– Пам, пам! – донеслось из-за забора. И тут же в другой тональности: – Пам, пам! Я вышла на крыльцо и увидела на улице некое подобие свадебного поезда: две машины, одна за другой. Первой шла, вернее, в данный момент стояла, синяя «девятка» Митяя, второй – Лизкина зелененькая «лягушонка-коробчонка». – А что это вы так скромно, всего на двух машинах и даже без эскорта мотоциклистов? – покричала я с крыльца. – Ты ехидничать будешь или с нами поедешь? – вопросом на вопрос ответил брат-участковый. – Не нравится – иди пешком! – Куда? – Я вроде никуда не собиралась. – Ну, здрасте! Маманя нас на ужин ждет, с утра тесто поставила и утку зарубила! – Утка с яблоками? – Я облизнулась и передумала сидеть дома. – И с черносливом. – Митяй любезно открыл мне сначала калитку, а потом и дверь машины. Лизка, сияя, как красно солнышко, помахала мне из-за руля «Лягушонки». – Айн момент. – Я метнулась в хату, переобулась, сдернула с гвоздика в сенях палантин – вечером будет прохладно – и, наказав перманентно недовольному моими отлучками коту не скучать, заперла дверь и села в машину к Митяю. Хотя ехать-то было недалеко – всего за три двора. Но Митяю, оказывается, надо было со мной уединиться, чтобы решить деликатный вопрос: – Ты, это… нынче с мамкой переночуешь? – А что такое? Тетя Вера себя плохо чувствует? – заволновалась я. – Да при чем тут ее чувства! Речь о наших с Лизочком. – Митяй оглянулся, сквозь два автомобильных стекла подарил страстный взгляд моей подруге и добавил в довесок мажорный «пам, пам» – краткий вариант любовной серенады на клаксоне. – Давай, ты сегодня переночуешь у мамки, а мы – у тебя? – А что мне за это будет? – спросила корыстная я. – А что ты хочешь? – слегка напрягся братик. – Расслабься, в лес за подснежниками тебя не пошлю, – хмыкнула я. – И на колхозное поле за клубникой тоже… И к тетке Дусе за подсолнухами… И к деду Захару за котятками, в ведре притопленными… И на сосну – дупло с припасами белки искать… У нас с Митяем было веселое детство, есть что вспомнить. – Будет кое-что похуже? – Брат, умудренный опытом, поежился. – Да пустяки. Поможешь мне освободить задержанного Соколова. – Ты хочешь штурмом взять КПЗ?! – Митяй вытаращил глаза. При этом лазоревые очи сверкнули восторгом, и я торжествующе усмехнулась: гляди-ка, у меня по-прежнему получается подбить младшего братика на авантюру! – Зачем же так радикально… Не будем мы штурмовать КПЗ, просто произведем замену на поле, в смысле, на нарах: найдем настоящего похитителя шишака и сдадим его полиции вместо Соколова. – Мы – это кто? – уточнил Митяй и опять оглянулся на Лизку. А не дурак у меня братец, ой, не дурак… – Мы – это ты, я и наша общая подруга, – подтвердила я. – Три товарища. Три мушкетера… – Три поросенка, – проворчал Митяй и потянулся, открывая мою дверь. – Вылезай, приехали! Тут только до меня дошло, что мы уже подъехали к его дому, ворота распахнуты, а в них стоит, раскинув руки для объятий, радостная тетка Вера в парадном фартуке с вышитыми петухами. – Ах, вы, поросята такие! – весело запричитала тетка, качая головой. Я умиленно улыбнулась. «Поросята» – это было любимое ругательство моего папы. Более грозных и грязных слов мы, дети – я и Митька, – от него никогда не слышали. – Так мы договорились? – Прежде чем выбраться из «девятки», я повернулась к Митяю. – Насчет вашей бурной ночи у меня и нашей общей детективной операции «Три поросенка»? – Надеюсь, Соколов не окажется Серым Волком, – пробормотал участковый, и я поняла, что ради ночи с Лизкой он на все согласен. Влюбленный мужчина – как мягкая глина. Лепи из него хоть горшок, хоть подсвечник… У тетки Веры уже все было готово к приему дорогих гостей: дом сверкал чистотой, ножки щедро накрытого стола гнулись под тяжестью праздничных блюд. Только в центре столешницы еще зияла проплешина, которую должна была занять утка с яблоками и черносливом. Но она уже готова была эффектно явить себя миру – чувствовалось по запаху. – Митюша, ты утку доставай и разрезай, это дело не женское. – Тетка Вера быстро пристроила сына в горячую точку у печи. – А вы, деточки, в погребочек слазьте. – Нам с Лизкой тоже было дано ответственное задание. – Зачем, теть Вер? – За пастилой и орехами! – И тетка тут же отконвоировала нас с подружкой в сени, к люку в погреб. Она сдвинула коврик, подняла крышку, щелкнула выключателем и синхронно повела ручками – мол, вэлкам, добро пожаловать в наше стратегическое хранилище продовольствия! Мы с Лизкой спустились в погреб. Подружка огляделась, присвистнула и подняла вверх большие пальцы: – Вот это, я понимаю, погребочек! – Ага, – я хихикнула. В семейном погребочке тетки Веры и ее сына было не так просторно, как на станции Московского метрополитена, но не менее красиво. Вокруг, куда ни посмотри, высились деревянные стеллажи с разноцветными банками, стеклянные бока которых в свете электрической лампочки сияли огнями, как новогодняя елка. С толстых балок под потолком свисали связки лука, чеснока, перца, сушеных томатов, грибов и вяленой рыбки. У специального дырчатого окошка, приятно дышашего легким сквознячком, проветривались окорока – эффективное импортозамещение буржуинского хамона. По углам стояли бочонки и кадушки, вдоль стен стройными рядами тянулись бугристые мешки и дощатые ящики, отдельно, в специальной нише, помещались бутылки разной степени запылености. Даже не знаю, есть ли еще в Пеструхине погреб, который может поспорить с теткиным за звание образцового? Тут мне подумалось, что у занудного Семена Бурякова, наверное, банки с вареньями и соленьями расставлены по оттенкам, как в дизайнерской «Библии цвета». Зато в теткином погребе я превосходно ориентируюсь с детских лет, когда мы с Митяем и отрабатывали навыки спортивного ориентирования на местности, богатой вкусным съестным. – Вон там, – в приступе ностальгии я указала на картонный короб, – сухофрукты: сушеные сливы, яблоки и абрикосы. А на той полке под бумагой – домашняя пастила. Яблочная! Вкусная, как райская амброзия! Ты не представляешь, чего только мы с Митяем не придумывали, чтобы забраться в этот погреб! Такие сложные операции разрабатывали – Суворов со своим переходом через Альпы отдыхает! – А теперь тебя просят принести пастилы, а ты кочевряжешься, – упрекнула меня Лизка. – Да никому там не нужна пастила, – отмахнулась я. – Думаешь, зачем тетка Вера нас сюда отправила? Чтобы показать тебе товар лицом, впечатлить фамильной хозяйственностью и обильными припасами. Ты же как бы товар, а Митяй – купец, вот, видишь, богатенький… – И что в этом плохого? – Подружка неожиданно рассердилась. – Чего ты ерничаешь? Хозяйственность на шесть баллов из пяти, припасов внукам и правнукам хватит, твоей тете есть чем гордиться! А что до моего товара, так слава богу, что появился шанс его удачно пристроить. – Лиз, ты чего? – От неожиданности я с размаху села на мешок с орехами, и он ворчливо затрещал. – Ты всерьез, что ли, думаешь об отношениях с Митяем? – А почему нет? – Лизка тоже опустилась на тугой мешок, судя по нежному хрусту – с сушеным шиповником. – Или ты думаешь, что я для твоего брата недостаточно хороша? – Да ты что! – Я замахала руками и едва не сдернула гирлянду сушеных грибов. – Ты красотка, умница, обеспеченная и состоятельная дама, это Митяй тебе в подметки не годится. – Не обижай моего будущего мужа! – Подружка погрозила мне пальцем. – Митюша – золотой человек, правда-правда. И хозяйственный, и заботливый, и душевный, и в постели, чтоб ты знала, очень даже орел. А какие у него глаза! Как незабудки! – Лизка завела к потолку собственные очи – обычные, серые. – Вот представь, будет у нас с ним девочка с такими голубыми глазами… Я поперхнулась – успела уже вытащить из-под себя и раздавить в ладонях тонкокорый грецкий орех. – Или мальчик, – мечтательно продолжила Лизка. – С волосиками беленькими, легкими, головушка-одуванчик… – М-да. – Я откашлялась и встала. – Теперь мне ясно, что все очень серьезно. Что ж, если тебя интересует мое мнение, то я не против. Женитесь и размножайтесь! Из меня такая классная тетка, как из теть Веры, вряд ли получится, но обещаю, что буду стараться. – Из теть Веры получится суперская бабушка. – Мечтательности в голосе подружки не убавилось. – Классическая деревенская бабуля с натуральными продуктами и носками домашней вязки… – А какая из нее выйдет свекровь! – поддакнула я. – М-м-м? – насторожилась Лизка. – Митяй у нее под правым каблуком, а ты под левым будешь, – напророчила я. – Не-а, мы купим землю у твоих соседей, Буряковы как раз половину участка продают, и построим себе домик рядом с твоим! – огорошила меня Лизка. – Митяй скопил деньжат? – удивилась я. – Я скопила, – горделиво вздернула нос подружка. – Хотела дачку купить, но так даже лучше получится. Мою городскую квартиру мы сдадим, будем здесь жить – у Мити служба, а мне до города по трассе на машине всего сорок минут ехать, это пустяки. Потом уже, когда детки вырастут и их учить надо будет, в город переберемся… – Это ж на сколько лет вперед вы с Митяем стратегические планы составили? – восхитилась я. – На двадцать?! За каких-то полдня? И еще сексом заняться успели? – Да, мы такие! – Лизка кокетливо похлопала ресничками, потупила глазки и ковырнула утрамбованный земляной пол носочком. – Де-э-эвочки, утка ждет-скучает! – свесившись в люк, игриво позвал нас Митяй. – Уже летим! – Подружка подхватилась, вспорхнула с мешка и с дробным топотом умчалась вверх по лестнице. Я набрала в решето орехов, сверху положила пластину пастилы и, покачивая головой, покинула волшебный чертог своего детства. Правда, как все меняется… Меня уже не соблазняют домашние сухофрукты, а Лизка не ждет принца на белом коне, ей, оказывается, вполне достаточно участкового на синей «девятке»… К утке тетка Вера подала смородиновую наливку, и потом Митяй не позволил Лизке сесть за руль «лягушонки», которую подруга непременно желала определить на ночевку ко мне во двор, к себе под окошко. Брат сам повел зеленую машинку, мы же с Лизкой были в ней пассажирами.