– Я тут! Убывая восвояси, мы отыскали на стоянке «Хаммер» Виктора Сергеевича и убедились, что это не та машина, на которой не тот мужик приезжал в Пеструхино. – У этой тачки на морде какая-то металлическая фиговина вроде скобки для зубов, – отметила я. – Кенгурятник называется, он же защитный обвес на бампер, – подсказала Лизка. Как автовладелица, она лучше разбирается в этом вопросе. Я-то только дамские аксессуары знаю. – А у того «Хаммера» такого кенгурушника не было… – Кенгурятника, – уныло поправила Лизка. – Оборвалась еще одна ниточка, – вздохнула я. Напрасно я думала, что «лягушонка-коробчонка» забросит меня в родные пенаты и умчится в город. Лизка прозрачно намекнула, что время уже обеденное, и я не смогла посрамить фамилию и нарушить законы гостеприимства – пригласила их с Ятутом к столу. Его, правда, еще надо было чем-то накрыть, поэтому я сообщила гостям, что обед будет примерно через полчасика, а пока у них есть время на отдых. Лизка тут же умелась гулять по символической пограничной полосе между моим участком и соседским: не иначе, надеялась на случайную встречу с Семеном Буряковым. – Тебе же вроде наш Митяй понравился, – ревниво напомнила я легкомысленной подружке, провожая ее неодобрительным взглядом с крыльца. – Запас карман не тянет! – отмахнулась ветреница. Наш фотограф с аппаратом наперевес тоже отправился на прогулку, предварительно испросив моего разрешения поснимать колоритную деревенскую натуру в пределах моего двора. Далеко уходить он не собирался, поскольку не желал пропустить обещанный обед. Я фотосъемку санкционировала – мне не жалко. Потом, если ушлый Леня пристроит снимки моего прекрасного сарая или роскошного огорода куда-нибудь в National Geographic, поговорим о вознаграждении. Пока гости гуляли, я почистила и сварила картошку, сделала овощной салат, порезала сало и хлеб. К картошке подала топленое масло и сметану, к салу – нарубленную четвертушками луковицу. Получился простой и сытный деревенский обед. Для пущей аутентичности я отыскала в закромах деревянные ложки и картошку переложила из кастрюли в чугунок, накрыв его сверху вышитым полотенчиком. В граненые стаканы налила вишневый компот из баллона – тетка Вера щедро оделила меня своими закрутками. Лизка, знатная любительница заморских деликатесов, слегка покривилась, но выражать недовольство не стала – то ли действительно проголодалась, то ли здраво рассудила, что надо привыкать к простой деревенской еде, если есть интерес к обычным сельским мужикам. Зато Ятут пришел в восторг от аутентичной трапезы и задержал ее начало еще на четверть часа, прыгая вокруг стола с фотоаппаратом и щелкая затвором, как голодная птичка клювом. Я мысленно сделала себе пометочку: проследить, не появятся ли фотки моего чугунка и сала с луком на каком-нибудь модном сайте. Хорошее сало – оно какой угодно ресурс украсит, хоть туристический, хоть гастрономический, хоть социально-политический! Пообедали мы быстро, интересных застольных разговоров не вели, и сразу после компота Лизка с Ятутом укатили в город. Тут же на кухне материализовалася Шуруппак, откровенно недовольный тем, что ему, такому прекрасному, приходится обедать во вторую очередь. Я насыпала коту корма и в качестве лакомства выдала кусочек сала. Потом убрала со стола и как раз домывала посуду, когда явился Митяй. – А где? – спросил он, возникнув на пороге без всякого там «здрасте», и завертел головой, приглядываясь к углам, как будто Лизка могла там прятаться. – В Караганде! – ответила я просто потому, что это было в рифму. – То есть в городе уже. Пообедала и уехала, а что? – А то, что у меня к тебе, Алиса Юрьевна, пара вопросов, – недобрым официальным тоном сказал мой брат-участковый и, со скрежетом отодвинув от стола стул, оседлал его, как лошадку. Я не сдержалась и хихикнула. У меня в старом альбоме с семейными фотографиями сохранился похожий снимок братца на настоящей деревянной лошадке. Митяю там года два, но брови хмурит и щеки дует он точно так же, как сейчас. И волосики беленькие у него с того времени нисколечко не изменились. – Че ты лыбишься? – Не угадав причину моего веселья, участковый рассердился. – А ну, сядь и отвечай мне: что за хмырь с Лизаветой приезжал? – Ну надо же! – Я всплеснула руками, забрызгав Митяя водицей с мокрой тарелки. – А тетка Вера еще жалуется на плохое зрение! Да она Лизкину машину две секунды видела – и успела разглядеть мужика в салоне? – Его не только мамка видела. – Митяй бесцеремонно сцапал вышитое полотенчико и утерся. – Еще Нюрка из углового дома, почтальонша Валя, младший пацан Бобровых – Сенька, он на велике гонял, и Семен Буряков. – С ума сойти, какая у вас агентурная сеть, товарищ участковый! – восхитилась я. – Непонятно, как при такой похвальной бдительности народонаселения в Пеструхино вообще возможны какие-то криминальные истории. Митяй крякнул. – Или ты свою агентуру используешь только в личных целях? – добила его я. – Ладно, ладно! – Участковый поднял руки, сдаваясь. – Что ты на меня набросилась? Скажи просто, с кем это Лизавета каталась. Кто он ей, этот небритый рыжий хмырь? – И что рыжий разглядели, и что небритый! – Я помотала головой. – Ну, зоркие пеструхинские соколы… Расслабься, Митя, Леня Якутов – наш редакционный фотограф, его и меня Лизавета сегодня на работу возила. Меня, кстати, твои агенты в машине не углядели, что ли? – На тебя-то чего глядеть, мы тебя и так каждый день видим. – Митяй заметно приободрился. – Фотограф, говоришь? То есть просто коллега по работе, да? Холостой, нет? – Счастливо женат, трое детей. Успокойся. – Я тоже выдвинула стул и села. – Давай второй вопрос. – Какой второй? – А я почем знаю? Ты сказал, у тебя ко мне пара вопросов. Первый был про рыжего хмыря в машине Лизки, я на него ответила. Давай теперь второй. – А! Вторым делом у меня к тебе не вопрос, а наоборот. – Ответ? – Я подняла брови. – Он самый. Ты же хотела узнать про ту жемчужину… – Да-да-да! – Я взволнованно заерзала, всем своим видом демонстрируя жгучий – аж под хвостом печет! – интерес. Шуруппак оторвался от миски и обеспокоенно мявкнул. – Все нормально, ты ешь давай, – я кивнула коту, потом Митяю. – А ты говори! – Я и говорю: жемчужину проверили, она не та. – Что значит «не та»? – Не оттуда. Не с бабусиного шишака. – Почему это? – Потому что это мульти… пульти… да как же его? – Участковый зашарил по карманам, вытянул мобильник, потыкал в дисплей и прочитал с него: – «Культивированный жемчуг – образовавшийся в результате искусственного внесения человеком ядра-затравки». Поняла? На шишаке жемчужины старые, натуральные, речные. По цвету и форме разницы нет, но ненастоящий жемчуг… – Культивированный жемчуг – тоже настоящий, в смысле, натуральный, – машинально возразила я. – Ага, только тут натура дура, – сострил Митяй. – В серединке махонький железный шарик, а оттого бусина тяжелее природной. – И гораздо дешевле, – задумчиво добавила я. – Вот именно. – Участковый встал и вернул на место стул, пристукнув его ножками. – Так что найденная вами, гражданка Пеструхина, жемчужина фрагментом исторического головного убора и, соответственно, уликой в деле о пропаже шишака не является! О чем я вас официально уведомляю и с чем оставляю до новых встреч. – Тут он сменил официальный тон на нормальный и добавил: – Мамка теста намесила и вареники лепит, как робот, приходи на ужин, а то я сам все не съем – лопну. – Приду, – пообещала я, чуточку утешенная. Жалко было, что версия с жемчужиной разлетелась в пыль, но теткины самолепные вареники – это всегда хорошо. Даже в минуты сомнений и тягостных раздумий. До вечера я честно работала. Расшифровала аудиозапись, сделанную в стрелковом клубе, написала интервью, вычитала, отредактировала и отправила готовый текст Лизке – пусть согласует с заказчиком. В ответ получила в мессенджере лаконичный одобрямс – рисуночек: кисть руки с поднятым вверх большим пальцем. Рассудив, что подружка чем-то занята, раз отделалась от меня одной картинкой-эмодзи, я не стала сообщать ей про жемчужину. Потом расскажу огорчительную новость. На ужин я сходила к родичам и битый час объясняла тетке Вере, кто такой Леня Якутов, чем он занимается в редакции и за ее пределами и каковы его отношения с Лизаветой нашей Николавной. От тетки Веры парой фраз не отбояришься, она не Митяй, ей никакая информация не лишняя и слишком много слов не бывает. Мне пришлось проявить артистичность и убедительно подавиться вареником, чтобы тетка наконец отстала с расспросами, включив другой важный режим – потчевания. В результате я оценила суровую правоту Митяя, который всерьез опасался, что лопнет, если за столом не будет других едоков. Даже вдвоем с братом мы серьезно рисковали. Домой я брела вперевалку, а могла бы, наверное, катиться, как шар – набитый живот это вполне позволял. И, видно, правду говорят, что собакам очень не нравится все, что катится – на подходе к своему дому я была облаяна Бусиком. Свиновидный песик надрывался, припадочно дергаясь и рискуя свалиться с подоконника. – Буся, кто там? – поинтересовалась баба Дуся из глубины комнаты. Видно, лаял впечатленный моей странной поступью Бусик нетипично. – Это я, баба Дуся! Алиса! – отозвалась я, понимая, что Бусик не представит меня нормально и уж точно хорошо не отрекомендует. Раз он так растявкался, значит, очень я ему сегодня не нравлюсь. – Ляся! – В комнате стукнуло, брякнуло, и через пару минут – я терпеливо ждала – рядом с Бусиком в окне появилась старушка-соседка. Песик завертелся, уткнулся хозяйке в подмышку и наконец притих, только хвостиком крутил. – Хорошая у тебя подруга-то, видная и справная, даже машина у ей имеется, – сказала баба Дуся, тяжело опираясь руками о подоконник. – Еще такие есть? – Машины? – не поняла я. – Подруги! Я поняла, к чему вопрос, и пожалела, что не прошмыгнула мимо гавкучего Бусика на повышенной скорости.