– Вы сегодня один? – спросила она. Ненавижу, когда они спрашивают «Вы один?» этим сочувственным тоном. «Мне очень жаль, что вы лузер, сэр». Но я постарался подавить раздражение. – Вообще-то я встречаюсь тут кое с кем. Не возражаете, если я сначала осмотрюсь? Она сделала жест в сторону зала, я вошел и огляделся – однако Кайла заметила меня первой. – Джим! Я увидел привлекательную рыжеволосую женщину в отдельной кабинке. На фото в Википедии она была брюнеткой, но имбирный цвет ей шёл. Когда я приблизился, она встала. Обычно, когда я встречаю старых друзей, которых давно не видел, то готов к объятиям или поцелую в щёку, но Кайла выглядела… какой-то скованной, что ли, так что я просто сел напротив неё. Выражение её лица сменилось – как мне показалось, вследствие сознательного усилия, – и я осознал, что она оценивает меня так, как оценивают кого-то, кого много лет не видели: седина в волосах, залысины, брюшко, морщины. В этом контрольном списке оба квадратика, касающиеся волос, галочек не содержали; веганская диета поддерживала стройность, а вот морщины, чёрт бы их побрал, я предпочитаю называть «мимическими». Я по крайней мере ничем подобным сейчас не занимался – у меня не было о ней старых воспоминаний, с которыми можно было бы сравнивать. А то, что я видел сейчас, мне вполне нравилось. И всё же чисто ради соблюдения приличий я сказал: – Ты ничуть не изменилась. Она улыбнулась, но опять же немного скованно, отстранённо. – Ты тоже. – Она уже заказала бокал белого вина. – Ну так что, – добавила она, – что нового? Я люблю отвечать на этот вопрос: «Новая Гвинея, Новая Каледония, Новая Зеландия», но я не знал эту женщину – вообще её не знал; я не был уверен, что ей эта шутка покажется смешной. И всё же, когда-то я ей нравился, так что, вероятно, быть самим собой – не такая плохая идея. Я выдал свой список «нового» и действительно заработал улыбку – и по крайней мере на секунду её неуверенность пропала. – То же чувство юмора, – сказала она. – Помнишь профессора Дженкинса? За какую шутку он выгнал тебя с семинара? Меня спасла подошедшая официантка в тесном чёрном топе с глубоким вырезом. – Что будете пить, сэр? – Что у вас есть из разливного? Она перечислила. Я выбрал тёмное крафтовое пиво, потом снова повернулся к Кайле. К сожалению, она повторила вопрос: – Помнишь? Ту шутку? Что-то про орангутана? Чёрт, не думаю, что слышал хотя бы одну шутку про орангутана за всю свою жизнь – ну, за исключением того места из «Симпсонов», где они пели «Дай руку, доктор Зеус[23]» на мотив «Rock Me Amadeus». – Забыл, – сказал я. Она слегка повела плечами. – Ну, столько лет прошло. Так что с тобой было? Ты женат? – Был, недолго. Развелись пару лет назад. А ты? – Тоже разведена. Живу с дочкой. Ей шесть. – Как её зовут? – Райан. Я кивнул. Одно из имён, которые стали из мужских женскими уже на моей памяти. Я всё жду, когда кто-нибудь из моих друзей назовёт дочь Бастером или Дирком. Официантка вернулась с моим пивом. Я поблагодарил её и отпил из кружки. У нас с Кайлой была ссора – и, видать, немалая, раз это заставило её уйти из моей жизни на двадцать лет, – но я её совершенно не помнил. Может быть, ей было за что на меня обозлиться, – может быть, она возвела на меня ужасную напраслину, но раньше это было как-то понарошку и не пробирало меня до печёнок. – Кайла, – сказал я. – То, что случилось тогда, ну, ты знаешь. Я просто хочу сказать, что очень сожалею об этом. Несколько мгновений она смотрела на меня, словно ища что-то в выражении моего лица. Потом чуть-чуть склонила голову. – Спасибо, Джим. Я сделал глубокий вдох, затем выдохнул. – Кайла, мне нужна твоя помощь. – Какого рода? – Я, э-э… со мной кое-что случилось много лет назад, где-то за два месяца до того, как мы начали встречаться. Не знаю, рассказывал ли я тебе об этом… – Я ничего такого не помню. – Ну, в общем, я едва не умер. И по-видимому, что-то произошло с моей памятью. Я… мне действительно очень жаль, но до сегодняшнего дня, до того момента, как ты позвонила, я вообще тебя не помнил. – Серьёзно? – Прости. – Тогда зачем ты решил увидеться? Судя по твоему голосу по телефону, ты так обрадовался. – Так и было. Я потерял воспоминания о шести месяцах жизни – с января по июнь 2001-го – и хотел их вернуть. Я надеялся, ты поможешь заполнить какие-то пробелы. Сегодня я прочитал твои старые имейлы и… – Ты их сохранил? – ошеломлённо спросила она. – Да, распечатки некоторых из них. Она отпила вина, потом осторожно поставила бокал на стол, словно опасаясь, что он опрокинется. – Это объясняет, почему я от тебя ничего не слышала все эти годы. – Прости. Мимо проплыла официантка. Кайла проследила за ней взглядом – возможно, чтобы не смотреть на меня. Когда официантка исчезла из виду, Кайла упёрлась взглядом в скатерть. – Я о тебе гуглила иногда, – сказала она. – У тебя неплохо шли дела. – Спасибо. – Небольшая пауза. – Мне не даёт покоя одна деталь, – снова заговорил я. – Многие из тех имейлов заканчивались числом: две целых, девять десятых. Что оно означает? Внезапная короткая улыбка – приятное воспоминание? – Ты и правда потерял память, да? – Она залезла в свою сумочку и вытащила шариковую ручку. Затем подтянула к себе салфетку. – Знаешь, как на языке смайликов обозначается любящее сердце? – Она написала: «<3». – Да? – Это знак «меньше», за которым следует цифра три, видишь? А что меньше трёх? Две целых, девять десятых. Такой вот милый способ сказать то же самое. – Ха! Никогда бы не додумался. Она снова улыбнулась; в этот раз в её улыбке, несомненно, была теплота. – Именно так ты и сказал, когда я объясняла тебе это в первый раз. – То есть… прости, конечно… то есть мы были… влюблены? Её глаза снова обежали зал, хотя в этот раз не на кого было смотреть. – Кто знает? Мне тогда казалось, что да, но мы были практически детьми. Я снова отпил пива. – Да уж. Подошла официантка принять наш заказ: очень вовремя, это помогло прервать неловкий момент. – Что будете есть? – спросила она. – Стейк-сэндвич, – ответила Кайла. – С кровью. С салатом «Цезарь», пожалуйста. – А вы? – Веганские роллы, – сказал я. – Хорошо, – ответила она и уплыла восвояси. Кайла вскинула брови: – Веганские роллы? Тебе же всегда нравился хороший стейк. Она была права, но так было до того, как я прочитал Питера Сингера. Самый известный современный утилитарист, Сингер написал, среди прочих, книгу «Освобождение животных», которая запустила целое движение за права животных. Если люди способны оставаться здоровыми, питаясь одними растениями, то небольшое увеличение счастья, которое может проистекать от ощущения вкуса курицы или говядины, никак не может компенсировать боль и страдания животных, выращенных или забитых в изуверских условиях.