Не осознавая, что делает, Судзуки выходит на дорогу. В то же мгновение вдалеке с правой стороны показываются две крохотные точки света. Это фары машины, светящиеся сквозь темноту. Она едет вперед. «Какая неожиданная удача», – думает он. Делает еще один шаг по дороге, затем еще один. «Я должен оказаться прямо перед ней». Это чувство глубокой неизбежности. «Я должен умереть…» Внезапная мысль приходит ему в голову: может быть, его жена чувствовала себя точно так же? Может быть, в тот самый момент за мгновение до того, как сын Тэрахары вместе с его дружками сбили ее внедорожником, она жаждала смерти? Она была чувствительна ко всей боли этого безнадежного, трагического мира. «Может быть, она просто хотела, чтобы все это закончилось, как теперь хочу этого я? Она должна была чувствовать именно так. А теперь я смогу присоединиться к ней». Он идет навстречу приближающимся огням фар. Это минивэн. «Я должен выбежать на дорогу прямо перед ним, – говорит себе Судзуки и соглашается: – Моя жена будет так счастлива…» Он уже собирается сделать следующий шаг, уже заносит правую ногу над асфальтом, его подошва уже отрывается от земли, когда вдруг слышит другой голос: «С чего это ты решил, что это сделает меня счастливой?» Это не настоящий голос, который мог бы исходить от живого человека. Но Судзуки ощущает присутствие своей жены рядом, ее губы совсем близко от своих. «Кто тебе сказал, что я хотела умереть?» Она смеется своим обычным смехом, таким знакомым, таким очаровательным. По крайней мере, Судзуки думает, что слышит его. Он резко останавливается. Минивэн проезжает прямо перед ним буквально в нескольких сантиметрах. Он не слышит ни звука двигателя, ни скрипа шин по асфальту, – ничего. А потом он видит его. Большой человек, стоявший на противоположной стороне дороги, покачнувшись, делает шаг вперед и падает прямо на пути минивэна. Его длинная правая рука делает взмах в воздухе, когда он беззвучно падает. Судзуки коротко вскрикивает. Минивэн на всей скорости врезается в мужчину. Судзуки все еще, кажется, не слышит звуков реального мира: ни визга тормозов, ни звука удара бампера машины о тело большого человека, ни хруста ломающихся костей, ни крика водителя. Все разворачивается перед его глазами, подобно фильму в замедленной съемке: разлетающиеся вдребезги стекла фар, сминающийся вовнутрь капот машины, рука мужчины, сгибающаяся под неестественным углом, брызги крови от его разорванного в клочья тела. Минивэн проезжает еще несколько десятков метров на заблокированных колесах, затем его заносит влево, и он останавливается поперек дороги. Все, на что способен Судзуки в первое мгновение, – это стоять в оцепенении. Как только вновь обретает способность двигаться, он подходит к телу большого человека. На земле лежит книга. Она выглядит так, будто ее множество раз перечитывали. Судзуки наклоняется, чтобы поднять ее, но затем замечает что-то рядом с ней – кольцо. Его обручальное кольцо. Он берет его и подносит к глазам. «Вот видишь, ты все-таки нашел его», – говорит его жена. Судзуки смотрит налево, затем направо, ища глазами Асагао. То, как мужчина упал, наводит его на мысль о том, что его толкнули. Но все, что видит Судзуки, – это непроглядная тьма рощи криптомерий; их ветви покачиваются, будто пытаются что-то сказать. Он стоит там в молчании ночи, глядя на то, как темная жидкость разливается на дороге, – может быть, кровь, может быть, бензин. Он чувствует, что вот-вот потеряет сознание. Его охватывает изнеможение и облегчение. Колени подгибаются. Прежде чем Судзуки понимает, что происходит, он уже сидит на асфальте. Его голова тяжелеет, а мышцы шеи расслабляются. Веки опускаются. Чернота криптомерий смешивается с темным индиго неба, затем с холодным серым цветом асфальта – и поглощает его. Сон. Судзуки Сидя в ресторане отеля, он смотрит на стоящую перед ним тарелку. На верхнем этаже высотного отеля в Хиросиме, за столом подле окна, из которого льется свет утреннего солнца, он нанизывает на вилку агэмоно – обжаренные в масле кусочки мяса и овощей – и отправляет их себе в рот. Энергично пережевывает их и глотает. – Ого, ничего себе, внушительная порция… Судзуки поднимает глаза на голос и видит худощавого пожилого человека, стоящего подле его стола. Он никогда раньше его не встречал. Наверное, мужчина просто проходил мимо, заинтересовался и решил обратить внимание, но Судзуки чувствует, что должен сказать что-то в ответ. В тоне незнакомца не слышно ни восхищения, ни презрения, и невозможно определить, действительно ли он впечатлен или просто подшучивает над Судзуки. – У тебя, должно быть, хороший аппетит. Наверное, это потому, что ты еще молод. – Дело не в этом, – отвечает Судзуки с улыбкой. – Это состязание один на один за шведским столом. – Я не очень понимаю, о чем ты говоришь. – Это дуэль. Ты против еды. Берешь тарелку, оцениваешь каждое предложенное блюдо и спрашиваешь: «Хочу ли я это съесть?» – У кого спрашиваешь? – У самого себя. И, если хочешь, ты его берешь. Не имеет значения, что в результате на твоей тарелке окажется слишком много еды. – Гм, я бы сказал, что это имеет значение, – мужчина улыбается в ответ, демонстрируя ряд неровных зубов. Все, что есть у него самого на подносе, – это суп мисо-сиро, плошка с небольшой порцией белого риса и кусок лосося, зажаренного с солью. – Мне этого достаточно. «Ты не воспринимаешь этот шведский стол всерьез», – хочет сказать Судзуки, но вместо этого просто смеется и запихивает в рот еще один кусок агэмоно. Ноздри ему заполняет запах жареного мяса в сладком соусе. Сидя за столом и поглощая свой необычный завтрак, он размышляет о том, что произошло прошлой зимой, больше полугода назад. «Что все это значило?» Вся эта безумная история, начавшаяся смертью сына Тэрахары и охотой на Толкателя… После того как все закончилось, Судзуки проснулся – и с изумлением обнаружил себя на станции «Синагава», сидящим на скамейке на платформе, к которой прибывали поезда, идущие в центр города. Он осмотрелся вокруг, на мгновение охваченный паникой, но ничто не показалось ему необычным. Ему было неизвестно, что произошло с телом большого человека или с минивэном, который его сбил. В голове клубился туман; он сидел на скамейке, не в силах с нее подняться. У него не было никаких воспоминаний о том, пришел ли он туда сам или же его привезли на машине. Возвращение в свою квартиру не показалось ему безопасным; он не знал, разыскивают ли его сотрудники «Фройляйн», поэтому решил поискать дешевый отель. Возможно, его квартира была разгромлена или там его ждала засада. В конце концов Судзуки провел месяц в бизнес-отеле неподалеку от станции «Отяномидзу». Он ни разу не заряжал свой телефон, так что Хиёко не могла до него дозвониться. Он искал наклейку с фотографией древесного усача, которую подарил ему Кодзиро, но нигде не мог найти ее. Спустя месяц Судзуки с некоторым волнением возвратился в свою квартиру, но она оказалась нетронутой. Маленькими, осторожными шагами он возвращался в обычную жизнь, пытаясь начать ее заново. В то же время он посещал кварталы развлечений, прислушиваясь к разговорам и собирая слухи, – и выяснил, что организация «Фройляйн», она же «Рэйдзё», перестала существовать. Ему не удалось выяснить всех деталей, но, судя по всему, она исчезла навсегда. Несколько месяцев назад Судзуки отправился в Нэтодзава-парктаун – всего один раз. Полагаясь на свою память и интуицию, он провел там примерно час, бродя среди одинаковых на вид домов, но так и не нашел тот самый дом. Бродя по улицам, он также искал на земле свою потерянную наклейку с жуком-усачом, думая, что, может быть, обронил ее где-то там, – но и ее тоже найти не смог. На днях Судзуки прочитал в газете о молодой женщине около двадцати лет, которая совершила самоубийство, бросившись под поезд в метро. Стоя на платформе, она вела себя странно и что-то бормотала себе под нос, повторяя одни и те же загадочные слова. Эта история была достаточно необычной, чтобы даже в спортивной газете о ней напечатали весьма внушительную статью. Судзуки подумал, что это, должно быть, была Хиёко. На газетной странице была фотография места происшествия: на платформе валялись отброшенные ударом поезда черные туфли на высоком каблуке, – они выглядели в точности как ее. Конечно, он не мог быть уверен на сто процентов. Единственное, что ему было известно наверняка – это что его жена погибла, а ему так и не удалось за нее отомстить. Несколько месяцев Судзуки провел, томясь в плену своих мрачных воспоминаний. «Что тебя так печалит?» – слышал он периодически в своей голове ее упреки, но не мог найти в себе энергии, чтобы выйти из этого состояния. Целыми днями просиживал взаперти в своей квартире, думая о том, не может ли его тело покрыться плесенью из-за влажных испарений, исходящих от татами. Совсем недавно Судзуки смог наконец стряхнуть с себя это душевное оцепенение и вернуть себе решимость благодаря одному случайному событию. Однажды он включил телевизор, по которому показывали целую стаю собак, собравшихся вокруг мисок с едой и поглощавших пищу. Они сосредоточенно чавкали своей собачьей едой, и в их поведении не было ни капли притворства. Это зрелище каким-то образом сдвинуло что-то в его душе с мертвой точки. Вдруг заторопившись, Судзуки вышел из дома, чтобы купить журнал со списками вакансий, и принялся подыскивать себе новую работу. «Я должен работать», – твердо решил он. Собаки, самозабвенно поедавшие свой обед, были очень милыми, но во всем этом было кое-что еще – упрямая, абсурдная воля к жизни, которая заставила его отчетливо почувствовать, что он тоже должен жить. Судзуки нашел работу учителем на подготовительных курсах к экзаменам в университет. Это была временная работа по договору, и от самого их рекламного объявления по набору сотрудников исходило ощущение некоторой ненадежности, но он не возражал. Курсы находились на тихой улочке неподалеку от станции «Синдзюку». За день до выхода на работу Судзуки поехал на синкансэне в Хиросиму. У него было чувство, что он должен начать эту новую главу своей жизни, позавтракав в викинг-ресторане отеля, где он впервые повстречал свою жену. Чтобы привести себя в необходимое состояние души, Судзуки решил устроить ритуальный завтрак, а затем вернуться вечером в Токио уже учителем подготовительных курсов. Чтобы быть готовым к завтраку, накануне он с полудня ничего не ел. Сопротивлялся чувству голода, перебирая в голове воспоминания о своей умершей жене, а также впервые за многие годы посетив Мемориал мира в Хиросиме – купол Генбаку. Теперь, сидя перед тарелкой, полной еды, Судзуки неторопливо пережевывает пищу, наслаждаясь ее вкусом, и сосредоточенно глотает. – Выглядит так, будто ты бросил себе вызов. – Теперь, кажется, пожилой человек искренне впечатлен. – Я перевариваю, – отвечает Судзуки с набитым омлетом ртом. – Полагаю, что переваривание начнется, когда ты закончишь есть. – Я перевариваю все, что предлагает мне жизнь. – Он наконец решил принять то, что его жена безвозвратно от него ушла, – переварить это. – Я хочу быть живым. – Гм… что ты под этим подразумеваешь? – Я много об этом думал. О многих вещах. И пришел к выводу, что мучительно жить – жить так, будто ты уже умер, – неправильно. – А ты женат? – И если я собираюсь жить, то я должен много есть, верно? Так что я и собираюсь много есть. Положить в рот порцию, разжевать, проглотить. Повторить это снова. Он не собирается проигрывать, признав, что давно уже сыт. «Если я собираюсь жить, я должен есть». Судзуки хочет произнести это вслух, но его рот набит едой. У него ощущение, будто его погибшая жена сидит за столом напротив него. Перед ней тоже стоит доверху наполненная разной едой тарелка – та самая, на которую он в шутку указал ей в их первую встречу. Жена выглядит немного бледной и держится за живот. «Я не могу все это съесть», – стонет она. «Я съем все это за тебя, я буду жить за тебя, – с воодушевлением обещает Судзуки. – Просто посмотри. Я буду жить так, как будто я действительно живой». – Что ж, это, конечно, превосходно, – с сочувствием говорит пожилой мужчина, выражение его лица теплеет. – Но, знаешь, если ты продолжишь в том же духе, то долго не проживешь. * * * В тот же день после полудня, проехав на синкансэне обратно до станции «Токио», Судзуки стоит на платформе, чтобы сесть на другой поезд. Приближается время часа пик, и вокруг него толпится множество людей. Старики с согнутыми спинами, молодые парни и девушки с крашеными волосами. Все они выглядят хмурыми, стоя там со своими сумками и глядя себе под ноги. Платформа усеяна пятнами голубиного помета – как будто забрызгана белой краской. Сейчас вторая декада июля, почти самая середина лета. Его шея отчаянно потеет в том месте, где ее касается воротник застегнутой на все пуговицы рубашки. Станция тонет в сияющих лучах заходящего солнца, которые отражаются от стеклянных панелей на здании стоящего напротив станции офиса электрической компании. Судзуки смотрит на железнодорожные пути. Напротив него – платформа для поездов, отправляющихся из центра города. На ней тоже выстроились люди. Он смотрит налево вдоль путей, но поезд все никак не приедет. Судзуки поворачивает голову направо и принимается неторопливо рассматривать людей на противоположной платформе, как вдруг… Прямо напротив него там стоят двое маленьких мальчиков. На них одинаковые футболки разных цветов и шорты, которые придают им беззаботный и милый вид. Они, похоже, тоже заметили Судзуки. Тот, который повыше, показывает на него пальцем. Это Кентаро. Мальчик пониже, похожий на его младшего брата, который стоит рядом с ним, улыбается. Кодзиро.