– А вот и она. В вашей новой кафешке – «1908», кажется, она называется – латте – умереть не встать. Джесса мне один уже приносила, так я ее за вторым сразу послала. Надо было ей сказать, чтоб и тебе купила. Ты там была? Главная улица-то как изменилась! Ты мне даже не сказала, что дешевый магазин снова открылся. Там теперь очень славно. И про магазин «Все для хобби» тоже не сказала. И про книжный. У них на витрине моя книжка стоит. – Конечно, у Патрика я была, – ответила Аманда. а «Стандарт 1908» никто его не называет, что бы там на вывеске написано ни было. Так и говорят: «У Патрика». – У них лучший кофе в городе. И потом, это же Кеннет открыл и маленькую гостиницу тоже. Знаешь, как долго они все здание ремонтировали! Мэй, ведь ты на Фейсбуке сидишь – там все про это есть. Патрик – это муж Кеннета. Они уже несколько лет как вместе вернулись и старый трактир перестроили. Как же ты все эти новости пропустила? Они каждый день новые фотографии на свою страницу выкладывают. Мэй на секунду опустила глаза и сразу посмотрела Аманде прямо в лицо: – Я с Кеннетом не разговаривала с тех пор, как мы школу окончили. Разве только у тебя на свадьбе. И на Фейсбуке у меня друзей из Меринака, кроме тебя, нет. Аманда не поверила своим ушам: – Так ведь Фейсбук для того и существует. Чтоб связь поддерживать. а ты из Фейсбука не вылезаешь. Что ты там делаешь? Кеннет же был твоим лучшим другом? Я знаю, ты со всеми порвала, когда в университет уехала. Но Кеннет?.. Да и отель у него лучший в городе. Ума не приложу, почему ты у него не остановилась? – Я и так от матери недалеко. И вообще, послушай, Кеннет уехал, у него началась своя жизнь. У меня своя. А теперь, раз я здесь, зайду поздороваюсь, повидаюсь, выпью того чудесного кофе, который его муженек варит. А вот что важно, особенно если он здесь собственную кофейню держит, так это то, что «Кулинарные войны» этот чертов городишко из задницы вытащат. – Она отвернулась от Аманды и посмотрела на подошедшую к ним девушку. – Простите, Мэй. Я задержалась – там была очередь. – Ничего страшного. Джесса, знакомься, моя сестра. Аманда, это наша няня Джесса. Аманда протянула руку. Няня? Мэй сюда няню притащила? В Меринак? Ее сестрица и вправду оторвалась. И не только от лучших друзей. Что Мэй не поддерживает контактов с Кеннетом, Аманда с трудом может поверить. Но явиться сюда с няней – это полный идиотизм. К тому же, хотя она и сама думает, что «Кулинарные войны» пойдут на пользу всему городу, здесь ни о какой «заднице», как Мэй изволила выразиться, и речи нет. Так что заявление сестры совершенно вывело ее из себя. В Меринаке все окей – могла бы сначала спросить. В последнее время и люди новые приехали, и бизнесы новые понаоткрывали. Потому-то и кофе свой появился. – Рада с вами познакомиться, – сказала Аманда девушке, но та уже повернулась к детям, которые обрадовались ей куда больше, чем тете. Возможно, еще и потому, что, отдав Мэй кофе, она извлекла для них из сумки маленькие коробочки с соком. – Ребята, я нашла здесь качели. И горку! Пошли! – Она пожала Аманде руку уже почти на ходу: – Мне тоже приятно познакомиться. Джесса подхватила Райдера, взяла за руку Мэдисон и попрощалась: – Мы пошли. Мэй им помахала. Помахала, и только. Никаких поцелуев. а дети уже идут с няней по улице. – Пока! – крикнула им вдогонку Аманда. Мэдисон повернулась, посмотрела на нее через плечо, и Аманда увидела, что племянница – вылитая Мэй. – Пока, тетя Аманда, – отозвалась Мэдисон и дернула Райдера, – Райди, скажи «пока». И командирша тоже как мать. Райдер помахал своим цыпленком, и Аманда растаяла от нежности. – Пока! – крикнул малыш. Послушный младший брат. Пока послушный. – Они у тебя очень славные, – сказала Аманда сестре, которая, похоже, уже переключилась с детей на что-то другое. – Мы бы могли взять их с собой. Я имею в виду… няня… Ты привезла няню? – Ради бога, Аманда. В Бруклине у всех есть няни. Ты, надеюсь, не думала, что я приеду сюда и буду участвовать в «Кулинарных войнах», держа шестилетнего ребенка в одной руке и трехлетку в другой. Типичная Мэй: и трех минут не прошло, а она про свой Нью-Йорк уже трижды напомнила! Но и собственное раздражение Аманда тоже сразу узнала: трех минут общения с сестрой ей обычно хватало. Только обычно после трех минут можно повесить телефонную трубку. А здесь – терпи. Кроме стрижки, Мэй больше ничего не интересует – даже не спросила ее о детях. Что бы ни сказала – сплошные подколы и гонор, а теперь и от собственных детей избавилась. Считает, что перед ней уже ковер к славе раскатали, а они помеха, о которую не дай бог споткнуться. Почему не оставить их в «Мими»? В ее Нью-Йорке, уж конечно, все по-другому. – Мы с тобой в «Мими» и без нянь как-то росли, – бросила Аманда. Она даже ни одного временного бебиситтера не помнила. Только древние двоюродные бабушки и Мэй. Мэй мать вечно за старшую оставляла. Мэй закатила глаза: – Уверена, время от времени мать была бы рада-радешенька от нас избавляться. К тому же у нас были бабушка Мими и бабушка Мэри-Кэт. А мои дети здесь вообще никого не знают. Прикажешь им с незнакомыми людьми болтаться? Или – еще того хуже – перед камерой в каждом кадре «Кулинарных войн»? Мне отлично известно, что телевизионщики делают: одно неверное движение – и то твоего ребенка избалованным уродом выставят, то тебя саму – мамашей-монстром. – А теперь они сделают из тебя мать-кукушку. Гас и Фрэнки во «Фрэнни» выросли – и ничего, нормальные дети получились, – с удовольствием поддела сестру Аманда. Может, она и попроще сестры жила, а уж о том, что достигла меньшего, и говорить лишнее, но она хотя бы детей подняла и воспитала без всяких нянь, даже когда одна осталась. – У тебя, Аманда, нет ни малейшего представления о том, что сейчас начнется. Думаешь, ты будешь своими обычными делами заниматься, а они тебя в это время тихонечко поснимают? Если им надо какой-то эпизод повторить, они сто раз тебя заставят его переиграть. Дети такого не выдержат, а тебе еще вдобавок надо будет следить за тем, что именно из тебя хотят вытянуть. Ты разрешение на съемки прочла, прежде чем подписывать? С отснятым материалом они имеют право делать что угодно. Вот и подумай, в твоих же интересах, чтобы к ним в руки не попало ничего лишнего. Аманда вспомнила, как проговорилась Сабрине. Думала, обычная болтовня, а оказалось, они интервью снимают. Но ведь Сабрина ей обещала, что они не станут ничего оттуда использовать. – Сабрина не такая, – смутилась она. Мэй расхохоталась: – Все такие. Все без исключения. Но если мы будем вести себя похитрее, мы нашу историю в правильное русло направим. – Мэй протянула Аманде лист бумаги. – Вот смотри. Я тут несколько главных пунктов для нас набросала. Все то хорошее, что мы можем сказать друг о друге. У меня эти пункты тоже записаны. И каждый про то, какие мы с тобой не разлей вода. Правильно? Пока Мэй закрывала багажник, Аманда глянула на листок: «общая история – одни корни. Одна большая семья. Проблемы сосредоточены только на кухне». Мэй, похоже, нажала на ключе машины кнопку запора – ее хэтчбек коротко свистнул, и Аманда, сунув листок в сумку, ухмыльнулась. В Меринаке никто машины не запирает. Мэй, видно, не понимает, куда приехала. – Пошли пройдемся. Нам надо все это обговорить. Мэй направилась к маленькой рощице за материнским домом, и Аманда неохотно двинулась следом. Никуда никакую историю направлять не надо. а ей, Аманде, помощь от Мэй не требуется. – Не надо нам, Мэй, ничего обговаривать. «Кулинарные войны» хотят соперничества – его у нас хоть отбавляй. Как мы всегда себя ведем, как всегда поступаем, так и сейчас будем. если честно, я вообще не понимаю, зачем ты сюда приехала? – Меня мама попросила. – Мэй бросила на нее победоносный взгляд. – Без меня она ни за что не будет участвовать в твоей затее. Так что, моя дорогая, если тебе все это нужно, будь любезна действовать со мной заодно. Аманда с радостью послала бы теперь «Кулинарные войны» ко всем чертям: – А если я больше ни в чем участвовать не хочу, – буркнула она. Но она хотела, и Мэй, которая это знала, даже не удостоила ее взглядом, а спокойно зашагала вперед, к деревьям. Почему сестра всегда так уверена, что у нее все под контролем и что все готовы плясать под ее дудку? А что еще больше раздражает, так это то, что чаще всего так и происходит – все пляшут как миленькие. – Послушай, – заговорила Мэй, и, чтоб ее догнать, Аманде пришлось прибавить шагу, иначе ей ни слова не было слышно. – Я все понимаю. «Фрэнни» – большой ресторан, а «Мими» – маленькая забегаловка, и ты надеешься, что вы победите. Так оно, скорее всего, и случится. Я тебе нужна, чтобы мать не вышла из игры. Я это сделаю. Но нам обеим надо предотвратить появление «Войн» в ее доме. Согласна? И чтоб они в наши семейные дела нос не совали. Ты ведь не хочешь, чтобы они твоих детей расспрашивали, как на них смерть отца повлияла? Или что-то в этом роде. Если мы им готовую историю предложим, они ничего другого искать не будут и вынюхивать перестанут. Вот я такую историю и предлагаю. Слушай: мы три независимые женщины, у каждой своя жизнь, но мы друг друга уважаем. Как в спорте. Мы соревнуемся, но только на поле сражения, то есть в бизнесе. А вне поля сражения у нас тишь да гладь. – Она посмотрела на Аманду, видимо, оценивая, понравилась ли сестре ее версия реальности. Шагая рядом с Мэй по знакомой тропинке вдоль давно заброшенной железнодорожной колеи и дальше, вниз к реке, Аманда, сама того не желая, по инерции поддержала разговор: – А ты свой блестящий план с матерью уже обсудила? У нее прямо на лбу написано, как сильно она уважает во мне независимую деловую женщину. Ее скептическую реплику Мэй пропустила мимо ушей: – Если их в правильное русло направить, они на нас с тобой сконцентрируются. А мы, Аманда, всю эту историю вытянем так, как нам надо. Мы же взрослые женщины. Можем быть… сердечными… нет, не просто сердечными, а любящими и нежными. И еще я знаешь о чем подумала… Аманда с горечью видела, что ее план держать Мэй отсюда подальше провалился с треском, а последние слова сестры ее насторожили вдвойне. если Мэй говорит «знаешь, о чем я подумала», значит, ей что-то важно и она пытается представить это так, чтоб ты проглотила и не подавилась. Это значит, она сама свой план осуществить не может, и ты ей нужна для его осуществления. Аманда искоса взглянула на сестру. А Мэй, отвернувшись от нее, продолжала: – Я подумала, пока я здесь, может, я помогу тебе в твоей кухне навести порядок. А в «Войнах» получится эпизод нашего «сестринского взаимодействия». Им понравится. Какого хрена! У нее на кухне порядок. А если что не на своем месте лежит, значит, ей так удобно. – Через мой труп! Мэй, не надо лезть ко мне на кухню. Ты там уже шесть лет не была. Кто тебе сказал, что на моей кухне вообще нужно наводить порядок? Там все окей. Она не Барбара. Если у нее где-то что-то в кучу свалено, она захочет – за час со всем сама разберется. И Мэй ей для этого не нужна. Была бы на то воля Аманды, сестрица бы к ней вообще носа не сунула, особенно со своими планами и идеями. – Больно им нужна моя кухня. Они, Мэй, в личные дела людей не лезут. Ты что, «Войны» не смотрела? Они только рестораны показывают. Мэй с размаху хлопнула ее по руке. – Ты-то сама смотрела? Помнишь эпизод про парня, которого усыновили и он еще чизкейки пек, чтобы приемный папаша им гордился, а тот его никогда не хвалил, а потом все-таки сказал, что горд, и оба они в конце плакали. Или еще тот, где муж и жена ссорятся из-за того, где им омаров покупать, а потом оказывается, что омаров ловит ее бывший. Эпизод про чизкейки Аманда смотрела, но ей казалось, что про усыновление там случайно всплыло. Если много выпусков и серий делать, рано или поздно и эмоции какие-нибудь попадутся. А та история с чизкейками была очень трогательная. – Да они ничего не выискивают. Им просто хочется, чтоб их зрители за участников радовались и по-человечески к ним относились. – Радуются твои зрители! Держи карман шире. Радуются, что это не их жена со своим бывшим спит. Та парочка, кстати, по-моему, потом развелась. До чего же ей надоело, что Мэй все всегда лучше ее знает и вечно это ей демонстрирует. Ну показали ее несколько раз по телевизору, что с того? «Кулинарные войны» – это совсем другое, и здесь не Нью-Йорк, а Меринак. – Здесь ничего такого не происходит, Мэй. Не делай, пожалуйста, из мухи слона. – А представь, как они будут счастливы показать твой роман, или что там у вас, с Энди. Еще как будут – я тебе гарантирую. И вообще, Аманда, мало тебе было мужиков, которые курицу жарят? По-моему, одного вполне достаточно. Аманду бросило в жар. У нее совсем из головы вылетело, что Мэй вчера вечером видела ее с Энди. Никакого романа у них нет. Он даже не в ее вкусе. И какой, собственно, у нее на мужиков вкус? Никакого. У нее дети: четырнадцать и семнадцать – вот тебе и весь «вкус». – Между нами ничего нет. Я тебя в «Мими» искала, потому и приехала. А ты? Где ты вчера была? – От мамы возвращалась, а вам мешать постеснялась. И напрасно. Надо было там у вас появиться, раз ты сама не можешь понять, что этот парень для тебя тупик. Она не сказала «очередной тупик», но, что сестра думает, Аманде и без того известно. – Мэй, сколько можно? – Аманда открыла рот, чтобы не выслушивать от сестры ее новые нападки на Фрэнка. Чтобы сказать, что Энди ее совершенно не интересует и что бесполезно вмешиваться и менять что-то в «Мими», а надо просто помочь им пережить выходные и дожить до понедельника. Но она еще даже нужных слов не нашла, а они уже оказались у поворота, за которым тропинка кончалась, потому что заброшенное железнодорожное полотно обвалилось в реку. Сейчас здесь на берегу должен быть старый тополь, на который они лазали в детстве, под которым просиживали часами, на стволе которого вырезали свои имена. Но из земли торчали только вывернутые вверх корни. Гигантское дерево рухнуло, наполовину ушло под воду, и лишь с одной стороны его сухие ветки тянулись к небу. – Боже! – Аманда прикрыла руками рот и остановилась. Мэй шла впереди. Опершись руками о землю, она уже спускалась вниз по крутому склону.