– Значит, пойдем в Кальяо? – Греве радостно встрепенулся. – А как же эти, прости господи, калеки? Все четверо не сговариваясь посмотрели на «Ковадонгу». Канонерка стояла в трех кабельтовых от парохода. Пожар на ней уже потушили, но и без оптики было видно, что судно сильно осело на корму и накренилось. – Хода дать они не смогут, буксировать – хлопотно, да и незачем, – сказал Сережа. – Решили так: «Скоморох» оттащит канонерку к берегу и посадит на мель, а перуанцы потом разберутся, что с ней делать. Команду возьмем на «Луизу-Марию». – Жаль, адмирал погиб, – посетовала Камилла. – Вот бы сейчас порадовался! – Да, сеньору Мигелю Грау не повезло, – согласился с женой Греве. – И надо было такому случиться: осколком первого же снаряда точно в лоб! Никого больше не задело, а его – наповал… – Вообще-то на «Ковадонге» трое убитых и семеро раненых, – заметил Остелецкий. – Среди них два моих «пластуна». Но это уже потом, следующими попаданиями. И вот что, Серж… – Он замялся. – Скажи-ка, мы и дальше пойдем под перуанской тряпкой? И непочтительно мотнул головой, указывая на красно-бело-красное полотнище, лениво колышущееся на кормовом флагштоке. На миг барону почудилось, что лама с замысловатого герба, украшающего среднее, белое поле, укоризненно покосилась на Вениамина: зачем обижаешь? почему сразу «тряпка»?.. – Нет, – Казанков покачал головой. – Теперь «Луиза-Мария» снова нейтральное судно. Так что, Гревочка, возвращаю тебе твою собственность. Ступай к Девиллю, приводи его в чувство. Водой, что ли, отлейте… А как протрезвеет, пусть принимает командование. – И кивнул на полубак, откуда уже неслось излюбленное матросами-бельгийцами шанти: Ах, прощай, ах, прощай, мы опять идем в моря, К черту ром, да и девчонку прочь с колен – отплывай! «Торопись, – кричит нам ветер, — все не зря, все не зря, Поспеши, пока попутный! Раз-два-три – не зевай! Если снова хочешь в гости к тетке Кэрри, Так не мешкай, собирайся к тетке Кэрри, Где цыплят своих бедовых кормит в море тетка Кэрри. Прощай!..» – Вот, изволите видеть: уже празднуют и даже пьяны до изумления. Ты, Гревочка, кажется, сулил им тройное жалованье? – И джина с ромом от пуза, – подтвердил барон. – От такой жизни чего ж не повеселиться? Я бы и сам… Казанков повернулся к Камилле и заговорил сухим, официальным тоном: – От имени флота Республики Перу должен принести вам, баронесса, извинения за доставленные неудобства. Я невольно подверг вашу жизнь опасности… – Что за пустяки, Серж, милый! – Супруга Греве очаровательно улыбнулась. – Наоборот, я очень вам благодарна. Побывать в настоящем морском бою – это так увлекательно и возбуждающе! Вы не поверите, этот несносный Шарль держал меня, словно в шкатулке, обложив ватой: туда не ходи, сюда даже взглянуть не смей! Право же, скука смертная, а еще путешествие!.. – И с вызовом глянула на барона. Тот насупился, и Сережа поспешил скрыть усмешку. – Кстати, баронесса, забыл спросить: как ваша… подопечная? Камилла вздохнула. – Бедная девочка перепугалась, сидит у себя в каюте, нахохлилась, как воробушек, вся дрожит. Может, вы ее навестите, объясните, что опасность позади? Сережа чуть заметно покраснел. – Вообще-то я хотел предложить вам обеим отправиться на «Герцог Эдинбургский». Там вы будете в полной безопасности. Брови баронессы удивленно взлетели вверх. – Ну что вы, зачем? Я вполне доверяю вам. К тому же, Серж, вы сказали, что «Луиза-Мария» снова пойдет под бельгийским флагом, верно? К чему тогда такие предосторожности, если нам больше ничего не угрожает? Сережа развел руками. – Что ж, не смею настаивать, в конце концов, это ваше судно. Только боюсь, мадам, вы не вполне верно понимаете ситуацию. Главная драка еще впереди. XII Январь 1880 г. Перу, гавань Кальяо Приземистые черные силуэты рисовались на фоне неба у самого горизонта: мачты, трубы, низко стелющиеся дымы. Четыре боевых корабля, четыре слитка брони, пушечной стали, гения судостроителей… и живых людей. Тех, кто сейчас на палубах, в кочегарках, на мостиках. С такого расстояния их не разглядеть даже в самый сильный бинокль. Они здесь. Они пришли. Секретная депеша, полученная Повалишиным от русского консула в Кальяо, не обманула. Вот они: «Герцог Эдинбургский», «Минин», «Клеопатра», «Скоморох». Именно эти корабли ворвались в устье Хамбера, наводя панику на лондонские биржи и судоходные компании, а потом пересекли Атлантику, чтобы вместе с североамериканцами еще раз щелкнуть по носу одряхлевшего британского льва. Иван Федорович ощутил, как к горлу подкатывает комок, глаза предательски увлажняются. Он сам служил на «Клеопатре» во время атлантического похода эскадры Бутакова и теперь при виде ставшего родным фрегата едва справлялся с эмоциями. «Клеопатра» досталась России как трофей в кампании 1878 года и сохранила свое название согласно традиции, учрежденной еще Петром Великим: первому кораблю какой-либо нации, взятому с боя, следует оставить прежнее имя. Так в Российском флоте появился, например, линейный корабль «Ретвизан», взятый на шпагу в 1790 году в бою у Свеаборга, – история склонна повторяться… Повалишин поднялся на низкий мостик. «Тупак Амару» стоит в трех кабельтовых от пирса, противоминные сети вывешены на выстрелах, канониры бдят у орудий. Рядом коптит южноамериканское небо единственной своей трубой монитор «Манко Капак». Дальше – его близнец «Атауальпа»; за ними – низкий, похожий на крышку гроба «Лоа». По сравнению с силами противника – слезы, соломинка, за которую Иван Федорович схватился в попытке потянуть время, дождаться. Но ведь дождался! Сеньор Гальварино Риверос Карденас, командор, теперь эта игра не ваша. Если вы обезумеете настолько, чтобы решиться вступить в бой с русской эскадрой, то, как говорят янки, не забывайте следить за своей спиной. У адмирала есть чем в нее ударить. Трап скрипнул, закачался. Барон протянул руку и помог Казанкову подняться на палубу. Тот благодарно кивнул и наклонился, отряхивая колени щегольских мундирных брюк. – Ну, брат, не тяни кота за… Ивана Федоровича видел? Сережа выпрямился. – А как же! И видел, и депешу бутаковскую вручил касательно совместных действий. Не поверишь: он теперь адмирал, командует всем военным флотом Перу вместо Грау, земля ему пухом… – Вот это да! – Греве присвистнул от удивления. – А у нас Повалишин кем был, капитаном первого ранга? – Второго. После «Стрельца» он так и не получил корабль, получил назначение старшим офицером на «Клеопатру». «Тупак Амару» не в счет, это уже у перуанцев. Барон удивленно вздернул брови. – Вот это я понимаю: человек сделал карьеру! – Ничего ты, Гревочка, не понимаешь, а завидовать дурно. Он мне сказал, что сразу после войны выйдет в отставку и займется наукой. – Наукой? С чего это вдруг?.. – Да вот увлекся культурой здешних аборигенов, хочет устроить какую-то экспедицию, я толком не понял. Сам расспросишь, если доживешь, конечно. – Типун тебе на язык! – Барон едва не сплюнул на палубу, но сдержался. – А что? Пока я ездил на берег, Бутаков направил на чилийский флагман ультиматум с требованием не препятствовать эвакуации европейцев, проживающих в Кальяо. А вот как они на него среагируют, это, брат, одному Богу известно. Вот полезет чилийский командор на рожон, и что мы будем делать, снова удирать? А у него, между прочим, два полноценных броненосца, не «Минину» с «Герцогом Эдинбургским» чета. Те только полуброненосные фрегаты и для боя в линии подходят с большой натяжкой. Греве задумался. – Вообще-то ты прав. Я про командора Ривероса, начальника чилийской эскадры, много чего слышал, да и встречаться приходилось. Чванливый, самоуверенный тип, к тому же весьма недалекий. От такого всякого можно ожидать. Вполне может и полезть на рожон. И вот тогда… По палубе легко прошелестели шаги. Барон обернулся, умолкнув на полуслове. – Камилла, дорогая! А мы с Сержем…