— Прекрати! — громыхнул Джон. Его лицо покраснело, исказилось, грудь быстро вздымалась и опускалась. Лили зыркнула на него, прикусила губу и тихим дрожащим голосом сказала: — Вон. Оба. Она развернулась и пошла прочь, не зная куда, зная только, что ей необходимо оказаться подальше от них. — Лил, подожди. Пожалуйста. Джульетта мой психотерапевт, — сказал Джон, выходя следом за ней в коридор. Лили фыркнула через плечо: — Хорошая попытка, Джон. Попробуй еще раз. — Это правда, — сказала Джульетта, бросившись вперед с вытянутой рукой с красным телефоном. — Я консультирую твоего мужа уже несколько месяцев. — Что? Лили перевела взгляд с Джульетты на Джона. Тот не смотрел ей в глаза, но кивнул. В груди роились облегчение и страх. Лили посмотрела на Джульетту: — Почему? Джульетта сунула телефон Лили в руку. — Он может рассказать тебе потом. Сначала тебе надо увидеть это. Лили взяла телефон и уставилась на адрес. Имя сверху гласило «Сара Миллс». Она посмотрела на Джульетту. — Ты с ней дружишь? — Не совсем. Она заглядывала несколько раз, чтобы помочь Тайлеру с чтением. У него дислексия. В последний ее приезд я хотела подарить ей благодарственную открытку и подарок, но забыла, поэтому села в машину и попыталась догнать — она была на своем велосипеде. Я сигналила, чтобы она остановилась, но она не слышала, так что я проехала до ее дома на Берч-клоуз, выскочила из машины и отдала ей подарок и открытку. Вот откуда у меня ее адрес. — У тебя есть ее телефон? — спросила Лили. — Нет. Мы разговаривали только у школы. Все был организовано там. Я спрашивала у нее номер телефона, но она сказала, что потеряла его и собирается покупать новый. — Звони в полицию. Сейчас же, — сказал Джон. Лили сунула руку в карман, схватила визитку, которую дала ей Филдинг, и набрала номер. Линия была занята. Она оставила сообщение. — Блин, — сказала она, глядя на Джона. — Занято. — Звони еще. Она позвонила. Линия все еще была занята. — Звони девять-девять-девять, — посоветовала Джульетта. — Нет времени! Лили развернулась и выбежала из дома. Джон побежал за ней. Он даже не надел кроссовки. Сел на пассажирское место и захлопнул дверь, посмотрел на нее и накрыл ее руку своей. — Я буду звонить. Ты веди. Они оставили Джульетту Пикеринг возле своего дома под палящим солнцем. Лили бросила на женщину последний взгляд. Джульетта не враг. Она ее спасительница. Глава 46 Любовь 21 год июнь 2002 года Несмотря на задернутые шторы, спальня напоминала печку, белые стены источали жар, словно открытый огонь. Любовь лежала на кровати на спине поверх красного полотенца, вжимаясь щекой в плечо от разрывающей боли. Болела каждая клеточка. Она никогда не испытывала такой боли. — Твоя мать все еще дуется, — мрачно сказал Спаситель, вытирая потный лоб Любови. — Она сказала, что придет. Где она? Надежда забралась коленями на кровать, отчего матрас прогнулся примерно на фут. Она промокнула лицо Любови холодной губкой. — Усердие пошел за ней. Не переживай, дорогая. Он ее найдет. Очередная схватка прострелила спину и переместилась в бок. Любовь продышалась, потом взглянула на Надежду. — Поверить не могу, что ты проходила через это пять раз. Надежда понимающе улыбнулась: — У тебя уже полное раскрытие. Осталось чуть-чуть. Мои роды не были такими быстрыми. Тебе повезло. Повезло? Любовь стиснула зубы, больше от слов Надежды, чем от следующей схватки. Она не чувствует, что ей повезло. Мамы нет рядом, и ее разрывает на куски. Уже три часа. Столько длятся схватки. Три чертовых часа. И мама не пришла проведать ее, ни разу. Смирение не придет — они нынче почти не разговаривают, и Надежда старается изо всех сил, но ей нужна Милость. Она не могла объяснить почему, просто нужна. Ей нужна мама рядом. Нужно услышать от мамы, что она не умрет, потому что именно это вселяет в нее дикий ужас — всепоглощающая мысль, что она умрет, давая жизнь своему первому ребенку. Она не может умереть. Не умрет. Если она умрет сейчас, все будет зря. Отчаянно стремясь сосредоточиться на чем-нибудь другом, кроме боли, Любовь подумала о новой дающей. Еще одна маленькая девочка, на этот раз из Сомерсета. Она надеялась, что это дитя примет новую жизнь. Тело содрогнулось от боли. Любовь ткнулась головой в плечо и застонала. Спаситель встал. — Это невыносимо. Пойду поищу Милость. Если придется тащить ее сюда за волосы, я это сделаю. Она будет здесь во время рождения своего первого внука, даже если это будет стоить мне жизни. И Смирение. Она тоже должна быть здесь. Любовь посмотрела на спящего у нее на руках ребенка. Они со Спасителем уже решили назвать его Строгость. Личико младенца было опухшим и страшненьким, но он станет ценным вкладом в общину. Сейчас его крошечное тельце было завернуто в бирюзовое одеялко, которое связала мама. Одеяло пахло Милостью, розмариновым мылом и слабостью. Она подняла глаза. Мама висела на яблоне. Облака разошлись, и солнце осветило ее, как елочную игрушку. Казалось, что она сияет. Ее кожа и волосы блестели, как начищенный бокал, но мама не была чистой. Она была воплощением нечистоты. Грязная тряпичная кукла, привязанная к ветке за шею, с разомкнутыми губами и засохшей слюной. Веревка была ее ядом. Веревка, дерево и стул. Любовь вспомнила, как в детстве играла с мамой и Смирением в висельника, и ее свободный от ребенка живот задрожал. На белом балахоне Милости кровью было написано ее последнее послание: «ВСЕ ВРАНЬЕ». Балахон насмехался, а слова причиняли боль. Каждая буква просачивалась в сердце, словно яд. Смирение стояла на коленях и голосила. Верность пыталась ее успокоить. Усердие залез на дерево. Он обрезал веревку, а Благородство со Спасителем поймали мамин труп. Все пришли поглазеть, даже дети. Некоторые плакали. Другие таращились в ужасе. Несколько человек шептались, прикрывая рты ладонями, со слезами на глазах, и кивали, как будто все время знали, что так случится. Смирение поднялась на ноги и, спотыкаясь, подошла к ней. Она подняла руку и обвиняюще ткнула в лицо Любови, подчеркивая каждое слово. — Это ты сделала. Ты ее убила. Ты убила нашу маму. — Не слушай ее. У нее шок, — быстро проговорила Верность, бросив взгляд на Спасителя. Спаситель и Благородство остановились как вкопанные. Спаситель держал верхнюю половину тела Милости, Благородство — нижнюю. Оба обливались потом. Вечернее солнце было горячим и ослепительным. — У меня не шок, — огрызнулась Смирение. Она резко развернулась, тыча пальцем в присутствующих. — Вы все виновны в ее смерти. — Она не в своем уме, — сказал Спаситель, глядя на Любовь. Любовь смотрела ему в глаза. Ей хотелось кричать, но она не могла проявить слабость перед своими рабочими пчелами. Это ее момент. Момент, которого она ждала.