– Тем, что ничего не выбрасываешь. Помнишь, ты говорила, что я всю жизнь отсюда бегу. Ты, конечно, со злости мне это тогда сказала. Но, как это ни печально, – Мэй потерла переносицу, – это чистая правда: что бы я ни делала, все только чтобы не стать такой, как она. Не помогает – я все равно такая же. Только проявляется это в другом. А ты, интересно, в себе мать узнаешь? – Узнаю. Но мне до нее еще далеко, – неохотно согласилась Аманда. – Я порядочная неряха, хотя не до такой степени. Я убираться не люблю, да и особенно не умею. Мэй посмотрела на нее с интересом. – Нет-нет, даже не думай, – запротестовала Аманда. – Делать у меня генеральную уборку я тебя не приглашаю. И на помощь не зову. Все не так плохо, я и сама справляюсь. К тому же вы с моей Фрэнки похожи по всем статьям. Она на прошлой неделе мой шкаф разобрала и все старье выбросила. Так что меня есть кому приструнить. – Так вот, оказывается, почему у меня к Фрэнки так сильно душа лежит! – Мэй сощурилась на солнце точно так, как всегда щурится дочка: обе одинаково морщат одинаковые носы, одинаково усыпанные одинаковыми маленькими веснушками. Аманда задумалась: – Мне кажется, меня не свинарник матери доставал, а то, что мы заранее никогда ничего, даже самых простых вещей, не знали: будет ли сегодня обед; а если будет, отравимся мы им или нет. Пойдет мать на родительское собрание в школу или не пойдет. Помнишь, она тебя однажды послала? Ты тогда уже в средней школе училась, а я еще в начальной. – По-моему, толку от меня было больше, – засмеялась Мэй. – Я все записала. Даже договорилась, что мы на праздник класса в конце года чашки и тарелки на всех принесем. Я то родительское собрание до сих пор помню. – Толку от тебя было больше, но все-таки лучше бы она сама ходила. – Понимаю. Я старалась. Мы обе старались. Мне кажется, мы обе до сих пор стараемся. – Это точно, – согласилась Аманда. Рецепт Мими и записка на листке, который Аманда держит в руке, поставили с ног на голову всю их историю. Даже «Кулинарные войны» выглядят теперь по-новому. Если она постарается, если Барбара с Мэй постараются тоже, все вместе они, наверное, смогут сравниться с сестрами-основательницами: с Мими и Фрэнни. Это куда важнее, чем дожидаться, когда чужие равнодушные люди перед камерами швырнут им в лица ничего не значащее решение. – А может, лучше, чтобы ты рецепт всем показала? – спросила Аманда Мэй, идущую рядом по знакомой дорожке от «Мими» к дому Барбары. – Нет. Это ты должна сделать, – твердо ответила Мэй, но посмотрела на нее с сочувственным пониманием. – Сделай вид, что между нами утром ничего не произошло. И будь осторожна. Ты же знаешь, «Войны» все, как хотят, повернут, и в трансляции все, как хотят, используют. И вообще, что было, то было. Теперь самое важное вот это. – Она показала на рецепт. – Ты совершенно права. Он все изменил. И самое время о нем рассказать, потому что всем эта вражда надоела. А у тебя в руках – наше спасение. Мэй игриво подтолкнула ее бедром и хихикнула. Аманда замерла: похоже, Мэй вот-вот что-нибудь выкинет. – А ну говори! Сейчас же скажи, что ты задумала! Как она сможет сейчас встать перед камерами, не зная, что у Мэй на уме? Сестра победоносно улыбнулась, открыла было рот ответить, но тут из-за угла появилась Сабрина. – А вот и вы! – Никакой радости у нее на лице написано не было. – Нэнси уже целый час меня убеждает, что вы готовы все объяснить про рецепт. Аманда, если готовы, прямо сейчас и начнем. Аманда сделала глубокий вдох. Сделай вид, что ничего этого не было. Сделай вид, что нет никаких камер. Что вокруг вообще ничего нет. Соберись. Сосредоточься на самом главном: Мими никогда не враждовала с Фрэнни. Фрэнни никогда не враждовала с Мими. Никакой ненависти между сестрами не было. Сабрина нетерпеливо переминалась рядом с ноги на ногу. Пусть стоит. Подняв взгляд на бледную тень Мими на крыше, Аманда думала о женщине, которая построила и дом, и амбар для ресторанчика, которая каким-то образом скопила для сестры огромные деньги, для которой важнее всего было, чтоб ее младшая сестричка не пропала и могла заработать себе на жизнь. Инстинктивно она обернулась и крепко обняла Мэй, а потом, не обращая внимания ни на ведущую, ни на камеры, быстро пошла туда, где Нэнси собрала на веранде Барбару, Энди, Гаса и Фрэнки. Сын и дочка, оба чумазые, держат в руках холодные банки с колой. Там же, сидя вплотную друг к другу, о чем-то довольно болтают тетя Эйда и Джей. Барбара выглядит усталой, и глаза у нее странно пустые. Привычный взгляд Аманды всегда пропускал эти тревожные знаки, и теперь она впервые заметила, как мать изменилась. Но про болезнь она будет думать после. Сейчас на это нет времени. Осторожно держа старый листок в одной руке, другой Аманда подозвала всех поближе. – Послушайте! У меня для вас много нового. Я хочу вам многое рассказать и показать. Итак, как вы все знаете, что когда на дегустации Энди попробовал цыпленка из «Фрэнни», он понял, что вкус у наших цыплят одинаковый. Поэтому Энди и Мэй решили, что я украла рецепт. – Она увидела, как Мэй, наклонившись к матери, что-то шепчет ей на ухо, и вспомнила, что Барбара пока ничего не знает. От нее пока и про рецепт, и про все остальное скрывали. Ничего не поделаешь. Она уже начала, и камеры уже вовсю снимают. Сейчас она все расскажет, а потом они во всем разберутся. – Но Энди и Мэй ошиблись. Цыплята у нас получаются одинаковыми, потому что у нас одинаковый рецепт. В «Мими» и во «Фрэнни» рецепт всегда был один. Мими сама поделилась им с младшей сестрой, когда Фрэнни открыла свой ресторанчик. Барбара вскочила на ноги, и Эйда с поразительной быстротой мгновенно оказалась рядом. Аманда подошла к матери. Пусть она сама прочтет, что Мими написала сестре. Но сначала надо сказать о другом. – Простите меня, – мягко сказала она. Мать, скорее всего, пока не знает, что «Кулинарным войнам» про дом рассказала Аманда, но ведь извиниться ей придется не только за это. – Понимаешь, мама, я не нарочно. У меня случайно получилось. Потому что… я на Мэй разозлилась. Мне очень стыдно. А теперь… – Она посмотрела в лицо матери, и ей показалось, что оно чуть-чуть просветлело. – Теперь послушайте. Показав всем рецепт, Аманда объяснила, как Гас в конце концов открыл Нэнси тайник. Потом перевернула листок и медленно, от начала до конца прочитала все, что там было написано. Фрэнни, желаю тебе успеха с «Цыплятами Фрэнни». По-моему, твой муж ни на что не годится, но и с ним тоже желаю тебе счастья. О деньгах, которые я тебе одолжила, не беспокойся. Только ему о них говорить не надо. И деньги, и ресторан твои. Он, как все мужики, захочет там всем распоряжаться. Но он в делах ничего не смыслит. Разбирайтесь с ним во всем без меня – я с ним общего языка не найду. Мими А последняя строчка написана другим почерком. Долг Мими – $1,400. 29 октября 1889 Барбара потянулась к листку. Мельком взглянув на Нэнси, Аманда передала его матери. Та внимательно посмотрела на одну сторону, потом на другую и без колебаний сказала: – Это почерк Мими. Это наш рецепт. И ваш тоже. И сразу, переведя глаза на Аманду и Нэнси и качнув головой, добавила: – К тому же это долговая расписка. – Мы долг вернем, – вставила Нэнси, но Аманда ее перебила: – Нам, мама, надо все выяснить, понять, как здесь все распутать. Мы пока точно знаем только одно: Фрэнни умерла прежде, чем расплатилась с Мими. И еще нам известно… – Она замолчала. Об этом «еще» перед камерами ей говорить страшно не хотелось. Точнее, ей об этом вообще говорить не хотелось. Но факт остается фактом: Погочиелло о долге знали, или, по крайней мере, о нем знали некоторые из них. Так что вражда семей вовсе не беспричинна. Только вот враждовать теперь больше не с кем. Аманда очень надеется, что не с кем. Она смотрела, как мать снова перечитывает письмо, как держит его, как долго разглядывает бумагу, будто надеется, что старый листок сам разрешит все ее сомнения, сам ответит на ее вопросы. Но никакого готового ответа не было. Никто, кроме Барбары, ответа не даст. После долгого напряженного молчания мать наконец заговорила: – Это была не Фрэнни. Фрэнни ни в чем не виновата. И это главное. Ни вины Фрэнни, ни твоей, Аманда, вины здесь нет. Барбара отдала листок Мэй, подошла к Нэнси, протянула ей руку и, дождавшись, что Нэнси взяла ее руку, притянула к себе хозяйку «Фрэнни» и обняла. Поверх плеча Нэнси подняла глаза на Аманду, и взгляды их встретились. Ни мать, ни дочь не сказали ни слова, но Аманда почувствовала, как с нее свалился груз, который давил ее так давно, что она его почти уже не замечала. Когда мать со свекровью наконец отпустили друг друга, обе они улыбались. Аманда готова была захлопать в ладоши. То, что про долг Нэнси сразу им не сказала, ничего не значит. Свекровь от этого мучается, сама себя подозревает, но Аманда в ее честности свято уверена. И матери тоже давно пора понять, что Нэнси за человек и почему Аманда ее так любит. И еще ей пора понять, что им обеим хватит места и в Амандином сердце, и в жизни. – Я все равно не понимаю, – заговорил вдруг Энди. – Не понимаю, почему вкус у ваших цыплят изменился? Когда я их во «Фрэнни» первый раз попробовал, ваши цыплята на Мимины были совсем не похожи. – Я про рецепт не знала, – объяснила Нэнси. – Когда Фрэнк умер, я даже не знала, что он существует. Наш сын, скорее всего, знал. Никто ведь не ожидал, что… – У нее задрожали губы. – Кто мог подумать, что они вместе погибнут? Но оказывается, мой Фрэнк показал тайник Гасу. А Гас и представить себе не мог, что у меня нет рецепта. – Нэнси заметила нацеленную на нее камеру и отвернулась вытереть слезы. – Когда у меня кончилась смесь, которую Фрэнк сделал, я, как могла, начала сама фантазировать. Ничего путного у меня никогда не получалось, но что оставалось делать? А на этой неделе Гас догадался, что у меня нет рецепта. Каким образом он догадался, долго рассказывать… И мне его показал. В субботу утром мы вместе с внуком все по нему приготовили. Я была так счастлива, что мы подадим на дегустацию судьям из «Кулинарных войн» наших настоящих цыплят! Мне и в голову не пришло, что из-за них такой скандал разразится. Сабрина вышла вперед, к камере: – Да уж, скандал у вас, конечно, разразился серьезный. Путаницу с рецептом вы теперь распутали, но «Кулинарные войны» продолжаются, – торжественно объявила она, улыбнулась и незаметно потянула Аманду за рукав, чтобы сестры оказались от нее по разные стороны. – Наши знаменитые судьи считают, что жареный цыпленок – это не только маринад и специи. Они жаждут наконец объявить вам, кому присужден приз в сто тысяч долларов, и провозгласить чемпиона «Кулинарных войн» в номинации «Жареные цыплята». Кто это будет? «Фрэнни», – она подняла руку Аманды, – где коктейли текут рекой и счастливые постоянные посетители за обе щеки уплетают одного за другим традиционных цыплят? Или они отдадут пальму первенства «Мими», где царят совет да любовь и щенки мирно резвятся в сияющем чистотой доме? Улыбаясь, Сабрина постояла еще немного. Через пару секунд ее величественной осанки и благосклонной улыбки и след простыл. – Конец. Выключаем камеры. Рада, что история Мэй и Аманды нашла свой хеппи-энд. Но нам еще надо поработать. Финальные сцены будем снимать на нейтральной территории. Победителя объявим завтра в «Стандарте 1908». Жду вас всех там к восьми утра. Она похлопала по плечу Аманду, похлопала по плечу Мэй и скомандовала: – Ребята, собирайтесь. Живее, поехали. Мэй в ужасе посмотрела на Сабрину и показала на мусор на газоне: – А это? Вы же обещали помочь нам вывезти эти остатки. И маму снять, как она в чистый дом входит. – Я передумала, – бросила Сабрина, уже направляясь к стоянке. – У меня материала и так больше чем достаточно. Собиравший установленные на веранде светильники оператор пожал плечами: – После нас еще не такой бедлам оставался. – Посмотрел вокруг и засомневался. – Хотя… такой все-таки оставался редко. Счастливо оставаться! Не замечая команду «Войн», которая торопливо скручивала у нее под ногами провода, Барбара подошла к Мэй. – Что вы такое наговорили про Аманду? Про то, что она рецепт украла? Она тяжело опустилась на стул, один из шести, выставленных на траву перед домом. Аманда заметила устремленный на мать внимательный взгляд Нэнси. Мэй покраснела: – Однажды вечером я после закрытия застала Аманду в «Мими». Я тебе тогда не сказала. А потом, когда Энди попробовал их цыпленка и их цыпленок оказался таким, как наш, он решил… Я решила, что она украла наш рецепт. И про это сказала Сабрине. Перед камерой… Я в этом раскаиваюсь. Нельзя было этого делать. Я же знаю, Аманда соврать не могла. Барбара подняла не нее глаза. В них на мгновенье сверкнула ее всегдашняя сила: – Мэй, не мне тебе рассказывать, честнее нашей Аманды человека не сыщешь, – мать взглянула на Аманду. – За ней много грехов водится. Но только не этот. Она говорила все медленнее, с трудом подбирая слова. И в конце концов совсем замолчала. Аманда видела: и Нэнси все-таки и, кажется, всем, кто только что стоял на веранде, совершенно очевидно, что у Барбары проблем куда больше, чем безнадежный свинарник в доме. Не замечала этого одна Сабрина, которая, впрочем, никогда никого, кроме себя, не замечала. А сейчас и вовсе исчезла и ждала своих на стоянке. Аманда положила руку на плечо Нэнси, кивнула на мать и шепотом, чтоб Барбара не услышала, сказала: – Я тебе все потом объясню. На них настороженно смотрела Эйда. И Энди тоже. Поймав его взгляд, Аманда подумала: «Надо будет ему тоже все рассказать». Пауза слишком затянулась, но наконец Барбара снова заговорила: – Я рада, что Мими и Фрэнни оставались друзьями. Но дело не только в этом. Твой муж, – она теперь в упор смотрела на Нэнси, – от него и от его отца мне никакой жизни не было. Чуть не силой у меня дом и «Мими» вымогали. На все готовы были пойти, через что угодно переступить. Барбара говорила медленно-медленно, словно каждое слово давалось ей с усилием: – Видно, мы люди жестокие, и в вашем клане, и в нашем. Кажется, пора нам остановиться. Пора перестать воевать друг с другом.