правду. — Правду блять, — усмехается. — Да, — делаю шаг вперёд к нему. — Вот мы один на один. Я стою перед тобой в белье. Ты напротив. Взвинчен и… — опускаю глаза вниз на его джинсы, сглатываю. — Возбуждён. Мои щёки заливает жаром, но реально, какой на фиг смысл отрицать очевидное? — Нет ничего между нами, да? — Нет. — Погоди-погоди, то есть… — возвращаю взгляд к его глазам. — Ты так сильно меня ненавидишь, что у тебя встаёт? — Пиздец, — снова слышу скрежет его зубов. — Ты пытаешься раздуть из мухи слона. — Нет, я пытаюсь для себя прояснить ситуацию. — Хорошо, давай я поясню, — наклоняется ко мне. — Это называется ёбаная физиология, а не то, что ты там в своей дурной голове насочиняла! — А что по поводу твоей ревности? — Чего блять? — Того блять! Ты ревнуешь, — не спрашиваю. Утверждаю. — Крышей поехала? — Чего тебя так накрывает? Прискакал сюда. Выясняешь где была, да с кем. — Ты время видела? А свой внешний вид? Проституский. — Это просто смешно, Дымницкий! Я не ребёнок! — Ребёнок и есть. — Тогда вдвойне странная на меня реакция, — нарочно стебу. — Обёртка и начинка не всегда совпадают. Думаешь, можно считать себя взрослой только потому что выглядишь как взрослая? — Давай ближе к делу. Не надо опять заводить эту излюбленную шарманку. Что там по поводу нас? — Нет никаких НАС, Бортич. — Есть, — упрямо спорю. Он прикрывает веки. Тяжело вздыхает, выдерживая паузу. Открывает глаза. — Врать не стану, я бы не отказался тебя трахнуть, но на этом, блять, всё. Ничего больше. Такой вариант допускается? Устраивает? Если да, то можешь опускаться на колени прямо здесь. Убьём двух зайцев сразу. Разобьём стёклами вовнутрь розовые очки и удовлетворим мои потребности. — Пошёл ты… — тихо, но решительно выдыхаю. Оттолкнув его вправо, выхожу из ванной. Пулей пролетаю по коридору, ощущая, как кровь разгоняет по телу гнев и ярость. Именно эти чувства практически молниеносно заполняют каждую мою клеточку, каждый нерв. Одеваясь, проклинаю себя за то, что сделала. Какая глупая, Боже! Зачем рассказала ему всё? Зачем? Только полной идиоткой себя выставила. Одеваюсь. По-армейски быстро. Носки. Штаны. Футболка. Свитер. Срываю рюкзак со спинки стула. Со злостью начинаю заталкивать туда свои немногочисленные вещи. От силы пару минут мне надо. Встать на лыжи — не проблема. Я привыкла. И не пропаду. Буду, конечно, тосковать по ребятам и прежней жизни, но оставаться здесь, рядом с Дымницким, больше не смогу. Не после сегодняшнего точно. Дёргаю молнию.