На секунду воцарилось молчание. Пи улыбнулся. – Можно я тебя поцелую? Девушка медленно опустила руки. – Зачем? – Просто хочу, – персеянин наклонил к ней лицо, и, не дожидаясь ответа, обхватил её двумя руками, приблизил к себе и впился в её губы. Она растерялась. Это был первый поцелуй в её жизни, первый раз, когда кто-то вторгся за границы дружеского общения. Было приятно и обидно одновременно. Она не давала согласия, так какого чёрта?.. Ева отпрянула. – Пи, не надо. Он тупо уставился в её лицо, помолчал, а потом отпустил и, резко развернувшись, зашагал по коридору. Девушка вздохнула и вошла в каюту. Она хотела подумать о том, что всё это значит и что с этим делать, но длинный удивительный день дал о себе знать: голова упала на подушку, а веки сомкнул сон. Путешествие пошло своим ходом. Пи больше ни словом, ни делом не напоминал Еве о произошедшей неловкости, и девушка была ему за это очень признательна. Первые приятные дни сменились рутиной: за завтраком Линч каждый день рассказывал байки из прежних путешествий, Джерард глупо хихикал, поедая булочки, Ипкис же ел молча и сосредоточенно, то и дело кидая взгляд на приборы, Пи уже за завтраком раздавал указания на день, а Ева с Наной слушали всё это и ели свой паёк. Потом Линч с Ипкисом оставались в главном корпусе, иногда к ним присоединялся Джерард, чтобы поболтать. Пи ходил по кораблю, поглядывая в иллюминаторы, или копался в своём планшете. А Ева с Наной были предоставлены сами себе. За час до обеда мулатка выгоняла всех в небольшой уютный спортзал и следила за тем, чтобы все выполняли норматив. Чтобы было веселее Нана включала любимую музыку и пританцовывала. Беспрекословно её инструкции выполняли, кажется, только Пи и Ипкис. Механик постоянно ныл, что ему тяжело, а Линч пытался схитрить. После обеда все разбредались отдыхать по каютам. Им полагалось спать, но на деле все эти взрослые люди решали для себя по-другому. Вот, Ева, например, рисовала на графическом планшете. Много, почти каждый день. Здесь и сейчас ей владело совершенно особое вдохновение, которое рождало замечательные портреты. А вечером был сеанс связи с Персеей, планёрка и сдача анализов для тех, кого Нана подозревала в нездоровье. Ну и дальше время текло медленно и тягуче. И так день за днём, прошло три недели. Монотонность дней разбавила лишь поломка корабля несколько дней назад, когда наконец нашлась работа для Джерарда. Остановив корабль, почти вся команда, кроме пилотов, высыпала в открытый космос. Ева сосредоточенно рассматривала работу хоботоноса, а Пи закружил в танце Нану. Ева слышала по рации, что они смеялись. Это было славно, так как последние дни мулатка ходила понурой и, кажется, глубоко несчастной. Джерард работал ловко и сосредоточено, однако у него ушло три дня, чтобы заменить деталь. В это время на корабле царил полумрак и девушкам было немного жутко застрять в космосе. Плохое настроение Наны Ева и Пи объясняли себе легко – новости с Персеи были ужасными. На второй день вынужденной стоянки сводки новостей передали, что суд над дерзким мужчиной состоялся. Главным обвинительным доказательством была память Эда – сделанные с неё скриншоты явно доказывали, что убийцей собственной матери был он. Конечно, сам момент убийства запечатлён не был – оно и понятно, ох уж эти хитрые мужчины! Но многочисленные скандальные ссоры с битьём посуды явно создавали мотив! Для него был вынесен редкий приговор – два месяца тюрьмы, а затем смертная казнь. Учёный мир активно накинулся на необыкновенное существо и почти каждый день заключения Эду приходилось сдавать анализы и пробы, проходить психологические экспертизы. Подбодрить подругу было нечем, а постоянные обсуждения произошедшего командой лишь усугубляли ситуацию. Хоботоносы и Пи считали, что Эд получил по заслугам, Ипкис всегда воздерживался от комментариев, а девушки краснели за свой род. Но оказалось, что грусть Наны имела более веские причины. Шёл пятый день после починки. Мулатка пригласила Еву в свою каюту и долго по ней ходила от одной стены к другой, заламывая запястья, когда подруга не выдержала: – Ну что? – Ева, – голос дрожал, – послушай. Мы никогда не были близкими подругами, но мне сейчас очень нужна твоя помощь. Я в трудной ситуации. – Хм. Возможно, я не была тебе близкой подругой, но у меня не было подруги, ближе тебя. Может, я подругофоб? – Ева хихикнула, но, увидев, серьёзный, взволнованный взгляд Наны, замолчала. – В общем… мне нужно, чтобы ты сделала мне аборт. Я не могу это сделать сама, а ты тут единственная землянка. Ева молча хлопала глазами. Не дождавшись её ответа, Нана продолжила: – Я бы приняла таблетку, но срок уже вышел. Остается только так. Пожалуйста! – мулатка горячо схватила её за руки. – Я даже не знаю, что тебе сказать. – Ничего не говори. Я боюсь передумать. Боюсь, что ты одобришь мой поступок, и точно так же боюсь, что не одобришь. Ох, нет, поговори со мной. Ева закусила нижнюю губу, слегка наморщив лоб: – И ты уже точно решила? – Нет, я просто не знаю, как быть. Это естественное зачатие. Отец – Эд. Мне так страшно хранить эту тайну одной, – на глазах мулатки заблестели слёзы. Ева обняла подругу. Для них обеих это было больше, чем слова утешения. Нана благодарно положила свою кучерявую головку ей на плечо и уже через несколько минут подруга почувствовала жар её слёз сквозь блузку. – Ну, ну, – она легонько похлопала мулатку по спине, – ничего. Ничего страшного. Может, ты ошиблась? – Нет, это точно. Я так была увлечена подготовкой команды, что забывала делать свои анализы… да и вообще, не думала проверять хгч. Ну, это ведь нетипичная для Персеи ситуация. И вот, недавно… ох. Я не знаю, как мне быть. – Нана всхлипнула, – пока мы будем в экспедиции, плод разовьётся и попадёт под условия кодекса гуманности. А выживет ли он вообще после всех этих перегрузок? А чего я хочу на самом деле?.. Это же ребёнок… ребёнок убийцы. А вдруг это вообще мальчик? И как я объясню врачу эту ситуацию… чистокровный человек внутри моей утробы! А через процедуру оплодотворения то не проходила! Ох, Ева! – Нана разрыдалась сильнее прежнего, она уже не сдерживала рыданий. Подруга прижимала её крепче к своей груди и растерянно гладила по голове и по спине, пытаясь утешить. Ей было так жалко мулатку, так беспомощно жалко, что в порыве чувств, она даже горячо поцеловала её макушку. – Хочешь… чаю? – выдавила Ева из себя. Она могла бы сейчас начать говорить о том, как она переживает за неё, давать советы, жалеть… но она предпочла всему этому предложение чая. – Да, да, – Нана рухнула на кровать. Ева ненадолго вышла из своей каюты и вернулась с двумя кружками горячего ароматного чая. Перед тем, как отдать его подруге, она открыла свой шкафчик, достала оттуда пакетик с сушеной травой, название которой Нане было неизвестно, и кинула пару листьев в чашки. – Это мелисса. Мама говорит, она успокаивает, – Ева протянула чай, и Нана благодарно приняла кружку. – Что мне делать? – Я думаю, что ты и сама прекрасно знаешь, что делать. – В каком это смысле? – пальцы мулатки беспокойно стучали по стенкам чашки. – Ну, знаешь, мне кажется, что все решения всегда уже приняты. Всегда есть вариант, который нравится больше всего, который хочется больше остальных. И всегда есть всяческие но. Их нужно отбросить, обойти, преодолеть, если хочешь быть счастлива. Нужно принять своё желание и последовать за зовом сердца. – Бред какой-то. Лучше взвесить все за и против, а ещё лучше – признаться Пи, – Нана вздрогнула, – интересно, может Джерард умеет делать аборты? Какой стыд… – Ты действительно хочешь избавиться от плода? – Ева отхлебнула чаю. – Не знаю… Мне страшно. Я… я бы хотела обсудить это с Эдом. – Это невозможно, милая… – Что бы он сказал? – Нана тоже отхлебнула чаю и закрыла глаза, вспоминая его лицо. – Он сказал бы: ты кто? – усмехнулась Ева, – ты разве не помнишь, он стёр тебя из памяти. Мулатка закусила нижнюю губу и слёзы снова скользнули вниз по щекам. – Знаешь, если честно… Я не верю, что он мог убить. Он такой славный, такой добрый, нежный, ласковый. Да, он ненавидел мать, глупо, нелепо, непонимающе… Но убить – не мог. Я так скучаю! Он мне очень нужен сейчас. – Сейчас тебе нужно принять своё желание по поводу ребёнка и не жить в подвешенном состоянии. Чего ты хочешь? – Я хочу родить, но это невозможно, я не… – Стоп, – её перебила Ева, – хочешь – делай. – Но я не хочу стать такой же матерью, как мать Эда, не хочу себе такой судьбы. – Это не связанные вещи, уж поверь, – улыбнулась подруга, – что тебя там волновало? Выживет ли? Постарайся беречь себя. Рано или поздно придётся признаться, только надо с умом подойти к этому делу. И Эду признаться во всём успеешь… мы должны успеть вернуться до того, как… – Ева выдохнула, и умолчала конец фразы, – Знаешь, я тоже не верю, что он убил. Но что мы можем доказать? Эд – это и политический объект теперь… Мысли самостоятельно, не привязывай себя к людям и обстоятельствам, они сменятся и исчезнут. А ты останешься с собой и своими решениями. – Мне кажется, я хочу родить. – Ну, значит, решено. А с остальными проблемами разберёмся по мере их появления. Обещаю быть твоей верной помощницей. Нана улыбнулась. Глава 12. Всё было не с ней – Это невозможно, немыслимо! – сухонький старичок в смокинге, доживающий последние годы правления, главнокомандующий, тряс руками в воздухе, – Я скорее поверю, что у вас сломались приборы! – Нет же! Нет, сэр! Распад урана происходит гораздо быстрее, химические вещества будто улетучиваются, воздух и вода почти пригодны стали для человека, вновь образуются ледники, появляются новые острова… – Джим взволнованно ходил по комнате, поправляя свои очки, – но что самое дикое… наши приборы зафиксировали движение на поверхности. – Инопланетяне? – старик поднял бровь. – Роботы, сэр. – И что, нам можно подняться наверх? – Нет, пока ещё нет, – Джим покачал головой, – но, если эта тенденция сохранится, то лет через пять можно будет попробовать. – Долгий срок, – главнокомандующий вздохнул. – Для того, что там происходит, это лишь миг. Это невозможно в природе. Вы понимаете, сэр, что нам кто-то помогает? – Роботы? – Инопланетяне, сэр.